После консультации патриарх прошел в столовую, находившуюся рядом с его комнатой, и выразил желание прилечь. Он просил морфия, дабы лучше заснуть. Когда он предчувствовал сердечный припадок, он всегда обращался к этому средству и твердо верил в него. После прислужник рассказал мне, что патриарх, крайне утомленный, производил странные движения рукой, как это было перед припадками. На его совет сейчас же лечь, патриарх Тихон ответил: «У меня еще много будет времени лежать, и долгая ночь будет темна». Своего прислужника патриарх знал с детства и всегда называл его ласкательными именами.
С моего согласия, сестра впрыснула больному морфий. После я сама посетила его. Он успокоился и надеялся заснуть. Около полуночи я пошла к себе, я жила в этом же самом здании. Но вскоре прислали за мной, ибо больному стало очень плохо, я нашла патриарха в припадке грудной жабы. Он был очень бледен, говорить больше не мог и только рукой указывал на сердце. В его глазах чувствовалась близость смерти. Пульс еще можно было нащупать, но вскоре он прекратился. Впрыскивания камфоры и кокаина не возымели действия.
Через несколько минут патриарх скончался. Кроме меня, присутствовали дежурная сестра, дежурный прислужник и врач Щ., живущий рядом и вызванный по телефону. Было 12 часов ночи.
Я немедленно послала за митрополитом Петром и телефонировала в Донской монастырь.
Вслед за митрополитом Петром появился и Тучков. Очевидно, наш телефон имел постоянное соединение с ГПУ, ибо из больницы никто туда не телефонировал. Когда один из врачей спросил Тучкова, как же он узнал о смерти патриарха, Тучков улыбнулся, но ничего не ответил. (Говорят, агент власти был в неописуемом восторге. Примчавшись к телу только что усопшего, он потирал руки и, с трудом сдерживая радость, говорил: «Хороший был старик… Надо похоронить поторжественней…»)
Меня тоже призвали, и Тучков подробно опрашивал меня, как все происходило, какие лекарства были даны больному и кто его посетил. Тогда пришедшие открыли комнату покойного и были удивлены тем, что патриарх был бледен. Один из агентов Тучкова очень подробно осматривал горло и шею патриарха, как бы желая установить, нет ли признаков удушения. Кажется, это был врач.
Весть о смерти патриарха еще ночью распространилась по всей Москве с молниеносной быстротой. Телефон звонил беспрестанно. Отделение милиции, газетные редакции, частные и духовные лица немедленно прибыли в больницу. Некоторые предлагали теперь же ночью перенести умершего в соседнюю церковь, а утром торжественно перевезти в Донской монастырь. ГПУ резко это запретило и само распорядилось о перевозке покойного каретой скорой помощи в Донской монастырь.
Когда покойника увезли, его комната была запечатана. Через несколько дней пришел Тучков, и в присутствии правления больницы и митрополита Петра был составлен список оставшихся вещей. Среди них нашли четыре тысячи руб., которые Тучков присвоил со словами: «Это нам пригодится». Это были собранные прихожанами и подаренные патриарху деньги. Они лежали в корзиночке рядом с его постелью. Как-то раз патриарх мне сказал: «Приход хочет выстроить мне домик и собрал на это деньги. Квартира в монастыре очень низкая, узкая и неудобная. Когда собирается много народа, нечем дышать».
Тучков оказался прав, когда он нас спрашивал, не боимся ли мы принять тяжело больного патриарха в нашу больницу. Смерть патриарха возбудила в Москве всевозможные и самые невероятные толки.
Говорили, что врач, удаливший корни зубов, впрыснул ему яд вместо кокаина, путали имена врачей, которые лечили больного, и распространяли сведения, будто они все арестованы. Во всех этих толках даже трудно было разобрать, кого и в чем обвиняют.
Другой свидетель рассказывает подробности последних часов жизни патриарха и именно в присутствии того врача Щ., и прислужника, о которых упоминает Бакунина. Этот свидетель был и участником похорон патриарха.
«Святейший Тихон, патриарх Московский и всей России, скончался в ночь со вторника на среду. Во вторник было Благовещение, но Святейший не служил, т. к. чувствовал себя плохо. Литургию в последний раз Святейший совершал в воскресенье.
25-го (ст. ст.) днем Святейший чувствовал себя лучше и даже занимался делами: читал письма и бумаги и писал резолюции. Вечером был у него митрополит Петр, который присутствовал на консилиуме врачей, а затем Вел деловой разговор. Часов около десяти вечера Святейший потребовал умыться и, с необычайной для него строгостью, серьезным тоном, к которому окружающие не привыкли, сказал: «Теперь я усну крепко и надолго… ночь будет длинная, длинная, темная… темная…»
Несколько времени он лежал спокойно. Потом сказал келейнику: «Подвяжи мне челюсть». И настойчиво повторил это несколько раз: «Челюсть подвяжи мне, она мне мешает». Келейник смутился и не знал, что делать.
«Святейший бредит, — сказал он сестре, — просит подвязать челюсть».
Та подошла к Святейшему и, слыша от него такую просьбу, сказала: «Вам будет тяжело дышать, Ваше Святейшество».
«Ах, так… Ну, хорошо, не надо», — ответил патриарх.
Затем немного уснул. Проснувшись, он подозвал келейника и сказал: «Пригласи доктора».
Тотчас же было послано за доктором Щелканом, а до его прихода явились врачи лечебницы. Пришедший Щелкан стал на колени у достели Святейшего, взял его за руку и спросил: «Ну, как здоровье, как Вы себя чувствуете?..» Святейший не ответил. Щелкан держал руку Святейшего, замирающий пульс говорил ему, что здесь совершается таинство смерти. Он обвел глазами присутствующих врачей в знак того, что жизнь угасает и надежда на благополучный исход иссякла.
Минута проходила за минутой. Святейший лежал с закрытыми глазами. После короткого забытья Святейший спросил: «Который час?..»
— «Без четверти двенадцать».
— «Ну, слава Богу», — сказал Святейший, точно он только этого часа и ждал, и стал креститься:
«Слава Тебе, Господи», — сказал он и перекрестился.
«Слава Тебе»… — сказал он, занес руку для третьего крестного знамения. Патриарх всей России, новый священномученик, великий печальник за веру православную и Русскую Церковь, тихо отошел ко Господу.
… В среду, 26 марта ст. ст., в 5 часов утра, когда вся Москва еще спала, после отирания тела елеем, в карете скорой помощи, тихо и незаметно патриарх всей России, обернутый в бархатную патриаршую мантию, из лечебницы был перевезен в Донской монастырь. Останки почившего сопровождали митрополит Петр Крутицкий и епископ Борис Можайский. По прибытии, с колокольни понеслись мерные удары большого колокола, прозвонившего 40 раз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
