Виконт окинул ее скептическим взглядом и выдвинул последний аргумент:
– Ты все равно не сможешь пройти там в кринолине.
– Об этом не беспокойся. – Ивейн просветлела. – Я даже не распаковывала сундук, который привезла из Англии, он отправился со мною в Марсель. У меня есть мужской костюм для верховой езды. Я переоденусь и легко пройду вместе с тобою.
– Ивейн, ты понимаешь, что я смогу тебя защитить только лишь до определенного момента?
– Я и сама умею за себя постоять. Не собираешься же ты в одиночку сражаться с целой командой контрабандистов?
– Вряд ли внизу мы встретим команду. И к тому же со мной пойдет Филипп.
– О да, конечно. Целое войско – виконт и его камердинер.
– Он был неплохим солдатом, между прочим.
– Он и сейчас неплохой солдат, охранял меня целый день, как верный пес, согласно твоему приказу. Я начинаю уважать его. Но одно объяснение вы должны мне, ваша светлость: отчего мне позволено пить лишь воду и есть только фрукты, и завтрак был очень странным, и принес его Филипп?
– Я… предпочел бы до поры до времени об этом умолчать. – Сезар взял ее лицо в ладони и поцеловал. – Просто доверься мне сегодня. Сейчас я уйду к себе в комнату, а затем приглашу тебя выпить со мною кофе. Ты придешь, мы некоторое время проведем вместе, но кофе пить не будем, тут я тебя обману. Затем мой Филипп и твоя Сюзетт спустятся к ужину и пожалуются остальным слугам, что хозяева плохо себя чувствуют, наверное, не переносят южный климат. Ох уж эти нежные хозяева, скажут наши верные слуги, после чего возвратятся к нам. Как только стемнеет, я пришлю за тобой Филиппа; будь готова к тому моменту. Сюзетт же вели запереться здесь и никого не впускать. Если ты выполнишь это, если сделаешь, как я говорю, я соглашусь, чтобы ты пошла со мной. Но ты пообещаешь слушаться меня и действовать так, как я приказываю. Ты знаешь меня не первый год, дорогая моя, бесценная Ивейн, и знаешь, что я редко поступаю необдуманно. Доверяешь мне?
– Конечно, – прошептала она, – всем сердцем.
Глава 19
Охота на призраков
Часы пробили девять, когда виконт отослал Филиппа за графиней де Бриан; камердинер возвратился в ее сопровождении, и, увидев Ивейн, Сезар на несколько мгновений утратил дар речи. Мужской костюм, подогнанный по фигуре, сидел на графине так, что любой мужчина, если он не полный идиот, должен был немедленно упасть у ее ног и умолять подарить ему хотя бы улыбку. Темные бриджи обтягивали стройные ноги, жилет и короткий черный пиджак подчеркивали тонкую талию и высокую грудь. Ивейн была без шляпы, благоразумно рассудив, что она только помешает, а свои пышные каштановые волосы собрала в узел и закрепила на затылке.
– Графиня де Бриан, – произнес виконт, вновь обретя способность говорить, – я боюсь даже спрашивать, где вы рискнули появиться в таком костюме. Это почти… неприлично. А если я спрошу, и вы скажете, что выезжали в Гайд-парк, мне придется отправиться в Лондон, вызвать на дуэль и убить всех английских джентльменов, которые осмелились взглянуть на вас.
– Английские джентльмены могут спать спокойно, ваша светлость. Я рискнула кататься в этом костюме лишь в уединенном поместье своей подруги, которое находится за пределами Лондона. Если меня кто и видел, то лишь издалека, и принял за мужчину.
– Вы спасли британскую аристократию, моя дорогая. Присядьте пока. – Он продолжил свое занятие, прерванное появлением графини де Бриан: чистку пистолетов. – Филипп, что происходит в доме?
– Все, как вы сказали, капитан. Греары отужинали, и с ними господин де Лёба, о котором на кухне уже шутили, что он, дескать, уничтожает больше, чем остальные гости, вместе взятые. Сейчас все трое сидят в большой гостиной. Господин Симонен был за ужином, когда я громко жаловался на слабое здоровье – ваше и графини, – и ушел сразу после трапезы. Слуги расходятся по своим комнатам, кроме личной горничной мадемуазель де Греар и камердинера господина де Греара – эти ждут хозяев. И еще доставили почту. – Гальенн протянул Сезару письмо. – Адресовано вам.
– Полагаю, переправили сюда, оттого что пометка «срочно». Хм. – Виконт взял послание, ненадолго отвлекшись от пистолетов, и распечатал его. Начал бегло просматривать, остановился, недоверчиво покачал головой и принялся читать сначала. Стояла тишина, лишь долетал до слуха вечный шум моря да потрескивали свечи.
Сезар читал минут десять, а закончив, некоторое время сидел неподвижно. Затем сложил письмо, встал, прошел в угол и спрятал полученное послание в сундук, который и запер. Ивейн следила за виконтом любопытным взглядом.
– Ты не хочешь рассказать, что это за письмо?
– Сегодня, но чуть позже. – Сезар возвратился к пистолетам и, придирчиво осмотрев их, один протянул графине. – Ты умеешь стрелять. Возьми и спрячь.
Она не стала возражать, просто кивнула.
– Теперь мы ждем, – произнес виконт. – Филипп, ступай на балкон и наблюдай за морем; если увидишь огни – сразу скажи. Сомневаюсь, что эти люди решатся раньше полуночи, но и позже незачем – у них поджимает время.
– Что же нам пока делать? – поинтересовалась Ивейн.
– Думаю, мы можем провести эти часы за приятной беседой. Или приятно помолчать.
– Думаю, что воспользуюсь последним твоим предложением, – сказала графиня де Бриан, затем, не снимая сапог, легла на кровать, положила рядом с собою пистолет и закрыла глаза. Через минуту она уже сладко спала, еле заметно улыбаясь. Сезар подошел и укрыл ее покрывалом, а после долго стоял, глядя на лицо, которое снилось ему вот уже три года. Сейчас оно утратило всю свою жесткость и решительность и было лицом нежной, очаровательной женщины. Когда летом пятьдесят третьего года виконт познакомился с Ивейн, первое, что та сделала, – это устроила ему словесную баталию. Она и сейчас не прочь повторить ее при случае. Но вместе с тем…
Именно в этот миг – ни раньше, ни позже – Сезар ощутил особенно остро ту простую истину, что человека любят не за что-то. Он мог любить графиню де Бриан за острый ум, за умение вести разговоры, за едкий юмор, в корне отличавшийся от его, Сезара, юмора и потому так его восхищавший. За красоту, становившуюся все ярче и очевиднее с каждым годом, – Ивейн принадлежала к тому типу женщин, которые с годами делаются только краше. За умение жить так, как ей хочется, и за такую же сильную, как и в его собственной жизни, страсть.
Но он любил Ивейн, потому что она была Ивейн. И этого всегда было и будет достаточно.
Сезар возвратился к столу и долго просидел за ним, ничего не делая, просто размышляя. По комнате гуляли сквозняки, и пламя грозило оторваться от фитилей свечей и улететь вдаль крохотными золотыми светляками. Одна свеча все-таки гасла, плакала восковыми каплями, образующими на подсвечнике длинный сложный узор. Шум моря словно бы увеличился, заполнил комнату, и только тут Сезар подумал, что почти перестал его замечать. Так звуки природы делаются частью тишины.
