Ротов, прослежу за этим. А если какой-нибудь козел вздумает рвануть в бега, того догоню и яйца через ноздри достану. Будете дослуживать кастратами. На хоздворе за свиньями навоз руками подгребать. Поняли, сынки?
— Так точно, товарищ старший сержант, — уныло откликнулись солдаты.
Только с приятелем старший сержант расслаблялся по полной. Он доверял Сергею Пономаренко, как брату. Этим вечером они обсуждали будущее, определенное приказом из Москвы. Столичные стратеги, привыкшие воевать на паркете в теплых кабинетах, предписывали частям морской пехоты в срочном порядке передислоцироваться под Грозный, а оттуда выдвинуться в горные районы Чечни.
Захмелевший Пономарь, вспоминая кадры хроники, увиденные в вечерних новостях, вертел стриженой головой с русым ежиком волос. Вообще-то новости командование части смотреть не рекомендовало. Но в каптерке был спрятан портативный телевизор. Так что «деды» оказались в курсе событий. А события были безрадостными.
В тот год Российскую армию втоптали в грязь.
Тупые генералы отправили на бойню безусых юнцов. На площади «Минутка», возле Дворца Президента, на улицах Грозного факелами пылали бэтээры и танки. В собственной крови захлебывались десантура и мотострелки, а в Кремле грузный идиотического вида старик в окружении генералов с испитыми физиономиями толкал речи о конституционном порядке.
Каптерщик Сергей Пономаренко не хотел восстанавливать какой-то непонятный конституционный порядок. До окончания службы оставалось четыре месяца. А тут обозначилась перспектива отправиться на дембель в цинковом гробу. Об этом и шел разговор под спирт, разбавленный соком черноплодной рябины.
— Нет, драть очко за так я не согласен. Мне чечены по барабану! Пускай шнуркуют по своим горам, овец пасут или нефть консервными банками вычерпывают — мне по фигу, — махая пальцем перед физиономией старшего сержанта, цедил каптерщик. — Я пушечным мясом быть не согласен.
Мармелад разлил спирт по кружкам. Не произнося тоста и не дожидаясь приятеля, выпил, закусил луком.
— А у меня пострелять руки чешутся. Надоело по караулам тягаться. Не служба, а сплошной онанизм. Там… — Мармелад заложил руки за затылок, запрокинул голову, — … в Чечне можно дать чада по-взрослому. Оторваться на полную катушку.
— Не успеешь, боевики башку оторвут, — проглотив свою порцию пойла, заметил каптерщик.
— Не дрейфь, Пономарь. Мы ведь тоже не пальцем деланные. Воевать умеем. Было бы желание. Поменьше бы командиров из Москвы по картам членом водили, и все было бы чики-чики. Мы бы сами с черножопыми справились, — с непонятной злостью матерился сквозь зубы старший сержант.
Спирт делал свое дело. Когда в каптерку заглянул лопоухий солдат-первогодка, оба морпеха уже изрядно накачались. Сверля солдатика пьяным взглядом, Мармелад приказал:
— Зайди.
Конопатый паренек, призванный из Вологодской области, говорил с забавным окающим акцентом. Встав по стойке смирно, отрапортовал:
— Товарищ старший сержант. Вы приказывали из кухни картошки принести.
— Ну, и где картофан? — мрачно спросил старший сержант.
— Так наряд уже отбился. Спит в казарме наряд, — бледнея, объяснил солдатик.
На лице у него отчетливо обозначились веснушки. Каптерщик поднялся и несильно толкнул солдата.
— А чем нам закусывать прикажешь? Портянками, «душок» долбаный? Или из ремней отбивные делать? Вы что, сынки, вконец оборзели? Мы, может, последние дни наслаждаемся мирной жизнью. А вы, сынки, борзеете по-черному.
