Я выглянул из окна и увидел толпу аборигенов, которые молча стояли и смотрели в нашу сторону. В их позах была не то чтобы угроза, но некое неподвижное ожидание, не предвещавшее ничего хорошего. В руках у некоторых из них были длинные, расширяющиеся к концу ножи, служившие, вероятно, для того, чтобы прорубать дорогу в джунглях; но зачем они захватили их сюда, к дому соседа, мне не хотелось думать.
Ло-до подошел сзади и стал смотреть туда же, куда и я.
– Ну что, будешь работать? Что мне сказать соседям? – спросил он мягко.
Оттолкнув его плечом, я взял мотыгу, пошел на поле и стал работать. Через некоторое время толпа разбрелась, и лишь двое или трое зевак уселись на траву и принялись глазеть, как я мотыжу землю.
Ло-до же завалился в гамак и принялся с интересом изучать содержимое бывших моих карманов. Больше всего ему понравились перочинный нож и ключи от ракеты, которые вместе с брелоком он немедленно вдел себе в ухо. Зато записная книжка почему-то не вызвала у него доверия, и он бросил ее в костер. Таким же образом он сжег мое удостоверение личности, техпаспорт на ракету и лицензию пилота. В одну минуту я остался абсолютно без документов.
– Ты что, спятил? Как ты смеешь? Это переходит всякие границы! – завопил я, подбегая к нему с занесенной над головой мотыгой.
Ло-до равнодушно покосился на меня, не делая даже попытки спустить ноги с гамака.
– У нас на планете нельзя иметь книг с магическими знаками. Если бы соседи нашли их, тебя бы повесили. Они давно уже ищут на кого свалить, что куры не несутся.
– Повесить меня за техпаспорт? Что ты несешь?
– Увы, друг мой, увы. Не я придумал древние законы, – лицемерно вздохнул Ло-до, наливая себе в кокосовый орех вина и затыкая бутылку пробкой.
То, что он даже не попытался предложить мне выпить, переполнило чашу моего терпения. Вспылив, я заявил, что немедленно улетаю, и потребовал у него ключи от ракеты.
Ло-до покачал головой:
– Я бы с удовольствием отдал их тебе, но это невозможно. Традиция запрещает покидать Па-ра-ту раньше, чем через три года после прибытия. Улететь прежде этого срока означает проявить неуважение к нашей земле.
Я почувствовал, как от гнева глаза мне застилает красная пелена, и отбросил мотыгу, опасаясь, что еще немного и, не сдержавшись, я проломлю этому наглому типу череп.
– Ты хочешь сказать, я застрял в этой дыре на три года? И сколько же дней ты будешь мной, а я тобой?
Прежде чем ответить, Ло-до, смакуя, выпил вино. У этого афериста была отличная выдержка.
– Все три года, за исключением первого дня. И помни, что теперь я твой гость, а гостеприимство у нас свято. Я ни в чем не должен знать отказа. В обязанности хозяина входит веселить гостя, поить, кормить и обеспечивать всем необходимым. За любое нарушение традиции – смертная казнь. Причем – просто на всякий случай, чтобы ты знал, – у нас разрешается самому выбрать себе вид казни: или быть скормленным крокодилам, или повешенным, или посаженным на кол. Если хочешь, можешь прогуляться в джунгли. Там у нас площадка для казней. Крайне неприятное зрелище, поверь мне на слово.
В притворном ужасе Ло-до закатил глаза. Отвернувшись, я отошел от него, настолько он вдруг стал мне противен. И как я мог так долго заблуждаться, считая его симпатягой и добрейшим парнем? Не потому ли он с такой настойчивостью зазывал меня к себе в гости, что знал о варварском обычае своей планеты порабощать всякого прибывшего на нее чужеземца?
В полдень Дун-ла принесла мне черствую лепешку, бросила ее на землю, повернулась и ушла.
– Ай-ай-ай! Нельзя так распускать женщин. Твоя жена за что-то зла на тебя, – посочувствовал Ло-до, у меня на глазах уплетая из глиняной миски дымящееся мясо.
Весь день я ковырял землю мотыгой, а вечером явился костистый старик, закричал на меня на местном наречии, больно ударил палкой по плечу и ушел, на прощание пригрозив чем-то.
– Кто это был? – спросил я, потирая ушибленное плечо.
– Ростовщик, которому ты должен деньги, – объяснил Ло-до. – Он сказал, что, если не вернешь долг завтра, он отведет тебя в рудники добывать уран. Как раз освободилась кирка: один из его должников умер сегодня днем.
