— И дорогие джинсы?
— Разные. Американские подороже, индийские подешевле. Мы со студентами общались. Студенты предпочитают европейские джинсы. Или даже индийские, тайваньские, Гонконг.
— Почему?
— Там не очень любят Америку. И тайваньские дешевле раза в три-четыре. Там деньги считают — ого!
— А с виду?
— А что с виду? Джинсы, они в моде потертые, линялые, даже с заплатками. Прямо с фабрики — с заплатками. Мода на обноски, в общем. А обноски и есть обноски, что индийские, что американские.
— А почему они американцев не любят?
— А кто их любит, американцев? Агрессоры. В Австрии их сейчас почти нет, Австрия нейтральная, а в Западной Германии, вообще в НАТО американцы как дома. Хозяйничают. База на базе. Ну, и бомбили Вену они сильно в войну. Бомб сбросили больше, чем на Хиросиму.
— То война. Австрия, она ведь врагом была. Частью Германии, — сказал Шишикин.
— Кто ж спорит. Только бомбили они не в сорок первом, не в сорок четвертом даже, а весной сорок пятого, и бомбили не войска, а города. Чтобы после победы нашей армии достались развалины.
Надежда хорошо подготовилась, попробуй, срежь!
Но никто и не пытался. Просто перевели разговор на уровень попроще.
— А с товарами там как? — начала Семенихина.
— С товарами там хорошо.
— А с книгами? — продолжил Игнат.
— Это ты у Чижика спрашивай. Он книги покупал.
— Покупал? Какие? Фантастику, детективы?
— Стану я детективы из Вены везти, ага, разбежался и прыгнул.
— Ну, а что?
— Учебники, конечно. Ну, вроде. По которым они учатся на медицинском факультете. Физиология, терапия, курортология. Это Надя с ними, со студентами, задружила, ну, и список составила.
— И дорогие… учебники?
— Дороже джинсового костюма. Каждый.
Джинсовые костюмы в Чернозёмске продавали, начиная с трехсот. А новый, неношеный, запечатанный и побольше. Много побольше.
— А посмотреть дашь?
— Это ж учебник. Его каждый день читать нужно. А посмотреть, почему не посмотреть. Вот и на Луну каждый посмотреть может.
— А откуда в Австрии учебники на русском языке? — Зайцева глядела в корень
— Почему на русском, на немецком.
— А… На немецком… Шпрехен зи дейч, Иван Андрейч… — интерес тут же угас. И пошли разговоры о тряпочках и о косметике.
Вот и славно. Пусть поговорят. От души. Тряпочек девочки кое-каких прикупили, косметику тож, ну, а учебники брали общим решением. Не потому, что немецкие, австрийские, швейцарские учебники лучше наших. А просто нужно же знать, что и как за границей. Ну и да, лучше. Система. По параграфам. А, главное, привязка ко времени. К сегодняшним данным. Дело выглядит так: разного рода исследователи, закончив ту или иную научную работу тридцать первого декабря, к примеру, семьдесят второго года, пишут статьи. В апреле-мае семьдесят третьего их публикуют научные журналы. Профессора, авторы учебников, читают немецкие, английские, французские журналы, творчески перерабатывают и включают в новый учебник, который пишут месяца за три. Там медлить некогда, капитализм. Кто не успел, тому на выход. Написали, допустим, первого ноября. И в издательство. Там просматривают, что-то, может, редактируют, и пятнадцатого декабря сдают в типографию. И в январе семьдесят четвертого года битте, пожалуйста — учебники в продаже. Хоть и по конской цене, но всё самое современное в них есть. А ученые тут же начинают писать новые отчеты, журналы публиковать новые статьи, профессора писать новые книги — и так из года в год.
