Вот такая у меня теория. Её, как и учит марксистско-ленинская философия, я поверяю практикой. То есть самим собой в первую очередь, но теперь подключаю команду. Посмотрю, как и что у них получится.
А пока смотрим голландцев. Здесь их много, и всё лучшие.
Походили, посмотрели. Полтора часа — и довольно. Во всём нужна мера.
Да и график…
Надежда договорилась о встрече с коммунистической молодежью Австрии. Сегодня. В дискуссионном клубе Венского университета.
И мы пошли в дискуссионный клуб. Но прежде пообедали в «Балдуине», поскольку дискуссии на голодный желудок имеют обыкновение обращаться в свару. А зачем нам свара?
Венский университет… Да… Была великая мировая держава, а теперь — маленькая. Нейтральная. А университет остался прежний. Университет великой державы. Только лауреатов Нобелевских премий в области медицины — пятеро, последний, Лоренц, получил её, премию, в прошлом году. А когда последний раз Нобелевскую премию получил выпускник ли, преподаватель ли нашего Черноземского института имени Николая Ниловича Бурденко?
Однако величие Венского Университета восхищало, но не подавляло. За ним, за Венским Университетом прошлое и, отчасти, настоящее. За нами — будущее. Нет премий? Будут премии, дайте только срок.
И мы пришли в студенческий дискуссионный клуб с высоко поднятыми головами. Ну, просто пришли, если честно. Головы у нас всегда подняты, если не ищем грибы или оброненную вещицу. Мы комсомольцы, а не какие-нибудь попрошайки.
Дискуссионный клуб проводил свое заседание в небольшой аудитории, человек на сто. И заполнена она была на две трети, не больше. Ну что ж, будем работать с тем, что есть.
Тема моего доклада звучала так: «Шахматное состязание как проверка эффективности мышления в условиях, близких к боевым». Знай наших!
И начал свой доклад я классически:
— Предмет моего доклада — эффективное мышление шахматиста. Что такое, товарищи студенты, мышление шахматиста? Это человеческая мысль, облеченная в логическую шахматную форму. Даже с ничтожными силами можно овладеть всей доской. Всё зависит от эффективности мышления каждого индивидуума в отдельности. Например, вон тот блондинчик в третьем ряду. Положим, он играет хорошо…
Блондин в третьем ряду, как по заказу, зарделся.
— А вон тот брюнет, допустим, хуже.
Все повернулись и осмотрели также брюнета.
— Что же мы видим, товарищи? Мы видим, что блондин играет хорошо, а брюнет играет плохо. И никакие лекции не изменят этого соотношения сил, если каждый индивидуум в отдельности не будет постоянно повышать эффективность собственного мышления!
Но шахматы — это лишь модель. Эффективное мышление дает преимущество во всех отраслях человеческой деятельности. Так, используя эффективное мышление, можно предмет, требующий, к примеру, триста часов изучения, усвоить за сто часов, а остальные двести потратить либо на углубление и расширение знаний о предмете, либо для изучения иных предметов. Известны случаи: университетский курс человек осваивал за два года, как, например, вождь мирового пролетариата Владимир Ленин или нобелевский лауреат в области медицины Илья Мечников. Оба они обладали умом поразительной остроты, оба они вошли в историю. Вот пример эффективного мышления… — и в таком духе я продолжал двадцать минут. Двадцать минут — это регламент, о котором предупредили меня заранее.
Под конец я сказал:
— Говорить легко. Сделать трудно. Но мы делаем. Результат наших усилий можно увидеть уже завтра, в Доме Железнодорожника, где проходит Венский Шахматный конгресс. На шахматном поле без подвохов: правила одинаковы, силы одинаковы, время одинаково. Побеждает тот, кто думает эффективнее.
Потом пошли вопросы. Сначала по сути. Спросили, как и кого мы готовим.
Я рассказал о шахматной школе «Ч». Но ведь есть шахматная школа Ботвинника, сказал знаток. Шахматная школа великого советского шахматного чемпиона Михаила Ботвинника, — ответил я, — если упрощённо, ставит задачей юного мастера спорта или игрока близкой к этому квалификации сделать гроссмейстером. Наша задача — любого паренька или любую девушку посредством шахмат научить мыслить эффективно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я даже продиктовал адрес школы «Ч». Если заведётся пара-тройка зарубежных учеников — делу на пользу.
