Да будет так, и да свершится то, чему суждено быть!
Я прочитала этот короткий отрывок несколько раз и поняла, что он был как будто бы написан мной, но не той мной, которая сидела сейчас за столом в едва реальной комнате своих мыслей, а той мной, которая тысячелетия назад, охваченная порывом какого-то вдохновенного прозрения может быть говорила эти слова в ночную мглу, раскрашенную бликами факельных огней. Я ясно увидела себя, живущей в том исчезнувшем мире и рассмотрела странные узкокостные фигуры полумифических людей, которые умерли не оставив после себя ни наследия, ни воспоминаний.
Я услышала, как открылась входная дверь, как он вошел в комнату и встал за моей спиной, но не могла ни обернуться, ни пошевелиться — так сильна была магия этих строк, нашептывающих мне рассказы о моей прежней жизни среди песков ныне забытого мира.
— Ты сильно задумалась, — сказал он и положил руку мне на плечо. — Что ты читаешь? А, мою книгу. Я рад, что уходя оставил ее здесь, раскрыв на этой странице. Ну и как тебе этот текст? Что ты об этом думаешь?
Я помедлила с ответом, а потом сказала:
— Знаешь, я вспомнила себя в какой-то очень древней стране. Там странные одежды и непонятные дома.
— Расскажи мне об этом, — сказал он, садясь в кресло.
— Люди, которые населяют эту страну черноволосые и узкокостные. Их фигуры как будто бы вытянуты, хотя они и не особенно высокого роста. Там довольно жарко и они очень интересно одеваются. Хотя, правда я рассмотрела только то, в чем была одета сама. Представь себе три длинных куска белой материи, два из которых перекинуты через плечи так, чтобы они образовывали платье с четырьмя разрезами, а третий лежит на груди подобно тунике, повисая сзади двумя свободными концами. Возможно, что весь этот наряд чем-то подпоясан, хотя чем, я не могу точно сказать. На голове у меня нечто вроде золотой диадемы, а волосы сплетены в какие-то необычные косы. В общем-то, я увидела слишком мало для того, что бы на этом основании выстраивать какой бы то ни было упорядоченный рассказ. Могу сказать только, что я там была какой-то высокопоставленной особой. Да, и вот еще что. Я увидела себя в помещении, которое напоминало детскую постройку из кубиков. Знаешь, если поставить двенадцать кубиков — по три в каждый угол, а сверху накрыть их книгой. Представ себе только, что все это сделано из громадных каменных глыб, и посередине всего этого стоит каменная кровать, похожая по форме на высокое надгробие. Она покрыта какой-то тканью, а все это помещение освещено факелами, воткнутыми в крепления на стенах. Вот видишь, — грустно добавила я, — не очень-то и много я смогла тебе рассказать. А что вообще это за текст, и как ты сам оцениваешь его содержание?
— Это написала одна женщина под впечатлением от мысленной встречи с Египтом. Ее эмоции не имеют ничего общего с твоими воспоминаниями, но, тем не менее, они перекликаются, так как на первый взгляд относятся к миру единых моралей и ценностей.
— А что ты думаешь по поводу этих моралей?
— Они не так страшны, как могут показаться на первый взгляд.
— Но ведь ты сам говорил, что месть и жестокость это плохо с любых точек зрения, а тут говорится о том, что прощение вновь и вновь будет плодить горести. Как это понять? Объясни мне все это подробно, как ту притчу.
— Хорошо, — сказал он, закуривая сигарету, — я объясню. Итак, это текст-ребус. Его нельзя воспринимать буквально, потому что он, по сути, является завуалированным призывом к борьбе со своими внутренними врагами и страхами. «Месть была там высшей добродетелью, а зло было прелюдией к величайшим делам» — так никогда не напишет тот, кто действительно разделяет эту точку зрения. Может быть, конечно, для языческой страны две-три тысячи лет назад это звучало бы вполне актуально, но повторяю тебе, что данный текст современен нам, и разбирая его смысл нельзя об этом забывать. Она говорит в нем о том, что это мир ее прошлого, подразумевая под этим одновременно свое собственное прошлое, в котором было много поводов для мести и зла. Затем она пишет, что это было так давно, что казалось бы все должно было быть погребено под песками времен, но ее «память нетленна» и не дает ей забыть того, что ей причинили очень много горя и обид, и что в ее сердце страх занимает главенствующие позиции. Она хочет это забыть, пытаясь пройти известный путь очищения через прощение, но он не приводит ее к желанной цели. Тогда она мысленно находит силы, чтобы стать выше, чем все перенесенные ей испытания, и своими кумирами делает «стойкость, власть, могущество», которые, как она помнит, неоднократно выручали ее в былых сражениях. Однако ее стойкость — это стойкость к жизненным неудачам, ее власть — это власть над своими слабостями и страхами, ее могущество — это могущество в мире собственных чувств. А далее она повторяет, что «лишь они могут дать ей силы», чтобы она смогла возродиться уже в новом качестве, «царственная как прежде», то есть вновь поверившая в свои уже почти забытые силы. Но для нее это уже будет мир, в котором она будет окружена новыми людьми и новыми ценностями, которые будут помогать ей жить, не отбрасывая ее назад в пучину слабости и страха. И, кроме того, под самый конец она говорит о том, что изменившись, она сможет как бы родиться для новой истиной любви, и все это представляется ей единственно возможной развязкой в истории ее жизни.
— Но почему ты так уверен, в том, что она думала именно так, когда все это писала? — спросила я удивленно.
— Я как раз уверен в обратном, — ответил он смеясь. — Когда она писала все это, она думала лишь о Египте, но ее мысли, те которые на самом деле овладевали в этот момент ее душой, просачивались на бумагу и прятались среди строк.
— А откуда ты так хорошо ее знаешь? Ты что же, с ней знаком?
— Нет, я просто тешу себя надеждами, что хорошо понимаю все то, что она хочет сказать. А кстати, — продолжил он, переводя разговор на другую тему, — ты давно меня ждешь? Кажется, я не очень долго отсутствовал.
— Да нет, — ответила я, вставая из-за стола и ходя по комнате, — я пришла совсем недавно и все это время читала твою книгу. А что ты предполагаешь сейчас делать? Может быть съездим куда-нибудь?
— Нет, к сожалению, я должен находиться дома и ждать звонка, так что предлагаю тебе посидеть здесь и немного поговорить, тем более что на улице идет дождь, да и время уже достаточно позднее.
— Да, ты прав, — сказала я, подходя к окну и рассматривая струи дождя играющие по серым, отражающим вечернее небо, лужам.
— Ты, кажется, хотела рассказать мне о той жизни, в которой мы знали друг друга, но не остались вместе?
