ни секунды:
– Двадцать первого.
Акира поколебался.
– Договорились, – неохотно произнес он. – Двадцать первого дня рождения. Но только на июль и август.
– И ты должен жениться, – продолжала выдвигать требования Юко, положив ложку сахара в чай. – Я подберу подходящую невесту.
Верхняя губа Акиры дернулась. Это была самая неприятная часть соглашения.
– Подходящую? Нельзя ли уточнить? – сухо поинтересовался он.
– Разумеется. Она должна быть хорошенькой и строго воспитанной, из достойного рода. С неполным образованием – этого достаточно, чтобы читать с детьми, но не ученая. Я не допущу, чтобы женщина задирала нос.
– Ладно. Но я не женюсь еще несколько лет.
– В твоем возрасте я была замужем. Твоя мать… – Юко помолчала. – Лучше бы она вышла замуж юной, а не уезжала в Париж. Там ее испортили. Она научилась дерзким манерам. Здесь тоже подвела моя слабость.
Акира не отреагировал.
– Я женюсь в двадцать пять. Не раньше. И супруга останется здесь, со мной, в Токио.
Нори не могла представить брата женатым человеком. Акиру не интересовало ничего, кроме музыки.
Юко приняла это условие без борьбы.
– И, конечно, девочка должна уйти. Ни одна благо-воспитанная невеста не согласится делить дом с уб-людком.
У Нори перехватило дыхание. На мгновение она забыла о приказах и открыла рот, чтобы заговорить, но Акира опередил ее на шаг.
– Нори остается, – просто сказал он.
Юко захлопнула веер.
– Я заплачу за то, чтобы у нее было собственное поместье где-нибудь за границей. У нее будут слуги, о ней будут заботиться. Очевидно, ты чувствуешь за нее ответственность – ошибочно, конечно, – но я это понимаю. Мать ужасно тебя подвела; она передала тебе свое бремя. Но теперь я могу забрать его у тебя. Ты хочешь, чтобы она была в безопасности. Я это организую. Тебе больше не нужно о ней беспокоиться.
Акира даже не стал притворяться, что принимает предложение.
– Нори остается, – повторил он.
– На несколько лет…
– Столько, сколько она захочет. Она остается.
Нори склонила голову. Она этого всего не заслуживала.
– Твое поведение в высшей степени неразумно, – зашипела бабушка. – Она настолько ничтожна, что тебе не стоит о ней даже думать.
Нори вздрогнула, почувствовав, как часть ее сознания отстраняется от происходящего.
Позже разучу что-нибудь новое. Сонату. Сама научусь, будет для аники сюрприз. Моцарта или Листа. Что угодно, только не Бетховена.
Акира подавил раздражение.
– Меня не интересует твое мнение, бабушка. А теперь давайте обсудим пособие, о котором я просил. Сойдемся на разумной сумме.
Лицо Юко стало бесцветным.
– Акира, – выдавила она после долгого молчания, – это будет крахом всего. Ты слишком молод, чтобы понять. Я тебя умоляю. Послушай меня. У тебя нет ни матери, ни отца. У тебя нет никого, кто мог бы направлять тебя. Только я. Ты должен слушать меня, свою бабушку. Я единственная, кто остался, кто в состоянии наставить тебя на правильный путь. Это твоя судьба.
Нори узнала ту же восторженную убежденность, которую видела, когда бабушка ее продавала. Взгляд пророка, уверенного в своей цели, в своей связи с божественным.
Акира остался безучастен.
– Я говорил с адвокатом о Нори, – негромко произнес он, словно знал, что наносит смертельный удар, и хотел его смягчить. – Я хочу выправить ее документы, чтобы она смогла пойти в школу. Она останется со мной.
Юко ахнула, как будто кто-то пронзил ее сердце. Она согнулась пополам, обхватила голову руками и замерла.
Нелепо, но Нори почувствовала к ней жалость.
Ее дедушка поднялся. Вены у него на лбу, казалось, вот-вот лопнут.
– Не потерплю! – прорычал он. – Ублюдка следовало пристрелить, как собаку, в тот день, когда ее подбросили к нашему порогу. Я не позволю ей погубить тебя, мальчик. Я не позволю тебе забыть, кто ты, для чего ты был рожден. Я этого не потерплю!
Акира поморщился, но не дрогнул.
– Я так понимаю, пособие не обсуждается?
Лицо Кохея стало ярко-красным.
– Будь ты проклят!
Акира развел руками. Его глаза блестели.
– Я никогда не забуду, кто я такой. Когда я стану главой семьи, я изменю все. Я изменю путь Камидзы; я приведу эту семью в современную эпоху. Дам ей жизнь. Дам ей человечность. Обещаю, дедушка.
К Юко вернулось самообладание. Она положила руку на плечо мужа, чтобы удержать его, и бросила острый взгляд на Нори.
– Что насчет тебя, девочка? – выплюнула женщина. – Есть пожелания? Я могу дать тебе землю, деньги. Если ты просто уйдешь и оставишь эту семью в покое, я прослежу, чтобы о тебе позаботились. Я был не права, наказывая тебя, теперь я это вижу, – и предлагаю тебе награду.
Чего ты хочешь?
Нори уже однажды задавали этот вопрос.
Нори встала, не успев себя остановить. Ее тело двигалось само по себе, ведомое глубокой внутренней силой, которую она не могла контролировать. Она обвила руками шею Акиры и сжала его воротник в кулаке. Она схватила его, словно он был преданной охотничьей собакой.
– Я останусь с Акирой, пока он меня принимает, – заявила она. – И вам не изменить мое решение.
Юко снова ахнула.
– Ты загонишь его в гроб. Разрушишь семью. Ты уничтожишь нас всех.
Нори расправила плечи.
– Мне жаль, что вы так думаете.
Ее дедушка медленно повернулся, чтобы смотреть ей прямо в лицо. Она встретилась с ним взглядом и не дрогнула, хотя на нее как будто воззрилась каменная глыба.
– Ты! – прорычал он. – Ничтожество!
Акира начал вставать, но Нори крепко его держала. Она проглотила свой страх и уперлась ногами в пол.
– Я ваша внучка, – бросила она с вызовом и, хотя голос все-таки дрогнул, продолжила: – Всегда была ею и всегда буду. Я – часть вашей семьи. Вы не можете стереть меня из памяти. Даже если убьете, я существовала. Я была здесь. И Акира выбрал меня.
В комнате воцарилась оглушительная тишина. Все замерли. У Юко отвисла челюсть, ее драгоценный этикет был совершенно забыт.
И вдруг…
На Нори навалилась чудовищная тяжесть, потом раздался звук бьющегося стекла. Аямэ закричала. Кто-то громко протопал по полу, послышался резкий удар, что-то рухнуло вниз.
Но Нори видела лишь глаза: черные, как обсидиан, на фоне белого, с красными венами, разветвляющимися, как кровавые реки.
Они были на сантиметр выше ее собственных, и Нори почувствовала, как они затягивают ее, топят. Донесся высокий тонкий свист.
Она не могла дышать. Под тяжестью горы было ни вдохнуть, ни понадеяться на вдох.
На краю сознания заплясали огненно-красные пятна. Затем в лицо над ней вцепились пальцы.
Нори не сразу поняла, что вокруг ее шеи сжимаются чьи-то руки.
Она боролась, ее маленькие ножки брыкались в воздухе, кулаки беспомощно бились о
