ловушек. И таким количеством потенциально взрывоопасных объектов, которые не видел, наверное, ни один спёр за свою жизнь. Потому на этом поле действительно очень нужны профессионалы, с этим не поспоришь. У каждого война своя. Просто…
Просто для неё сражение с флагманом “Танатос” случилось только вчера. Весь этот ужас, все эти смерти, все эти сожжённые дотла планеты — на фоне этого сложновато вовремя прикусить язык. У неё не получилось.
Агенор, впрочем, предпочёл не заметить язвительного тона.
— Да, на войне как на войне, миледи. Так что, стоит мне озадачить свою умницу-помощницу? Я считаю этот вариант предпочтительным, если честно. Предпочёл бы, чтобы имя вам выбрал профи.
А вот это уже откровенно пугает.
— Вы же не собираетесь сделать меня публичной персоной?
— Нет, но надеюсь поставить вас командиром на одно из особенно интересных текущих направлений. И разумеется, про вас заведут небольшой вирт-блог — куда же без этого в наши просвещённые времена? Гвада должна знать своих героев. Она особенно остро нуждается в них прямо сейчас.
— Когда почти все настоящие герои стали космическим мусором или кормом для червей, но неуёмному патриотизму нужны живые примеры и символы?
— Я бы выражался не так категорично, но по сути… Да, вы правы. Вы ведь сами работали в этой сфере и знаете, как играть в подобные игры. Я, надо сказать, хорошо вас помню ещё по цветочным временам. Да и вы, уверен, ещё не забыли парня под ником Галилео48. Интересные были времена, м?
Она неожиданно для себя самой рассмеялась. Просто хохотала — и никак не могла остановиться.
Агенор спокойно ждал, как будто это было самым обычным делом.
Право, они действительно оба знали, как играть в такие игры.
— Ладно, — сказала она, успокоившись, — хочу что-то, что косвенно напоминало бы… Может, что-то про цветущие яблоки. Или просто что-то, что эта ваша гениальная пиарщица сочтёт в равной мере ироничным, символичным и уместным.
— Отличное описание, я передам. Что планируете делать со внешностью, если не секрет?
Она покосилась на своё отражение в ближайшей хромированной поверхности. Заживляющие наниты сделали свою работу, но никаких указаний по поводу внешности медицинскому искину не поступило. Потому лицо её сейчас было почти полностью скрыто под отметинами ужасных шрамов.
— Да ничего, — признала в итоге она. — Просто пусть сотрут все опознавательные знаки и проследят, чтобы рубцовая ткань не мешала жить. В остальном то, что есть, меня полностью устраивает.
Бровь Агенора поползла вверх.
— А вы… интересный человек, леди. Возможно, я понимаю, почему в вас мог влюбиться юный наивный бог.
— Достаточно. Вы устроите это для меня?
— Разумеется. У меня есть все причины думать, что моему пиарщику это понравится. Она любит такие повороты сюжета.
“А вы, очевидно, любите её,” — отметила для себя она.
Но вслух озвучила другое.
— Очень весело, ваше высочество. Но позвольте задать вопрос: мне показалось, или вы упоминали, что у вас есть работа для меня? Причём даже несколько вариантов?
— Верно. Я сброшу информацию вам на вирт, заодно опробуем новые настройки. Пока наниты будут работать над вашим новым милым образом, я пришлю вам всю необходимую информацию о возможных заданиях. А теперь — простите, дела не ждут.
И он оставил её одну. А ещё спустя каких-то несколько минут благополучно вернулись медтехники, начиная подготовку к переформатированию внешности.
*
Наниты работают безболезненно, потому в случаях, когда основные повреждения уже исцелены, нет никакой нужды отключать пациента — при условии, конечно, что пациент не склонен к панике и спокойно отнесётся к тому, что ему, например, извлекают глаза из глазниц.
После всего пережитого она поймала себя на том, что крайне спокойно относится к подобным вещам. Можно сказать, равнодушно относится.
Потому она устроилась практически с комфортом, переключилась на внутреннее зрение и принялась просматривать своё возможное будущее.
Решение, впрочем, не заняло слишком много времени.
“Мой принц.”
“Так быстро! Рад получить от вас весточку, миледи. Итак, как я понимаю, вы сделали выбор?”
“Думаю, мой выбор очевиден. Система десять.”
“Самое опасное из заданий с минимальным шансом вернуться?”
“И максимальной пользой для Гвады в случае успеха. Да, всё верно.”
Она не могла видеть, но смогла всем своим существом ощутить его довольную улыбку.
“Рад, что не ошибся в вас. И да… с Днём Рождения, леди Авалон.”
Отступление 2. Блюз для предателей
*
Пластинка крутилась в старинном проигрывателе, рождая на свет старую, знакомую до последней ноты музыку.
Тягучий голос одного из королей блюза 60-х годов двадцатого века Земли Изначальной ("с тех пор не написали ничего лучше, и даже не смей со мной спорить на этот счёт!") распространялся вокруг вопреки всем законам физики и здравого смысла. Музыка плыла по террасе, и путалась в обломках некогда прекрасного дома, и дальше растворялась в пустоте космоса, в которой висел осколок некогда прекрасной планеты.
В настоящем космосе нечто подобное было бы просто невозможно, разумеется. Но вирт на то и вирт, чтобы воплощать самые невозможные желания.
Тут бессильные становятся сильными, задроты — супергероями, непопулярные девочки — королевами… А живое оружие может, например, полюбить и создать себе дом.
Не считая того, конечно, что это всё — самообман и ложь. За которую рано или поздно придётся очень дорого заплатить.
Он это знал. Он понимал, что этот обрывок прошлого нужно уничтожить беспощадно. Но он не смог, как раньше не смог своими руками убить её. Так что теперь это была только его личная планета.
Тут не росли баобабы, которые следовало бы выкорчевывать, уподобившись мальчику со звёзд. Тут вообще ничего не росло, собственно, кроме куцего соснового бонсая, отчаянно вцепившегося корнями в остатки своего горшка.
Это был просто обломок скалы, плавающей в виртальном космосе. Тут не осталось ничего, кроме пары садовых кресел, вечно полного чайника — и музыки. Её любимой музыки.
Тут он мог себе это позволить немного свободы, хотя бы в память о ней.
Его личная планета.
Он сам не знал, зачем сохранил её, для чего настоял на этом. Но возможно, по той же самой причине он не заблокировал вход со знакомого вирта. Он устремился навстречу, сам не зная, чего чувствует больше — горечи, злости… или отчаянной, сбивающей с ног надежды.
— Должен признать, отличная музыка, — сказал незваный гость небрежно. — У неё был хороший вкус.
Танатос медленно встал и подошёл, нависая над элегантным щеголем, как скала: теперь,
