«Стреляйте, Ватсон, стреляйте!» – всплыл в памяти занятный эпизод из далекого детства, из тех полузабытых лет, когда Миша только-только начинал знакомиться с приключениями Великого сыщика и его друга. Жил он тогда с родителями в общежитии: длиннющий из конца в конец большого многоэтажного здания коридор с рядами дверей справа и слева. Общежитием это жилье было только по названию. Только за двумя-тремя дверьми этого коридора жили одинокие молодые люди, получившие свое койко-место наряду с другими своими соседями по комнате. Во всех прочих отсеках обитали семейные пары, значительная часть которых уже успела обзавестись детьми, – вероятно, как раз наличие в семье детей было одним из важных обстоятельств при решении вопроса, давать ли такому-то комнату в этом общежитии. Каждый вечер описанный коридор просто кишел детьми. Высыпавшие из своих комнатушек одновременно двадцать, а то и больше малолетних жильцов обоего пола и разного возраста – от самых старших, к которым относились и Миша со своим закадычным и неразлучным другом Сашкой Писаховым, до тех, которые только что начали ходить, – играли и развлекались как умели. Собирались в кучки и что-то запальчиво обсуждали, с воплями бегали друг за другом, пинались и плевались, баюкали кукол, секретничали, пересмеиваясь и подмигивая, гоняли по коридору на трехколесных велосипедах, уворачивались от то и дело распахивавшихся в коридор дверей, боролись, обнимались, дразнились… Естественно, вся эта возня сопровождалась непрерывными криками, топотом, шумом, гамом, смехом и плачем, визгом, победными кликами. Вдруг, заметив высунувшуюся из-за ящика крысу (а крыс в здании было не меньше, чем людей), дети – все как один – спешно вооружались палками и дружно гнали испуганного зверя, перебегавшего от одного ящика к другому, причем охота эта сопровождалась такими истошными воплями, что часть заинтересовавшихся родителей высовывалась-таки из дверей, чтобы выяснить, что там их отпрыски затеяли. И так было из вечера в вечер, за редкими исключениями. Как выдерживали подобную пытку и не сходили с ума жившие в этом бедламе взрослые, сегодня уже плохо понятно. Миша, по крайней мере, сам недоумевал, почему их бесконечные вопли и мельтешение под ногами у взрослых сносились теми безропотно и не пресекались самым суровым образом. Сам он такого уже бы вынести не смог, но предыдущее поколение, недавно прошедшее через войну и прочие радости той эпохи, относилось к неизбежной детсадовской возне и галдежу с завидным смирением.
Так вот. Врезавшаяся в память картинка из той «общежитской» жизни. Мише было лет десять, и в тот день они с уже упомянутым Сашкой сидели на полу в Мишиной комнате и тихонечко играли: лепили пластилиновых солдатиков и их вооружение. Комната была довольно большая – метров двадцать, – так что от окна, около которого они устроились, до расположенной напротив двери в коридор было метра четыре. Они были одни, и тишину в комнате нарушало лишь их дружное сопение и редкие обращенные друг к другу замечания. Взрослые где-то отсутствовали, в коридоре тоже было пусто и тихо в это послеобеденное время, когда взрослые еще не пришли с работы, а дети либо играли на улице, либо находились в школе (если учились со второй смены) или в детском саду. Вдруг эту благостную тишину и спокойствие нарушил какой-то посторонний звук – приятели одновременно насторожились и замерли. Дело в том, что звук был хотя и негромким, но явно тревожным и даже угрожающим; что-то вроде еле слышного – но от этого не менее страшного – завывания какого-то зверя или сказочного чудовища. Слышал? Что это? Они посидели с минуту, затаив дыхание и прислушиваясь, но звук больше не повторялся. Тихо. Слышно как тикает будильник, но и только. Ребята вернулись к своим занятиям и уже стали забывать о пережитой тревоге, как – через несколько минут – жуткое завывание повторилось и даже стало чуть громче и отчетливее. Теперь они были уверены, что звук им не почудился и что идет он от ведущей в коридор двери. Там, в коридоре кто-то, несомненно, был, и этот кто-то, оставаясь неизвестным и даже загадочным, явно не располагал к более близкому знакомству с ним. Кем бы он ни был, его завывание вызывало бегущие по позвоночнику мурашки – жуткий голосок был у того, кто выл под их дверью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Рассказывая мне эту давнюю историю, Миша сам удивлялся своей (и Сашкиной) отчаянной смелости в описываемой ситуации. Хотя