Вот и зря я сомневался в квалификации местных воров! Из-за них нам пришлось задержаться на лишних два часа. Дело было так: мы переправились на пароме, регулярно сновавшем между берегом и островами и направились к главному городскому рынку, расположенному вдоль Большого Канала, с которого намеревались начать прогулку. Цадок, бывавший в Венеции не раз и не два, выполнял роль гида. Так как в административный район города на острове Сан-Марко, где находился дворец дожа и торговые палаты, а также жили наиболее богатые граждане, вход с оружием (кроме ножей) был запрещен, то кроме них мы ничего и не взяли. Правда бригантины, без остальных частей доспеха, все же одели, несмотря на довольно жаркую погоду. Ну и я прихватил свой пневматический пистолет, благо на привычное здесь оружие он совсем не походил. Я вообще старался с ним не расставаться, разумно предполагая возникновение непредвиденных осложнений.
И они не замедлили возникнуть. Мы только втянулись в первые ряды шумного, походившего больше на восточный базар, рынка, как к шествовавшему спереди Цадоку, рассказывавшему нам о происхождении представленных на прилавках товаров, даже особо и не торопясь подошел здоровый парень с смугловатой кожей, большими глазами и черными, как смоль, волосами, выдававшими в нем уроженца противоположного берега Средиземного моря. Так же не спеша, он достал острый кривой нож и одним, годами, видимо, отработанным движением, срезал притороченный к поясу нашего гида кожаный кошель. Я упомянул о нашитых на нашу одежду внутренних карманах, но как раз Цадока это и не касалось — парадная одежда, в которую тот вырядился по поводу визита к начальнику порта — весьма высокой шишке в местной иерархии, шилась давно, а «портить» ее всякими дурацкими новинками он наотрез отказался. Так что кошелек у него находился снаружи. И ладно бы там были только деньги! Хрен бы с ними, но в свертке лежало еще и рекомендательное письмо от баварского герцога к начальнику порта, которым тот подтверждал нашу «состоятельность». Без письма нас могут и вообще не пропустить к такому важному лицу!
Ворюга, тем временем, гнусно ухмыльнувшись, отчего его и так кривой нос загнулся еще больше, оттолкнул Цадока и, прошмыгнув между стоявшими прямо на краю набережной прилавками, сиганул вниз. Несмотря на его нарочитую медлительность, на самом деле все произошло очень быстро, мы и глазом моргнуть не успели, не то что помешать. Я подбежал к каменному парапету, окаймлявшему берег канала. Оказалось, что грабитель совсем даже не нырнул в его мутные воды, как виделось со стороны. Внизу его ожидал сообщник с небольшой лодкой. Смуглолицый грабитель прыгнул прямо в нее и теперь налегал изо всех сил на весло. С другого борта бодро греб сообщник — белобрысый гигант со светлыми, «соломенными» волосами, выбивавшимися из под небрежно намотанного грязного полотенца, явный потомок викингов. Криминальный интернационал, короче.
Лодочка резво удалялась в сторону ближайшего разветвления протоков, намереваясь скрыться в одном из них. Было совершенно ясно, что остановить их никто уже не успеет. Пока мы вызовем стражу, пока объяснимся, пока те организуют погоню… За это время преступники давно уже растворятся среди бесчисленных каналов, островков и мостиков. Если бы смуглолицый срезал только кошель с деньгами, то я бы лишь печально помахал ему вслед платочком. Но его угораздило украсть столь важное для нас письмо, и этим он подписал себе приговор. Себе и своему «коллеге».
Я потянул из удобно пристроенной под мышкой кожаной кобуры свой пистолетик. Дистанция до грабителей была метров десять и я, поставив локти на парапет, взял оружие обеими руками, не спеша прицелился и плавно потянул за спуск. Сидевший ко мне спиной «викинг» мягко завалился лицом на дно лодки. Вот в чем еще одно преимущество пневматического оружия — практически полная бесшумность! Выстрел сопровождал лишь короткий негромкий хлопок и в гомоне, доносившемся с рынка, никто ничего не услышал и не понял. В том числе и смуглолицый, тупо уставившийся на окровавленный затылок своего сообщника. Только в последний момент, словно почувствовав свою смерть, он поднял округлившиеся глаза и встретился взглядом со мной. Но я уже тянул за курок. Вор вскрикнул и, выпустив из рук весло, схватился за левую часть груди, медленно сползая на дно лодки. Из-под прижатой к сердцу ладони яркими, хорошо различимыми на фоне почти белой рубахи струйками вытекала кровь…
Часа два заняли разборки с прибывшим на место происшествия нарядом городской стражи. Пока опросили свидетелей, пока выясняли, каким образом лишились жизни грабители (так как «светить» пистолет очень не хотелось, пришлось всеми правдами и неправдами убедить стражей, что я метал стрелки руками. Это стоило пятьдесят серебряных гроссо — местных аналогов немецкого геллера). Потом пришлось «проследовать» для составления протокола, и в участке, расположенном с другой стороны рынка, я с ужасом убедился что бюрократия тринадцатого века не только не уступает таковой из двадцать первого, но и заметно ее превосходит. Если бы не привычный к таким делам Цадок, я бы, наверное, сошел с ума. Но, слава богу, наконец все завершилось, и нас отпустили, даже поблагодарив за нейтрализацию опасных преступников.
