Утром я зашла в университет. На доске объявлений красовался жидкий список абитуриентов на наш факультет (желающих учить китайский пока было немного), и рядом с каждой фамилией – оценки за первый экзамен. Напротив моей фамилии стояла «двойка».
Вот наглые рожи! Все-таки они решили со мной бороться. От злости я побежала. Я побежала по коридору, словно по улице. Навстречу попадались родители с великовозрастными детьми, – счастливые дети, за них пришли просить! Мелькнула вечная и неразрывная тусовка девушек у туалета. Лесбиянки! Впереди светился оконный проем. Сейчас я выскочу в окно, и пусть они знают, что довели меня до этого. Мне казалось, что все на меня смотрят и тычут мне пальцами вслед.
Наконец я нашла что искала – дверь приемной комиссии. Декана факультета, председателя комиссии звали Григорий Григорьевич Випов. Старый приятель отца. Старик Випов любил качать меня на коленях, подбрасывая вверх и громко скандируя: «По кочкам, по кочкам, бух – в ямку провалилась…»
Ну что ж, как меня и предупреждал Юлианий Семенович, они делают свое дело.
Надо жаловаться. Нужен взрослый. Где там моя «няня»? Пусть разруливает ситуацию.
Однако этот день был не мой. В офисе у Сципиона происходило что-то непонятное. Посередине лобби стоял Славик и, агрессивно жестикулируя своими руками в бриллиантовых перстнях, матерно ругался. И периодически орал: «Убирайтесь отсюда вон все! И заберите свои еврейские драндулеты! Вашу мать!»
Я испугалась. В таком состоянии я Славика никогда не видела. Он вышел из образа хохотливого мальчика.
Сципион стоял рядом черный как маков цвет. Он твердил: «Какая муха тебя укусила?»
По разгрому, который царил вокруг, я поняла, что баталия длится не первые десять минут и близка к завершению. Ливеншталь сказал: «Это мой офис. Я владелец компании. У меня контрольный пакет. Я вас всех увольняю к чертовой матери без выходного пособия. Вы просто уроды нереальные. Спросили бы сначала, прежде чем лезть куда не надо! А сейчас все отсюда катитесь. Я опечатываю помещение».
К моему ужасу, вслед за этими словами в помещение ввалились люди в масках и стали методично переворачивать столы, сбрасывать на пол компьютеры, сметать бумаги в одну кучу, в общем, устраивать погром.
Разведчики Коля-ушастый и Коля-лысый тихо-тихо бочком стали притираться к выходу на улицу. Сципион стоял с перекошенной мордой. Я подошла к нему и тихонько дернула за рукав: «Пойдем, выйдем. Мне надо тебе кое-что сказать». – «Юля, только тебя здесь не хватало», – ответил он. Но все же вышел со мной на улицу. Я протянула ему бумажку с заветным телефоном, который дала мне мама.
– Меня провалили в университет, – плаксиво сказала я. – Нагло и цинично. Мама дала этот номер на случай экстренной посадки. Это «красная кнопка», звонить можно один раз.
Сципион бегло посмотрел на номер, ухмыльнулся. Лицо его приняло очеловеченное выражение. И он взял бумажку из моих рук.
– Неужели? – спросил он меня.
– Что?
– А ты не знаешь, чей это телефон?
– Какого-то бывшего папиного зама. Их было много, я знаю не всех.
– Начальство надо знать в лицо… – отрубил Сципион. – Езжай домой. Утро вечера мудренее.
Сципион жил в пролетарском районе. На улице Цареубийц. В облезлом панельном доме. В маленькой «трешке» он устроил себе кабинет.
Уже второй час он сидел в своем кабинете и угрюмо смотрел в стену на свой собственный фотографический портрет. На фотографии ему было лет двадцать пять. Он был в белой рубашке с закатанными рукавами и закатанных до колен штанах и держал в руках удочку, с которой тяжело свисала только что пойманная большая океанская рыбина. Дело было на Кубе. На лице Сципиона написано было все, что полагается в таких случаях: полная уверенность в том, что он поймал золотую рыбку и сейчас ее съест. Он был счастлив, силен, красив, при деньгах и, как ему казалось, при власти. Это был взлет.
Зарядившись от своей фотографии силой и уверенностью, Сципион набрал номер, который ему дала Юлия. И после первого же гудка услышал: «Назовитесь и изложите ваш вопрос. У вас есть одна минута». Значит, телефон все-таки был через помощника, причем через электронного. Сципион представился и изложил суть.