— Как вы относитесь к высылке Солженицына? — вдруг спросила девица из первого ряда.
— Никак. Я не имею к этому отношения.
— Но я хочу знать ваше мнение по поводу высылки великого русского писателя.
— Мдя… Вопрос к залу: кто сумел прочитать любое произведение Солженицына дальше десятой страницы, прошу поднять руку.
Никто не поднял.
— А вы? — обратился я к вопрошающей.
— Дело не в том, что он пишет…
— Позвольте. Для писателя дело именно в том, что и как он пишет. В отличие от вас, я Солженицына читал, и мне Солженицын не понравился.
— Что вы читали?
— «Один день Ивана Денисовича», «Матронин двор», «Для пользы дела». Эти произведения были опубликованы у нас общим тиражом около миллиона экземпляров.
Число произвело на аудиторию впечатление.
Я продолжил:
— Тогда я не владел методой эффективного мышления, и был к книгам нетребователен: все читают, и я читаю. Но мне не понравилось. Я не эксперт в области беллетристики, просто скажу — мне было неинтересно. А тратить время на неинтересные произведения, когда вокруг много произведений интересных — глупо. Я так думаю.
— Но весь мир возмущён его высылкой!
— Давайте за весь мир не расписываться, у вас нет таких полномочий. Вот вы, лично вы — возмущены?
— Да! — с вызовом сказала она.
— Куда, простите, его выслали?
— В Германию. В свободную Германию, — уточнила девушка.
— И что, там очень плохо, в этой Германии?
— Там очень хорошо. Во всех смыслах.
— Тогда что вас, собственно, возмущает? Человек оказался там, где очень хорошо во всех смыслах — так порадуйтесь за него. А вы почему-то возмущаетесь.
— Я не этим возмущена. Я возмущена тем, что вы не возмущены.
— Понимаю, вас заботит симулякр. Но толковать о симулякрах бессмысленно, мы только отнимаем время и у себя, и у других. Ещё есть вопросы?
Вопросы кончились. Меня поблагодарили сдержанными аплодисментами: видно было, что симулякр смутил их. Я так и читал на лицах: «Симулякр? Должно быть, французское слово. А чёрт его знает, что оно значит! Ещё хорошо, если только мошенник, а может быть, и того ещё хуже». Это я удачно ввернул, симулякр-то. Естественники и сникли. Философы, те знают. Но тут не было философов. «Я возмущена тем, что вы не возмущены», надо же.
Мы шли по улице, переживая встречу. Ну что, коммунистическая молодежь, как коммунистическая молодёжь, одна провокаторша погоды не делает. Но что они, сговорились, что ли? На турнире про Пахмана, в университете про Солженицына.
А и очень может быть, что сговорились. Ну и ладно.
Мы решили сходить в кино. На фильм «Live and Let Die». Посмотрим на хвалёного Джеймса Бонда…
Посмотрели. Ну почему, почему, почему у нас не снимут подобную чепуху? Крокодилов мало? Так можно резиновых наделать. Или деревянных. Чепуха, она чепуха, но ведь забавная.
Идею вновь посетить Griechenbeisl отвергли. Ну, как и там привяжутся, теперь уже с Сахаровым? Два раза удалось отвертеться, и довольно. Нечего испытывать судьбу. Два раза в один ресторан не ходим.
И мы пошли в скромное кафе «Прогулка на мосту». Ужинать. Без музыки и пения.
Глава 19
16 марта 1974 года, понедельник
В ВЕНЕ ХОРОШО, А ДОМА ЛУЧШЕ
Вот и середина марта настала. Весна, а холодно. Морозно. Минус шестнадцать на термометре утром, когда я выходил из дому. Сейчас, думаю, мороз послабее, минус четырнадцать или даже тринадцать. Но ветер. Не сильный, но чувствительный, при таком-то морозе. Из Арктики пришел холодный воздух, и много. Синоптики обещают, что через недельку потеплеет, а к началу апреля и вовсе вернется к норме.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
