- Я о вас, к сожалению, узнал только сейчас, - говорю всё как есть.
Светлана Игоревна протягивает мне полотенце, еле заметно качает головой, соглашаясь.
- Я в этом не сомневалась бы даже если Юля сама мне не рассказала. После трагедии она стала замкнутой очень. Ни с кем наших мальчиков не обсуждала. Перестала общаться со всеми их с Максимом друзьями. Мы все очень, очень сильно за неё волновались, - её глаза увлажняются мгновенно, кончиком указательного пальца она ловит проступившую слезинку. – О такой невестке можно только мечтать, Дмитрий. У моей подруги сын погиб, невестка о нем вспоминать перестала через пару месяцев, через полгода была замужем и глубоко беременна. А мы не знали, как Юлю вытащить. Так вот бывает – человек умирает, а любовь к нему остается жить и убивать своего обладателя.
Резко вскидываю голову и смотрю на Светлану Игоревну. Она поспешно взгляд отводит, но боль в её глазах я успеваю заметить.
- Света, прекращай стращать молодого человека. Чай готов, жду вас, - из глубин квартиры доносит голос Юлиного свекра. – Будем торт Юлин есть. Уже ведь пропитался?
Войдя на кухню, сразу же чувствую Юлин дух. Пахнет также как в её квартире – миндалем и мятой. У себя дома она влажную уборку проводила с эфирными маслами. Легкий шлейф в воздухе постоянно витал.
Она много раз удивляла меня своими нестандартными поступками, но продать квартиру и переехать к родителям мужа… Это её личный топ.
Усадив нас за стол Вячеслав Алексеевич достает из кухонного шкафа конфетницу, полную сладостей.
- Юле нельзя сейчас, мы убираем, чтоб не дразнить лишний раз, - отмечаю про себя, что нужно узнать у неё как протекает беременность и как её организм в целом справляется. – Дмитрий, давайте начистоту говорить. Некрасиво, конечно, за спиной, но Юля наша – человек очень сложный, - частое их использование притяжательного местоимения в отношении Юли напрягает. Она не их, она моя. - Порой неподъёмный. Сейчас медик с сорокалетним стажем во мне негодует, но я хочу обсудить её поведение. Оно нас со Светланой беспокоит, - она кивком подтверждает слова мужа. – Мы сами хотели Вас найти и попросить предпринять что-то. Юля выгорает. Совершенно не кстати. Я, как акушер – гинеколог могу с уверенностью сказать – это негативно и на ней, и на ребенке сказывается. А мы его, Вы не поверите, очень ждём. После смерти Мишеньки нас Бог внуками так и не наградил. Перед тем как начать, скажите, насколько Юля скрытной оказалась?
Максимально. За гранью дозволенного.
- Я не знал, что Юля была замужем, - думаю понятно всё, что вытекает из этого.
Светлана Игоревна подживает губы, не зло, скорее печально.
- Если бы не свежие цветы, появляющиеся на могиле наших парней каждую неделю, а - то и чаще, я бы подумал, что Юля совсем про них забыла, - произносит Вячеслав Алексеевич, опуская взгляд на стол и обхватывая крепкими пальцами чашку с чаем.
- Не говори так, Слав, - голос Светланы Игоревны звучит поразительно строго и звучно, с виду – сил в ней совсем ничего.
Они оба как-то резко, неуловимо для глаз, в стариков превращаются.
Крепко сцепляю зубы, делая носом вздох глубокий. Нужно собраться.
