– У девочки редкая линия. Именно эту ветвь сам Милтонс называл наиболее…
– Милтонс в своем гребаном недоотчете называл целых три ветви!!!
– Именно. И представителей двух из них ты сейчас видишь на третьем экране девятого зонда.
– Ты полагаешь, что и он – тоже?.. Н-да, действительно, а я как-то даже… Слушай, а ведь это идея! Нет, действительно! Гибрид. Полукровка. Полукровки зачастую куда сильнее родительских пород, тех же мулов вспомнить! Или эль-габриусов! С Милтонса станется запрятать две части пазла на разных берегах… И почему мы раньше не додумались! Но кот и собака… Ты думаешь, у них хоть что-то получится?
– Почему бы и нет? При достаточно сильной мотивации…
– Ха! Ну, уж мотивацию мы им обеспечим!.. Такую мотивацию… Милтонс обзавидуется!
* * *
Она опаздывала.
Днем до поселка – рукой подать, и согреться-то как следует не успеваешь. Днем она, пожалуй, не сумела бы опоздать, даже сильно постаравшись. Но так ведь это – днем. Днем не цепляют за ноги нахальные ветки, не подворачиваются камни, предательски невидимые в обманчивой пляске теней Малой луны. Днем она бы бежала, а не плелась, через шаг спотыкаясь и чуть ли не падая через каждое третье спотыканье!
Впрочем, нет.
Днем бы она тоже не успела.
– Где тебя милтонс носит?!
Странно. Руки у Вита злые, в плечи вцепились грубо, словно намекая на близкое уже наказание. А вот в голосе – больше облегчения, чем праведного негодования. Да и вообще – что он делает тут, в двух шагах от ее личного тайного отнорка, о котором, как она полагала, не знает никто? И откуда он вообще тут взялся, злой и вполне вменяемый, когда ему еще дня два, как минимум, на сьюссиной свадьбе гулять полагается.
– Извини…
Он не дал ей договорить, впихнул в отнорок, да еще и наподдал как следует по заднице – для придачи должного ускорения. Перестарался – она не успела затормозить руками и зарылась лицом в землю. Крутанулась, вывинчиваясь на поверхность уже по внутреннюю сторону забора. Обычно она пролезала тут в сквоте, но не при Вите же! Поднялась, отплевываясь и ожидая, пока пролезет и сам Вит. Он сопел, шипел и ругался шепотом, протискиваясь, и от этого она вдруг ощутила странное злорадное удовлетворение. А правильно! Нечего по чужим отноркам шастать, не под твои габариты рылось!
То, что толкнул он ее так сильно, – это даже и хорошо. С полным ртом земли извиняться очень трудно. А ей почему-то совсем не хотелось сейчас извиняться.
Впрочем, вел себя Вит настолько странно, что оправдания сами собою завязли бы у нее в зубах, даже имей она желание их озвучить. Вместо того чтобы наградить парой затрещин – так, для порядка и в преддверии настоящего наказания – он выволок ее к освещенной узкими лунами стене патрульной конуры и начал лихорадочно отряхивать! Даже на корточки присел, чтобы удобнее было обтирать какой-то грязной тряпкой ее перепачканные в земле ноги. Присмотревшись, она узнала в этой тряпке парадную форму самого Вита. И настолько растерялась, что даже не пыталась сопротивляться.
– Наградил же милтонс сестричкой! – шипел Вит сквозь зубы, слегка поскуливая. – Носит ее вечно где-то, а изгваздалась-то, Лоранты-Следователи, просто ходячий ужас, как же я тебя такую людям-то показывать буду?!
И еще много чего шипел он, судорожно приводя в порядок ее одежду и оттирая грязь с исцарапанных коленок. Но от этого странное его поведение понятнее не становилось.
Внезапно стало светло, над низкими крышами заметались оранжевые всполохи, отодвигая ночь далеко за пределы поселка. Стенка конуры, к которой прижимались ее лопатки от грубой заботливости Вита, внезапно оказалась в глубокой тени – свет шел с Центрального Выгула. И оттуда же поплыл звон – низкий, тягучий.
В тон ему завыл Вит – тихонечко, сквозь зубы.
– Искра! Они уже дали Искру и Стартовый Сигнал! Скоро топливо подадут и начнут обратный отсчет! А потом и «Поехали!» прокричат… А мы с тобой еще не под дюзами!!!
Он схватил ее за руку и потащил к центру поселка, крича на бегу:
– Ты хоть понимаешь, дура, какое тебе счастье выпало! Сами Лоранты-Следователи, да будет вечно стабильной их орбита, выбрали тебя искупительной жертвой!!!
* * *
Ночь лениво жмурилась обеими лунами – узкими, словно глаза засыпающей кошки. Она и не пыталась разглядеть то, что происходило внизу, под плотным прикрытием глянцево поблескивающей листвы. Оттуда, сверху, слитные кроны деревьев казались гладью безбрежного моря, спокойной и непроницаемой. Даже если где-то у самого дна и начинались какие-то бурления и суета, до безмятежной поверхности не долетало даже намека. Так зачастую и сильнейшие глубинные течения не вызывают на поверхности океана даже легкой ряби.
Река с высоты казалась серебряной лентой. Огромный и уже почти прогоревший костер по ту сторону, где не было леса, выглядел самоцветом, подвешенным на этой ленте. Драгоценным камнем цвета гаснущего пламени…
* * *
– Я что-то не совсем понял. У меня что – больше нет Права На Выбор? Священного права? Ты собираешься мне… Я не расслышал… кажется – при-ка-зать? Мне, коту?..
Непроницаемой листва казалась только сверху. Внизу же света вполне хватало, чтобы как следует разглядеть высоко вздернутые брови Ксанта и его широко раскрытые в почти не наигранном удивлении глаза. Всем разглядеть, кому могло бы быть любопытно. Только вот праздно любопытствующих посторонних в Круге не было.
В этот Круг и так-то старались не заходить без особой нужды. Сейчас же у всех нашлись срочные дела где-то поодаль. И Ксант сколько угодно мог поднимать свои брови – оценить было некому. Кроме, разве что, Леди Мьяуриссии. Старшей Леди. Самой Старшей. И – вот уже почти два сезона – Старшей Матери. Страшноватое сочетание. Такую вряд ли проймешь вздернутыми бровками и наивно округленными глазками.
Ну, ладно, ладно, но попробовать-то стоило?!
– Ну что ты, лапушка… приказать я тебе, конечно же, не могу…
Леди Мьяуриссия ехидно оскалила острые белые зубы. Эти зубы разгрызли с хрустом и писком вот уже шестой десяток сезонов – и, надо отметить, сделали это без малейшего для себя ущерба.
– Как же я могу нарушить Священное Право Кота? Ваше единственное, можно сказать, право. Никак я не могу его нарушить.
Голос у Старшей Леди был мягок и нежен. С такой же мягкой нежностью скользит по обнаженной коже бархатистое пузико Быстрой Смерти. Говорят, у той твари действительно очень мягкое и нежное брюшко. Ксант не видел – они водятся далеко, где сухо, нет рек и почти совсем нет деревьев. Да и мало кто из тех, кто действительно видел Быструю Смерть и ощущал бархатистость ее брюшка на собственной коже, может потом рассказать об увиденном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
