III
Тео сидела в banya и плакала.
Сегодня на утренней большой перемене ее опять толкнули Мэри Кей и Ким, причем так, что ей пришлось обратиться в медкабинет, и там ей заклеили поцарапанный локоть пластырем. Позже она в полном одиночестве съела свой ланч, потому что никто из класса не хотел сидеть рядом с нею. Она даже не пошла на большую перемену во второй половине дня и попросила у миссис Коллинз разрешения остаться в классе и почитать, и та ей разрешила.
В общем, еще один обычный школьный день.
Она ничего не рассказала об этом ни Адаму, ни Саше – и уж точно ничего не скажет родителям, – но вот Бабуня казалась ей неплохим кандидатом на то, чтобы поделиться с нею своими проблемами. Ей просто необходимо с кем-то поделиться.
Она была очень несчастна.
Тео ненавидела школу. Все дети в ней были тупыми и злыми, и никто ее не любил. При этом она понимала, что родителям это покажется невероятным. Они просто погладят ее по головке и скажут, что все скоро наладится и что она должна попробовать поговорить с другими детьми и найти себе друзей. А Адам с Сашей начнут над нею издеваться.
Она была совсем другая – не умела заводить друзей, и, что бы она ни делала, дети в классе продолжали над ней издеваться.
Бабуня могла бы это понять, но она сама очень странно вела себя в последнее время, и Тео решила, что лучше подождать и поговорить с нею позже.
Она утерла слезы и рукавом вытерла нос. Ей запрещалось ходить в banya одной, но сегодня ей не хотелось никого видеть, и купальный дом казался ей единственным местом, где ее никто не потревожит. Поэтому она сказала Ма, что будет играть на заднем дворе, и прямиком направилась в дальний конец участка, в banya.
И вот сейчас она сидит на сломанной скамейке и рассматривает высокий потолок. Ей нравилась купальня – по какой-то причине Тео с удовольствием приходила сюда. Она знала, что Бабуне banya не нравится, но Тео чувствовала себя здесь спокойно, как дома. Внутри было прохладно – здесь стояла мирная и расслабляющая атмосфера, в которой ей было уютно и удобно, несмотря на ужасное состояние самого здания.
Она смахнула последнюю слезу. Здесь можно было поплакать – и никто ее не услышит, или поговорить с самой собой – и никто об этом не узнает. Banya была местом, где она могла спрятаться от своих проблем, которые оставались за порогом, и побыть наедине с собой. Иногда приятно остаться одной, а это место идеально подходило для этого. Ни родителей, ни брата, ни сестры, ни других детей, ни других взрослых…
Только одна она.
Тео осмотрелась и увидела пол, засыпанный мусором, и изображение молоканина на дальней стене. Если это место привести в порядок, то его можно превратить в небольшой форт или игровую комнату. Будь у нее друзья, она могла бы приводить их сюда, и здесь они могли бы вместе играть в дом, или замок, или в секретное убежище, или… во все, что угодно. Они могли бы вычистить мусор, принести кое-какие игрушки и привести это место в порядок…
Если бы у нее были друзья.
В этом была вся проблема.
– Тео.
Девочка услышала голос, или скорее шепот, который доносился откуда-то из глубины помещения. Солнце уже садилось, и помещение было заполнено тенями, но они были пока слишком слабыми, чтобы в них мог спрятаться человек, даже если это был ребенок. Она уже хотела отмахнуться от этого голоса, решив, что ей все это почудилось, но голос раздался вновь:
– Тео…
Тени поменяли положение и задвигались. Перед дверью никто не прошел, и уж тем более никто не вышел из помещения, но темнота в купальне стала вращаться по часовой стрелке – она двигалась как в фильме, показанном в режиме замедленной съемки. Тени медленно покружились над мусором в центре комнаты, прежде чем вновь истончиться и пропасть на стенах и потолке.
С изображением молоканина на дальней стене тоже что-то произошло, но Тео не могла понять, что именно. Она понимала, что ей следует испугаться, но почему-то ей было совсем не страшно, и она только поерзала на скамейке, не вставая. Было необычно, но не страшно, и Тео все еще чувствовала доброжелательность banya.
– Тео.
Теперь она поняла, что с ней говорит само здание, и робко откликнулась:
– Да?
– Я голодна, – прошептала banya.
Девочка мгновенно представила себе мертвое животное. Маленькое мертвое животное. Например, крысу или хомяка. Она не понимала, что заставило ее подумать о них, но с уверенностью, которую не смогла бы объяснить, поняла, что это именно то, что нужно купальне. Она была голодна, и ее уже давно не кормили, а в Тео купальня каким-то образом опознала родственную душу. Она хотела стать другом Тео.
– Другом, – согласно прошептала banya. – Я хочу есть, – еще раз повторила она.
В ее голосе послышалось легкое отчаяние, и Тео на минуту задумалась. Где-то она видела мертвую крысу совсем недавно. Где-то совсем недалеко…
Нет. Это была птичка. Она видела птичку рядом с тропинкой, когда шла сюда. Девочка встала и торопливо пошла назад тем же путем, которым пришла. Естественно, птичка лежала рядом с тропинкой среди высохшей коричневой травы, и на нее успело упасть несколько тополиных листьев. Один из них укрывал ее, как одеяло, а другой лежал рядом с ее головой, как отброшенная подушка.
Тео встала на колени и осмотрела птичку. Та напомнила ей ребенка. В ее маленьком тельце были изящество и невинность. Обычно при виде подобных вещей Тео испытывала отвращение. Адам все время подсовывал ей мертвых жуков, или подносил к лицу червей, или заставлял ее смотреть на лягушек, раздавленных колесами машин на дороге. Наверно, это отвращение и заставило ее раньше пройти мимо птички, не останавливаясь.
Но сейчас ее отвращение испарилось – хоть ей и было жалко маленькую птаху, она понимала, что та должна выполнить определенную функцию и, несмотря на то что была мертва, все еще могла принести пользу. Мир вокруг был многогранен, и смерть птички не казалась Тео такой уж грустной, потому что могла помочь поддержать жизнь banya.
Девочка хотела бы, чтобы у нее в руках оказался совок, но было уже поздно, и даже если бы она изо всех сил побежала к дому, чтобы его найти, она наверняка потеряла бы это место в сгущающихся сумерках. Темнело, и тело птички стало растворяться на фоне травы и листьев, лежавших на земле. Поэтому Тео сложила руки ковшиком и подняла птичку. Безжизненное тельце оказалось на удивление твердым и холодным, и она инстинктивно сжала его руками, как будто пыталась согреть. Это было совсем не отвратительно, и Тео не могла понять, почему раньше подобные вещи вызывали у нее неприязнь. Смерть – это совершенно естественная часть жизни, и в ней нет ничего страшного. Любое существо, пожив, в конце концов умирает. Так и должно быть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