За это время мы уже изрядно проголодались, поэтому нашли подходящее место и пообедали. Пробиваться на прием к начальнику порта сегодня уже смысла не имело — как нас предупредили, тот редко появлялся на рабочем месте в послеобеденные часы. Видимо, положение позволяло ему проводить время за более интересными занятиями. Потому мы просто продолжили прогулку по городу, знакомясь с его жизнью и приняв более серьезные меры предосторожности. Теперь меня и Цадока вплотную «пасли» по трое охранников, не перестав, однако, вертеть головами по сторонам.
Пройдясь по рынку, отправились осматривать порт, встретивший нас специфическим ароматом свежей рыбы. Он произвел сильное впечатление даже на меня, не говоря уже о бывших русских дружинниках, и просто моря никогда не видевших. Вся прилегающая к островам лагуна была густо усеяна самыми разнообразными суднами, суденышками, паромами и лодчонками. Мелкие весельные кораблики шустро шныряли по акватории порта, развозя припасы или доставляя людей и товары на разбросанные по разным островкам пирсы.
На рейде стояло несколько охраняющих порт венецианских боевых галер, чьи стремительные обводы и угрожающе выставленные тараны вкупе с длиной в полсотни метров производили сильное впечатление. Сейчас большая часть их многочисленных весел была убрана внутрь, а оставшиеся лишь изредка лениво подгребали, компенсируя, видимо, действие течений так, чтобы корабль оставался на месте. На единственной же мачте развевался лишь флаг — парус был спущен. А у причалов стояли большие пузатые торговые корабли. Им не нужно было резво маневрировать в любых условиях, как боевым, поэтому на гребцах их строители сэкономили, разместив вместо них дополнительные грузы и оставив чисто парусное вооружение. Сравнительно развитое, впрочем, наличествовали даже косые паруса, позволявшие двигаться и при боковом ветре.
У пирсов четко различалась их разная специализация. В восточной части порта явно ощущалась деловая атмосфера: через расположенные там пирсы и шел основной торговый грузопоток между Востоком и Западом. Пришвартованные там корабли загружали и выгружали пряности, шелк, металлы, шерстяные изделия и прочие товары, которые доставлялись в Европу из Азии и наоборот, несмотря на любые политические потрясения и религиозные разногласия. Деньги, как говорится, не пахнут. Вот недавно венецианцы даже вытребовали у Папы специальную буллу, официально разрешающую им напрямую торговать с неверными, под смехотворным предлогом о недостатке продовольствия на континенте. Страшно даже представить, какие суммы раздали венецианские представители в Ватикане, чтобы пролоббировать эту буллу!
Работа на торговых пирсах шла четко, спокойно, без лишней суеты. Чего на скажешь о причалах, расположенных западнее и занимавшихся другим эксклюзивным венецианским бизнесом — доставкой паломников на Святую Землю. Туда мы и направились, тем более, что входы на торговые причалы были перекрыты нарядами из команд кораблей и посторонних в них не пускали. А вот в другую часть порта буквально зазывали. У каждого стоявшего там корабля с видимым издалека большим алым крестом на парусе, находился зазывала, громко перечислявший кучкующимся у пирсов группкам пилигримов преимущества поездки в Святую Землю именно на его судне. В руках он держал эмблему корабля и приглашал подняться на борт и оценить все самостоятельно. Мы, развлечения ради, поднялись. Тяжелый корабль, называющийся уссерией, с широкой палубой и высокими бортами мог перевозить до трехсот человек и пятидесяти лошадей. Но вот условия… На каждого пассажира на палубе или в трюме выделялось меньше места, чем на могилу — прямоугольник размерами чуть больше, чем полтора на пол метра. Лошадям, находившимся в трюме — чуть больше. Грузили лошадей, кстати, через откидывающийся люк в борту, похожий на десантную аппарель. Только после погрузки его наглухо заделывали и смолили для герметичности. А самих лошадей в трюме подвешивали на специальных ремнях, так что те еле касались копытами палубы, для того, чтобы не упали во время качки. После выгрузки бедных животных надо было заново учить ходить. Короче говоря — очень хорошо, что нам не предстоит плыть в таких условиях!