ни за собой, ни за своим приятелем он выдающейся храбрости не замечал – бывало и трусили, излишне, может быть, осторожничали в чем-то; всякое бывало, – но их поведение в этом случае явно свидетельствует об их детской безрассудности и – как ни крути – о несомненной отваге. Обнаружив, что за дверью какая-то жуть, они не полезли под одну из многих, занимавших большую часть комнаты кроватей, зажмурившись и заткнув пальцами уши, чтобы не видеть и не слышать этого неизвестного чудовища, а, не раздумывая и не сговариваясь, направились прямо навстречу опасности. При втором завывании они вскочили на ноги, оборотились к двери – там! – и на цыпочках подкрались к выходу в коридор. Прислушались – тихо. Осторожно приоткрыли дверь и в образовавшуюся щель выглянули поочередно в коридор: в той его части, которая была видна из-за приоткрытой двери, никого не было. Пусто? – прошептал Сашка. Миша кивнул и вновь потянулся выглянуть, чуть пошире отворив дверь. И в этот момент зверюга опять завыл. На сей раз чуть погромче, а главное, где-то совсем рядом. Смельчаки дернулись – чисто инстинктивно, потому что бежать-то было некуда. Но тут Миша понял, откуда идет звук: Радио! Как раз над дверью, на стене висел репродуктор – черный картонный круг с металлическим ободком и небольшой коробочкой внизу с регулятором громкости[9]. Миша вывернул его на полную мощь, и кто-то во весь голос вскричал над ошеломленными приятелями: Стреляйте, Ватсон, стреляйте! – бах… бах… бабах… оглушительные выстрелы, и затем: …Это был огромный мастиф…
Сашка! – завопил Миша еще громче, чем озвучивавший Холмса актер, – Это же «Собака Баскервилей»! Как же мы?… Эх! – Но было, конечно, уже поздно: радио он включил уже в самом конце передачи. Им удалось прослушать только несколько минут из радиоспектакля – основную его часть они уже прозевали, не подозревая, что пока они возились со своими солдатиками, по радио – вот же оно, подошел бы и включил – передавали именно эту вожделенную для них историю про Шерлока Холмса. Громкость радио была приглушена практически до отказа, так что все звуки были не слышны, и только самые громкие завывания пресловутой собаки пробивались через репродуктор и достигали ребяческого слуха. Досада приятелей была неописуемой – ну надо же было такому случиться; что ж мы такие неудачливые! И даже через много-много лет, рассказывая мне эту занятную историю, Миша все еще активно переживал ту детскую досаду и разочарование – ведь счастье было так возможно! – слышалось в тоне его рассказа. Дело в том, объяснял он мне, что незадолго до описанного случая – за год, наверное, до этого – в Мишины руки попала пухлая книжка Конан Дойля с «Рассказами о Шерлоке Холмсе» (отец принес на время, взяв у кого-то на работе). Книга эта произвела на Мишу неизгладимое впечатление, прочитал ее и Сашка (у них тогда всё было общее), вполне естественно, им хотелось продлить это редкостное удовольствие и прочитать другие рассказы о приключениях великого сыщика и его друга Ватсона. Однако, до появления «огоньковского» восьмитомника было еще очень далеко (да и возможность познакомиться с ним Миша получил только в уже совсем взрослые годы), а из доступных на тот момент рассказов про Холмса друзьям оставалась неизвестной лишь «Собака Баскервилей». Откуда-то Мише стало известно о ее существовании, но добыть ее было негде. В те годы вышло несколько однотипных изданий (под редакцией и с предисловием Чуковского), но в одном из них место «Собаки» заняла «Маракотова бездна» – тоже интересная повесть, но с приключениями Холмса и Ватсона отнюдь не сравнимая. Как назло, именно это издание и попало в руки нашим приятелям, а желанная «Собака» еще пару лет оставалась недосягаемой. Прошла она мимо друзей и в виде неуслышанного радиоспектакля. Правда, когда, наконец, Миша дорвался до страстно желаемой повести (Сашка к тому времени переехал на другой конец города и с Мишей они больше не встречались – жизнь развела), он не испытал, как это нередко случается, ни малейшего разочарования – «Собака» оказалась достойной его мечтаний. Повесть эта, действительно, шедевр детективного жанра и несомненная вершина всего конан-дойлевского цикла рассказов о великом сыщике. Ее вполне можно назвать квинтэссенцией всего цикла – кто ее читал, может уверенно говорить, что с Шерлоком Холмсом он знаком. Здесь есть всё, что создало этому герою его всемирную славу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