Время ожидания ответного звонка было похоже на ожидание анализа на ВИЧ. Если не позвонят, значит, ты ВИЧ-инфицированный. Нет, жизнь не закончится и в этом случае, но жить придется на другом этаже, все ниже и ниже. И больше никогда не поймается такая рыба, как тогда, на Кубе.
Когда Сципион заловил во Франции Ливеншталя, он думал, что это к нему опять приплыла та самая рыба. Ведь на Кубе он отпустил ее в океан. За каким чертом она тогда была нужна ему, молодому и красивому? Просто один раз сфотографироваться а la старик Хэм. В эту его фотографию девушки влюблялись сразу, даже спустя еще пятнадцать лет, когда Сципион уже перестал носить по будням белые рубашки и вообще сильно изменился не в лучшую сторону. Вот такая это была рыбина.
Но Ливеншталь сорвался с крючка.
Подумаешь, статейка в желтой газетенке про серую бытовую технику. Такая неадекватная реакция! Маски-шоу вызвал. Откуда у этого изнеженного сынка такая прыть?
В кабинет буквально втек Костя. Он прошептал:
– Пап, я хотел сообщить тебе пренеприятное известие.
– Сообщай, – вздохнул Сципион. – Сейчас я других известий и не жду.
– Короче, пап, Слава Ливеншталь – не сын старика Ливеншталя. У старика Ливеншталя никогда не было третьего сына. Старик имеет только двух сыновей.
– А кто же тогда этот сукин кот Ливеншталь?
– А он и не Ливеншталь вовсе. Его зовут Василий Шевяткин, и он – распорядитель и смотрящий за зоной ЧТ. Шевяткин поставлен на зону одной серьезной ОПГ, которая хорошо встроена в систему власти.
– Черт! Да где же ты, Костя, был раньше?
– Ну, пап, ты же знал «Славика» длительное время, и я тебе доверял. А проверять я начал его из-за шрамов на руках и на лице. Такие шрамы, как у него, я видел в одной книжке про «росписи». Их оставляют преступные сообщества на открытых частях тела своих врагов.
– Наш подопечный говорил, что это травмы от экстремального спорта.
– В своем роде да, от экстремального спорта.
– Не равняй. Спорт – занятие бездельников. А смотрящий – это большой пост. Если бы ты знал, как Ливеншталь косил под бездельника в Париже!
– Ну, вот, пап, теперь ты видишь, что моя теория насчет тыканья пальцем в декорацию абсолютно подтвердилась. Мы с тобой вышли на смотрителя.
– И он нас вынес вон.
– Еще не вечер, пап. Еще не вечер. Давай обсудим, как будем действовать дальше.
Через час Сципиону позвонили.
Разговаривал он недолго.
Из кабинета он вышел совершенно другим человеком.
– Наливай, что ли… – сказал он Косте.
Тот послушно достал из шкафчика бутылку дорогого французского конъяка.
– Выпьем за Юлино поступление, – сказал Сципион.
Потом он накинул куртку и вышел из дома.
…Сципион вернулся в третьем часу. Зашел, разбудил Костю, сказал одеваться.
…Оставшийся отрезок ночи Костя со Сципионом кружили в окрестностях поселка, где жил Ливеншталь, и заседали в кустах.
Усталый, сытый от пыли кабриолет показался на дороге только к утру, в час меж кошкой и петухом.
Когда автомобиль Ливеншталя начал тормозить, из кустов, воровато оглядываясь, выскочил Костя и накинул на голову Славику густую зеленую сетку с листиками. Это была маскировочная сеть, какими закрывают артиллерийские орудия и укрепсооружения. Затем Костик вытащил Ливеншталя с водительского места и кинул назад. Поднял у машины верх и отъехал прочь с добычей.
Ехали долго. Когда остановились, было утро. Ливеншталя выгрузили, внесли в дом. Положили на пол. Развязали глаза, руки.
– Ну, чего вы, мужики, едрена-матрена, горячитесь? Ну, посрались немного. А с кем не бывает? – сказал Ливеншталь, улыбаясь.
– Ты, залупа конская, чего ты мне устроил вчера? – спросил Сципион. – Хули лыбишься, говно шоколадное? Смотри, Костя, он выглядит отдохнувшим. Вопрос первый: зачем ты все это нагородил мне за полтора года? Все это вранье?
