— Точно нечем шантажировать?
— Точно, — ответила виновато, — ребята, готово! Подтягивайтесь!
Когда мужики немного насытились, я рискнула спросить:
— А что с тем диверсантом? Поймали?
— А что его ловить? Сам выполз на берег.
— И что вы с ним сделали?
— Объяснили, что девушка замужем и отпустили.
Я оглядела всех с сомнением: — Да ладно. Просто так вот взяли и отпустили?
— Его Роман так придавил, что понятно было, кто муж. И потом, кто-то же должен передать остальным, объяснить, чтобы больше не лезли?
— А они и правда могли сделать меня королевой?
Они переглянулись, и Роман неохотно подтвердил: — Могли. И сделали бы. Но ты совсем ничего не знаешь о том, как можно манипулировать неискушенным, неопытным человеком. Ты была бы марионеткой, тебя использовали бы, а ты бы и не догадывалась. Это добровольное рабство, Настя.
— Что будем делать с Настей? — спросил Юра.
— А что со мной делать? — удивилась я.
— То, что с ней делается, Роман. Откуда этот хвост, волосы? Твои могут помочь, объяснить что-то, научить, подстраховать при случае?
— Сейчас — нет. Я ушел… Ушел совсем, сейчас сам по себе. Законы и правда нужно менять. С отцом тоже… за тот обман. Если бы она была человеком — погибла бы. Он шел на это сознательно. Так что теперь все нужно начинать с нуля. Вся надежда на то золото. Но без связей, без денег, без положения чтобы что-то сделать… это годы, — в его голосе была горечь, в несчастном единственном глазу — печаль. На душе потеплело, я спросила осторожно:
— Ты правда не воспринимаешь меня, как инструмент для достижения цели?
Роман непонимающе смотрел на меня. Я подтянула свой стул вплотную к нему, прислонилась. Его руки сразу сграбастали, прижали меня к себе.
— Ты действительно забыл, что у тебя есть я? Все твои по стойке «смирно» станут, когда я хвост покажу…
В груди шевельнулось непонятное, но неприятное ощущение, меня передернуло. Продолжила:
— Нет, извини — только защищаясь или защищая семью. Это тяжело… морально тяжело. Вам не понять, вы выросли с пониманием своей инакости, или того, что это нормально, а я чувствую себя… мутантом каким-то, выродком. И змей боялась всегда… Ну, тогда просто расскажешь им, что я так могу. А если у нас родится дочка, так вообще… А зачем я умею золото таскать, просто так, по-твоему? Это же чтобы тебе помочь с добычей. А ты Лес защитишь, что-то еще сделаешь. Смысл-то весь в этом? Или в чем тогда? Если во мне после обряда проснулась капля вашей крови откуда-то издалека? Если Лес подтолкнул ко всему этому? Мы не знаем сейчас точно — почему все и как, и я думаю — не узнаем никогда. Ты просто делай, как задумал — твои действия одобрили, понятно же. Кто там из них — Лес, Бог, планета, всемирный разум? И тебя сделали таким, как мне нравится — некрасивым и небогатым, — я лукаво улыбнулась.
Мужики хмыкнули, зашевелились. Роман расстроено провел рукой по лицу, по голове.
— Дурочка, это уже перебор. Что — совсем некрасивый?
— Пока совсем. Потом, конечно, волосы отрастут, шрамы сойдут… Но у нас будут красивые девочки! А вообще — пока жить есть где, деньги на первое время — тоже. Будешь потихоньку все оформлять. Только я думаю, что Лев раньше приползет. Сам думай — прощать или нет, все же отец… тебя спасал. Выживем… А меня Ярослав всему научит. Мы ему за это сосватаем якутяночку, да, братик?
— Через год, — отвернулся смущенно Ярослав, — младшую.
— Так ты ездил? — поразилась я, — а что ж Мышке не сказал?
— Суеты не хотел. Старшая мне не понравилась — слишком норовистая, а Сардана славная, тихая. Мы договорились с ней, что как ей восемнадцать стукнет — я тут как тут.
— Здорово… — зевнула я, — а можно я потом уберу и помою? Сил никаких нет. Почти утро уже. А вечером наши приедут.