Покачнувшийся солдатик робко проблеял:
— Никак нет. Я щас подыму наряд. В момент картошечки сварганим. Вы подождите малёк. Я мигом. Я бегом…
Рядовой не спускал испуганных глаз с качающегося на стуле старшего сержанта. Тот с неожиданной благосклонностью махнул рукой:
— Вали, родной. Укладывайся в люлю и никого не поднимай. Завтра все козлы, бывшие в наряде по кухне, получат в грудак. «Дедов» уважать надо, а не кидать, как лохов.
Не веря своему счастью, солдатик выскочил за дверь. До завтра еще далеко. А сегодня можно спокойно выспаться.
Каптерщику такая снисходительность не понравилась. Он увеличил дозу, расплескав часть спирта мимо кружек, нарезал сало и с осуждением сказал:
— Нельзя салабонов распускать. Зачем бойца отпустил?
— А что? — прикладываясь к кружке, спросил старший сержант.
— В пятак надо было вмазать. И наряд на правилку построить. Полегли они спать… — завелся каптерщик. — А нам часто массу давить удавалось?..
— Не часто, — вспоминая первый год службы, помрачнел Мармелад.
Каптерщик, растягивая на груди тельник, развил тему:
— То-то и оно! Гоняли нас и в хвост, и в гриву. Дня от ночи не отличали, зато людьми стали. Нюхнули службы как положено и не загнулись. Жалость в армии самая худшая зараза. Никого жалеть нельзя. Иначе бардак в армии будет. Согласен, Мармелад?
Тяжелый запах спирта, смешанный с запахом пота и табачным дымом, повис в комнате. Раскрасневшийся каптерщик все подливал и подливал.
— Чего молчишь, товарищ старший сержант? Не врубаешься в мыслю?
— Насчет чего?
— Насчет бардака в армии.
Мармелад усмехнулся, показав ряд белоснежных зубов:
— Дурак ты, Пономарь.
— Это почему?
— Мы завтра с этими пацанами воевать отправимся. Сегодня ты его дрючишь, а завтра он весь автоматный рожок тебе в спину засадит. Или гранату под ноги метнет, и поминай как звали.
Каптерщик отрыгнул и, подняв осоловевшие глаза, сказал:
— Вот поэтому я и не хочу отправляться на войну. Там все равны. Пуля не разбирает, кто ты — офицер или солдат. Всех без разбора валит.
Разглядывая лежавшие на столе скудные остатки пищи, старший сержант неожиданно предложил:
— Слушай, хорош пургу гнать! Не сегодня-завтра отправка. Погрузят в эшелон и на войну. Давай вместо этих гнилых базаров рванем в самоволку. На прощанье гульнем как положено. Может, мокротелок каких-нибудь снимем. Перепихнемся. А то ведь на войне яйца оторвать может.
Приятель громко расхохотался:
— Ну ты мастер загибать. А идея ништяк! Надо проветриться.
В самоволки приятели время от времени ходили, хотя замкомвзводу делать это было непросто. Положение обязывало все время находиться в части. Но сегодня, одурманенные спиртом и расслабленные неопределенностью, морпехи решили гульнуть.
Закрыв каптерку, они вышли в коридор. Уронив голову на тумбочку, дремал дневальный. Проходя мимо, старший сержант ткнул его в грудь.
— Не спи, боец, замерзнешь…
Выйдя на улицу, они обогнули плац. В отдалении светились окна караульного помещения. Взяв курс в противоположную сторону, самовольщики двинулись к складу горюче-смазочных материалов. Там в обветшавшем заборе была прореха, за которой вилась тропинка — прямиком к городским кварталам.
Город подступал к части громадинами многоэтажек и призывно манил огнями.
— А я бы хоть сейчас на гражданку, — мечтательно произнес Пономарь.
— Кому мы там нужны? Щенки детдомовские, — с неожиданной злостью бросил старший сержант.
Чуть поотставший каптерщик сказал:
— Ты не прав. Крутиться надо. Деньгу заколачивать. Будут бабки, и все проблемы — побоку. Бабки — это сила. Пока мы в казарме чалимся, конкретные пацаны капусту рубят. Кто на «меринах» гоняет. Кто дома строит или на