А как у нас? А у нас — это мне Лиса рассказывала, у неё брат в заочной аспирантуре, — у нас закончат исследования тридцать первого декабря семьдесят второго года, и берутся за статьи. Но не сразу. С раскачкой. К маю семьдесят третьего напишут, пошлют в журнал. Там таких статей много, но, допустим, к сентябрю ответят — хорошая статья, берём. Опубликуют в январе уже семьдесят пятого года, потому что очередь. Пока январский журнал дойдет до нашего профессора, уже и весна. А за весной лето. Он журнал внимательно прочитает, ну, и другие журналы тоже, и начнёт думать. Только языками наш профессор владеет разно. Иногда только немецкий, иногда только английский, а иногда только русский. Да и журналы запросто не выпишешь, вот как я с «Фольксштимме». Нет их в каталогах. И валюты у профессора нет, и вообще… не так это просто. Ладно, и в наших журналах много интересного. Значит, засядет наш профессор писать учебник. Год пишет, другой пишет, на третий написал. Отдал в издательство — а на дворе семьдесят восьмой! Издатели посмотрели, почитали отзывы рецензентов, и говорят — отлично, берем! Ставим в план! На восьмидесятый! И вот в восьмидесятом году, ближе к декабрю, из типографии выходит учебник нашего профессора. Иллюстрации, правда, блеклые, но ничего. Видно, если приглядеться. Только те данные, что у венского профессора в учебнике за семьдесят четвертый, у нашего появятся в году восьмидесятом. Конечно, наш профессор сложа руки не сидит, рассказывает новое на лекциях, да только нас вот с лекций сняли, встречать делегацию Мали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
А почему так? Никакой загадки. Ещё Маркс приводил слова Даннинга, что при десяти процентах прибыли капитал согласен на всякое применение, а при пятидесяти готов себе голову сломать. А уж наладить издательское дело и подавно. Книги и журналы стоят недёшево и приносят большую прибыль, вот капитал и мастерится: не хватает бумаги — купит, не хватает машин — купит, не хватает работников — наймёт, но чтобы прибыль шла, а лучше — бежала. К нему. А у нас журналы и книги стоят копейки. Буквально. Сорок копеек, шестьдесят, восемьдесят. Рубль — уже дорого, а три — очень дорого. А с копеек много ли корысти? Да и хозяйство плановое, всё распределяется на годы вперёд. Вот и получается очередь в издательствах. Года на два, на три — ещё и хорошо. А то и больше бывает.
И что делать? Делать-то что? Поднять цены, как в Австрии? Чтобы номер журнала стоил пять рублей, а книга — пятьдесят? И кто этот журнал выпишет, шестьдесят рубликов за годовую подписку? Кто книгу купит, особенно если их на год нужно пять или десять?
А как в Вене? А в Вене разно. Студент австрийский идет на жертвы, потому что знает: станет врачом, и всё окупится сторицей. Будет и свой дом, и «Мерседес» в гараже, и много других пряников. А у нас — ну, вон брат Лисы пример. Живет с родителями, братом и сестрой в трёшке, а у него жена, младенчик на подходе. Хорошо, что Лиса пока у Ольги, но не век же ей там быть… Хотя бы потому, что дача-то не Ольгина. Я-то помогу, и деньгами, и вообще, но…
Но.
Кстати, о деньгах. Вчера вечером я подвёл итоги. При своих. Весь гонорар за матч с Кересом ушёл на поездку. Туда, сюда — и ушёл. Нет, не бесследно. Прикупились. Я денег команде раздал, исходя из понимания момента. И как зарплата, и просто. Те же тряпки и косметика, что девочки купили, сдай их здесь в комиссионку, немало денег принесут. А ещё девочки взяли журналы мод. Австрийские, немецкие, французские. Дорогие журналы. Даже по австрийским меркам. Потому что профессиональные. Зато можно шить. То есть заниматься производством, превращая материю и фурнитуру в модные вещи, тем самым создавая прибавочную стоимость. Фурнитуру они, кстати, тоже купили. Антон же затоварился магнитолой. Хорошей. Грюндиг. Меня тоже Грюндиг, только у меня карманный приемник, а у него — капитальная ВЕСЧ! Дома, сказал, за тысячу продам, и год шиковать буду. Глядя на него, задумалась и Лиса. Раз так, я ей тоже денег подкинул, на Грюндиг. Пантера попросила, я и дал. Нужно, значит нужно. На что нужно? А она эту магнитолу брату отдаст. Тому, что с женой и младенчиком на подходе. Брат же магнитолу важному человеку подарит, тот его в очереди подвинет, и будет у брата кооперативная квартира уже в этом году. Таков план.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Не скажу, что мне это понравилось. Не в факте взятки дело, взятка дело житейское. Моральный кодекс строителей коммунизма прекрасен, но кооперативные дома строятся по иному кодексу. Не понравилось, что родные Надежды хотят решить свои проблемы за её, Надежды, счёт. Раз решат, два решат, потом залезут на голову, свесят ножки и начнут погонять — давай, давай, милая!