Все согласились. Мы потихоньку рассредоточились по дому. Я выключила свет в своей спальне и прильнула к Роману. Он прижал меня к себе и его руки поползли по моему телу. Я сонно пробормотала, отстраняясь и стаскивая шорты:
— Сегодня просто спим. Я тоже очень соскучилась, поэтому обнимаемся. А больше ни на что сил нет. Завтра, ладно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ладно… жена. Распишемся скорее, хорошо? Какие волосы, Настенька, какая дивная красота… Он уткнулся носом в пышную золотую массу. Подхватил меня на руки и уложил в кровать спать. Потом прошептал, прижимая к себе:
— Я влюбился в тебя окончательно и бесповоротно тогда — в буран. Когда ты в Мышкином платье и шерстяных носках суетилась в избе. Теплую воду наливала умываться, полотенце давала, в печи ухватом орудовала. Как во сне был, как в раю. От нежности в глазах туманилось… А помнишь, ты говорила, что золотые волосы тяжелые? Так как?
— У Золотой Волос они были четыре сажени, но она их веса не чувствовала. Потяжелели только один раз — когда жених на другую засмотрелся однажды, — пробормотала я, засыпая, — а пока любил — они все легче становились… и длиннее… все дело в его любви. Я не чувствую их веса…
Тамара Шатохина
Серебряные слезы
Глава 1
— Новая жизнь, новый город, новый университет. Только от тебя теперь зависит — будут ли новые друзья, а то и сердечный друг… в перспективе, — мечтательно улыбаясь, говорила бабушка, доставая посуду из ящика и расставляя ее в шкафчике.
Она так хотела, чтобы у меня все наладилось, моя замечательная бабушка. В общем-то, нормальное желание, я тоже хотела бы, но вот так сразу друг сердечный…
— Бабушка, зачем нам друг? Я понимаю, что ты переживаешь за меня. Не переживай, все будет нормально. Сейчас основная цель — получить образование. Остальное приложится, потом… после. Друг… блин… — проворчала я тихонько, помогая ей.
— А я о чем? Постепенно втянешься, привыкнешь. Сейчас, само собой, сосредоточишься на учебе, это будет непросто — могут аукнуться пропуски. А я обеспечу надежный тыл. Прорвемся, не бойся. Все продумано. И, Маша… Я не для того столько лет старалась привить вам грамотную и правильную речь, чтобы в последнее время, когда тебя уже можно назвать человеком разумным, слышать это «блин», «по фиг», «приколы». Прекращай, — бабушка взлохматила мои короткие теперь волосы, — косу я тебе не прощу… Хватит рассиживаться, давай заканчивать, осталось всего ничего…
Осталось, и правда, всего ничего, а точнее — отгладить и развесить шторы и тюль. Квартира была съемной и бабушка не успокоилась до тех пор, пока в ней не был наведен идеальный порядок. И когда уже поздним вечером мы закончили все дела, то поняли — здесь можно жить. На приготовление полноценного ужина не хватало уже ни сил, ни времени, поэтому просто пожарили яичницу и упали спать, вымотавшись до предела.
А утром я шла в университет. Третий раз с момента смены места учебы. Сначала в процессе оформления, когда приезжала с папой, потом просто пришла ознакомиться с расположением аудиторий, расписанием занятий, переписала имена-отчества преподавателей. Привыкала к нумерации дверей в переплетении проходов, этажей и лестниц. Бродила по почти пустым на тот момент помещениям, осваивалась, посидев на подоконниках коридоров и в спортзале. Он, кстати, не шел ни в какое сравнение с тем, что был в моем прошлом учебном заведении. Там спортзал являлся отдельным зданием, соединенным с учебным корпусом застекленным переходом. Собственно, их там было два зала. И по две раздевалки с душевыми к каждому.
Конец января в этом году выдался снежным и холодным, просто аномально холодным и поэтому мне, как и всем нормальным людям, хотелось скорее попасть в теплое помещение. Топая по ступенькам и ускорившись, обогнала группу парней, не спеша поднимавшихся ко входу в универ.
— О, крошка! Попка, ножки… Покажи личико, Гюльчатай, — глупо заржали сзади… В груди что-то противно дернулось, просквозил холодок страха. Они просто так общаются — одернула я себя. Убогий словарный запас не позволяет грамотно выражать свои мысли — вспоминались объяснения психолога. Сейчас ко мне это не имеет никакого отношения, они просто не умеют иначе, не способны, — успокоилась я окончательно..