- Когда Максим – наш сын познакомил нас с Юлей, своей женой будущей, мы в восторге не были. Детдомовская. По факту без семьи. Генетика огромный отпечаток оставляет, а в ней неизвестно, что намешано. Но наше мнение очень быстро изменилось. Надо было видеть какой она заботливой и внимательной к сыну была. Подстраивалась во всем, помогала. Они хорошо жили. Трудились вместе, и досуг вместе проводили. Сын рано кандидатскую защитил, прекрасный хирург. Был, - прерывается, делая судорожный вздох. – Я много лет проработал в первом городском роддоме. Много знакомых в нашей среде, мне их часто хвалили. Даже не сына столько, сколько невестку. Мы все хотели, чтобы она дальше пошла учиться, но ребята по своему решили. Когда Максима пригласили на должность заведующего в отделение гнойной хирургии, с перспективой перехода в травматологию, на аналогичную должность, он не раздумывая согласился. Больница в районном центре находилась. Молодым переехать пришлось. Юля даже тогда ничего не сказала, хотя после города большого - то еще удовольствие. Абсолютно покорная была, - где-то глубоко внутри я усмехаюсь, от неверия. – Да, сложно себе представить. После смерти сына, мы поняли, что только Максим и мог на неё влиять, - добавляет, словно бы мысли мои прочитав. – Ну а тогда, они продали квартиру, добавили своих сбережений и купили себе дом недалеко от работы. До нас всего пятьдесят километров, но Юля не водила сама, мы переживали, как бы они ругаться не начали, но они нет. Всего через несколько месяцев после переезда Юля забеременела. Жили ладно, - внутри скрести начинает. Юля никогда не давала повода для ревности, не заикалась о чувствах ранее испытанных, а сейчас я ревную, выходит, к покойному. – Я уверен, они бы и сейчас жили прекрасно. Но жизнь такая болючая, - его голос скрипеть начинает. Делаю вид, что не замечаю этого. Взрослый мужик передо мной скупую слезу пускает. Весьма обоснованную. Я его понимаю, когда родители погибли – на стены лезть хотелось. – Смерть сына и внука – великая скорбь нашей семьи. Они погибли, когда из роддома возвращались домой, - Светлана Игоревна тихонько встает из-за стола и выходит из кухни, муж смотрит ей в след и продолжает. – Мы следом за ними ехали, через несколько машин. Я такой искореженной груды металла никогда не видел. Внук на месте умер. Сын – в больнице, через четыре часа. У него несколько травм было с жизнью несопоставимых, последние часы - не чудо, а борьба за жизнь были. Но не вышло. Юля долго в коме была, вся перебитая, но живая, - я физически ощущаю, как ему тяжело говорить. У самого от его интонаций дыхание спирает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Мне очень жаль, - обычно я легко нахожусь, а сейчас голова отказывается работать.
- Спасибо Вам, Дмитрий, - к нам возвращается Светлана. Становится за спиной у мужа, кладёт ладони на его плечи, сжимает, словно силами делясь. У нее самой же глаза красные, веки припухшие. – Вы в Юлю жизни глоток вдохнули. Мы думали, что и её потеряли. После того, как её через три месяца выписали, она отказалась жить с нами. Домой вернулась. Одна. Мы когда приезжали навестить – Юля с каждым разом всё тоньше и тоньше становилась. Бледная и черная, сложно себе представить, что такое возможно, но так оно и было. Взгляд стеклянный. Она с нами не разговаривала даже. Максимум – кивала. Старший сын рассказывал, что приехал, а Юли нигде нет, в сарае, на балке под потолком веревка весит…, - рот прикрывает ладонью, всхлипывает.
- Светлана! Ну-ка присядь, - Вячеслав Алексеевич поднимается, опираясь о край стола, заставляет жену на стул присесть. Сам же направляется накапать жене успокоительного. – Выпей, - ставит перед ней стакан с характерно пахнущей жидкостью. – Не будем говорить о том, чего не знаем наверняка. Юля девочка умная, - снова ко мне обращается. – Но плоха была очень. А сейчас она живая, хоть и печальная. Ей можно помочь, но для этого нужно терпение не дюжее. Она психически здорова, Дмитрий, но замкнута. Ей никто не помог вовремя. Девочка адаптировалась к жизни, как сама смогла. Где-то надо поддержать, принять, а где-то и продавить свою точку зрения. Вы, возможно, этого не знаете, но она может быть гибкой. Мы с материю проглядели, хотя должны были позаботиться. На нас была ответственность за неё. Больше некому было.
Надо признаться, я растерян. Пока ехал сюда, был готов к многому. Но точно не к такой информации. По дороге из роддома. Даже для меня, повидавшего разные истории финалов, это слишком. Легкие изморозью покрываются. Нужно время.
- Наоборот всё вышло. Юля нам помогла. У Светы через год после похорон онкологию нашли. Лечение дорогостоящее было. Слишком. Дом в котором Юля с Максимом жили, пришлось продать. Юля позволила. Она вообще не вступала в наследство. Оставила всё и уехала в Йемен. Мы не знали, оттуда позвонила уже. Как её туда взяли не знаю, слабая была очень. А в том году у жены рецидив случился. Мы не просили, но Юля когда узнала - продала свою квартиру, деньги нам принесла.
