и ненависть к другому человеку. Он готов был разорвать полицейского на части, лишь были у него ноги или двустволка в руке. Только этого всего не было. У него было лишь два выбора: либо идти до конца, либо отступить, но и то, и то окончится плачевно. Он же решил сделать по-своему.
— ДА ИДИ ТЫ В ПОГРЕБ!!! — заорал во всю свою глотку Григорий, что даже изба затряслась, а Макс от испуга опешил, уже готовясь закрыть уши руками.
— Ты чего орешь-то так, дед? — спросил он неожиданно спокойным голосом. — Я чуть здесь дух не испустил.
— А лучше бы испустил, — хрипло ответил старик.
— Подожди, ты сказал: «Да иди ты в погреб!» — вы так в каменном веке людей к черту посылали что ли? — спросил с улыбкой Максим.
Григорий на это ничего не ответил. Он посмотрел глазами на полку, где лежал ключ. Максим это заметил, подошел к ней и взял, со словами:
— Ну вот, нельзя было сначала так сделать, нужно же обязательно глотки надорвать вовсю, чтобы окончилось все, как всегда, а, дедуль?
Григорий снова промолчал. Его горло сильно першило. Полицейский подошел к двери. У него получилось засунуть ключ в замочную скважину только с третьего раза, все еще не отойдя от испуга. Послышался щелчок. Потянув дверь на себя и заглянув внутрь, Максим удивился — внутри ничего не было. Просто кладовая с различным старым барахлом, на котором стояла вековая пыль.
Максим быстро ретировался, оставив дверь открытой. Перед этим он поговорил с Григорием по поводу приезжего журналиста. О том, что он теперь знает об их знакомстве. В той комнате в отеле, полицейский нашел заметку Кости о Григории. Видимо бумажка вырвалась из блокнота, а Костя этого не заметил, забыв конкретно эту запись, когда уходил из комнаты. Благо, что на ней не было ничего важного, но тот факт, что ненавистный старик Григорий имел дело с еще более ненавидимым им журналюгой из Москвы, выводили полицейского из себя.
— Короче, ты меня понял, — говорил он. — Я все еще уверен, что ты с ним как-то работаешь. Поэтому я Евгению Михайловичу обо всем расскажу. От меня ты ничего не утаишь, бандит старый.
Когда машина скрылась за деревьями, Григорий подъехал к кладовой.
— Можешь выходить, — сказал он охрипшим голосом.
Сначала было тихо. Потом послышался скрип досок. Ковер поднялся вверх. Под ним оказался люк, ведущий в погреб. Голова Кости, а затем и он сам, вышли оттуда. Он держал в руках свернутый спальник.
— Ты так заорал, что я чуть не вскрикнул от неожиданности, — сказал Костя первым делом, когда полностью выбрался из погреба. — Спасибо, что закричал про погреб.
— Это ж чтоб ты услышал, — ответил Григорий, от чего его горло разболелось еще сильнее.
— Ты себе глотку посадил, да?
Григорий смог только кивнуть.
— Это плохо, попей чаю, потом расскажи, что он тебе рассказал, ОК?
— Агм, — утвердительно прохрипел старик.
Только через полчаса Григорий смог более-менее разговаривать без боли в горле. Костя выслушал то, что сказал ему Максим. Услышанное его расстроило.
— Значит я забыл взять с собой ту запись?
— Видимо, — ответил старик, все еще напрягаясь. — У него мозги, как у барана. Увидел цель, сразу туда бежит сломя голову. Мы чуть не попались.
— Это-то да, но он расскажет о записи мэру, это может многое изменить.
— Не волнуйся, — Григорий сделал глоток чая, — для них ты уехал. Здесь тебя не нашли, а значит мы можем продолжать.
Журналист глубоко вздохнул и выглянул в окошко. На небольшие лужи были видны постоянные небольшие волны, вызванные каплями дождя.
— Здесь у вас бывают солнечные дни?
— Что? — спросил Григорий, не ожидавший резкой смены темы.
— Здесь все время гребаные дожди. Они хоть когда-нибудь кончаются?
— Не знаю, я привык к этому, — ответил старик. — Сколько себя помню, такая погода здесь в норме вещей.
Костя продолжал смотреть в окно, пока в его желудке не заурчало. Григорий это отлично услышал.
— Хочешь поесть? — спросил он у него.
— Да, почему бы и нет.
— Может ты объяснишь в чем дело? — спросил Евгений у запыхавшегося Максима. — И никогда больше не врывайся ко мне вот так, слышал?
Полицейский, кивнув в ответ, немного испугавшись тона мэра и положил руки на стол. Он весь вспотел.
— Говори уже чего пришел?
— Да, просто, — пытался начать он. — Я узнал, что наш журналист и старик Григорий нашли общий язык.
— О чем ты говоришь? — оторвавшись от бумаг спросил Евгений.
— Наш журналист разговаривал с тем стариком Григорием, — продолжал рассказывать Максим. — У меня есть часть записи, но она не вся. — Он вытащил из кармана куртки обрывок блокнота и положил перед мэром на тол. Ему пришлось вернуться за ней в гостиницу. — Скорее всего, остальная часть находится у журналюги, а сейчас он направляется в город и может использовать это в своих целях.
— И? — спросил мэр, читая запись.
— Вы не волнуетесь? — удивился реакции Максим.
— Насчет чего?
— Того, что нас рассекретят. — сказал он, понизив голос и придвинувшись чуть ближе.
— Каким же это образом?
— Ну, он напишет статью и люди узнают о тех бреднях, о которых твердит тот безумный старик. Это может привлечь ненужное внимание.
Мэр посмотрел на полицейского, словно перед ним стоит маленький ребенок.
— Никого это не привлечет, Максим. С чего ты решил, что эти бреди кто-то будет читать?
— Ну, — замялся он.
— Этот журналист ничего не знает. Будь в этом уверен. У него лишь малюсенькая крупица от общего полотна всего дела, поэтому можно совершенно не волноваться. Даже если кто-нибудь решит приехать, мы с этим спокойно разберемся, ты ведь, итак, это понимаешь, да?
Максим утвердительно кивнул в ответ.
— Отлично, а теперь вон из моего кабинета и не входи без стука, ты меня понял?
— Да, Евгений Михайлович, — сказал полицейский словно перед старшиной в армии.
Далее он быстро вышел из кабинета, спустился