– Я должен ему деньги? Никому я ничего не должен! – завопил я, хватая аборигена за ворот и встряхивая так, что его рубашка треснула в двух местах.
– Не волнуйся, – сказал Ло-до, нагло глядя мне прямо в лицо. – Как твой друг я, конечно, выручу тебя из беды. Я продам свою ракету и заплачу твой долг.
– Ты продашь свою ракету? Разве у тебя есть ракета? – вскричал я, охваченный ужасным подозрением.
– Разумеется, есть. С сегодняшнего утра. Правда, я ни разу ее не видел. Она в космопорту, – сказал этот мерзавец, улыбаясь мне в лицо.
Ло-до явно надеялся, что я наброшусь на него с кулаками, но мысль, что местный обычай едва ли благосклонен к тем, кто нарушает законы гостеприимства, помогла мне сдержаться. Отпустив аборигена, я выхватил из костра пылающий сук, поднес его к тростниковому дому и крикнул:
– Этот дом теперь мой? Отвечай – так или нет?
Ло-до с опаской покосился на мою руку.
– Да, это твой дом, и ты можешь делать с ним все, что захочешь, – без особого энтузиазма признал он.
– Отлично. В таком случае сейчас спалю его дотла, и это не будет нарушением закона, – заявил я.
Я ожидал досадить этим аборигену, но он уже нашел выход из ситуации.
– Разумеется, ты можешь сжечь его, бамбук сгорает очень быстро, – хладнокровно подтвердил он. – Но подумай, что скажут твои соседи? Они скажут, что новый Ло-до оставил без крова своих детей и жену. «Новый Ло-до не просто сумасшедший, он опасный безумец! Сегодня он спалил свою хижину, а завтра вполне может спалить наши. Не опасно ли оставлять этого сумасшедшего на свободе и не лучше ли отправить его на урановые рудники?» – так решат они.
Поняв, что угроза имеет реальные основания, я швырнул факел на землю и затоптал его ногами, радуясь, что не поддался чувству мести.
– Ты прав, я не буду сжигать твой дом, но и ты не посмеешь продать мою ракету! Где мне найти судью? Хочу видеть его немедленно! – твердо сказал я.
Ло-до согласился с подозрительной легкостью:
– Ты хочешь видеть судью? Хорошо, я тебя к нему отведу. Это недалеко.
Он слез с гамака и зашагал по извилистой улице, отвешивая пинки замешкавшимся свиньям. Я, смутно предчувствуя какой-то подвох, следовал за ним в сопровождении целой толпы бездельничающих аборигенов.
Возле одной из покосившихся хижин Ло-до остановился и, сделав мне знак подождать, скрылся в ней. Я же остался снаружи среди обступивших меня аборигенов, мужчин и женщин, рассматривавших мою белую кожу с каким-то каннибальским интересом.
Наконец из хижины показался мой вероломный хозяин. Он по-приятельски поддерживал под локоть беззубого старика, одетого в длинный красный плащ с прорезями. Старик был таким дряхлым, что даже глаза у него выцвели, а веки казались розовыми, как у поросенка. Подобрав полы плаща, старик уселся на большой камень во дворе, важно надул щеки и прошамкал:
– Можете изложить свою жалобу. Я внимательно слушаю.
Я рассказал судье все, что произошло, особенно напирая на то, что был нагло обманут, что мне были неизвестны местные обычаи и что подобное отношение к инопланетникам может иметь самые неблагоприятные последствия для общественного мнения о Па-ра-ту. Под конец я воззвал к справедливости и попросил судью представить, что ощущал бы он на моем месте, если бы был приглашен на другую планету тем, кого считал своим другом, и там коварно обобран до нитки.
Пока я рассказывал, старик неотрывно смотрел на меня своими бесцветными глазками и мигал, а когда я наконец закончил говорить и замолчал, он громко сказал: «Ась?» – из чего я заключил, что он не слышал ни слова. Пришлось повторить всю историю вторично, проорав ее по слогам старику в ухо. Разумеется, вынужденный говорить громко, я уже многое пропускал.
– Не надо кричать! Я не глухой! – брезгливо сказал судья, отодвинув от меня замшелое ухо. Он нахмурил лоб, изо всей силы симулируя работу мысли, и, посмотрев на Ло-до, спросил:
– Этот чужеземец ночевал у тебя в доме?
Абориген подтвердил, что ночевал, я тоже не видел смысла отрицать очевидное.
– Тогда что же ты хочешь? – прошамкал судья. – Разве тебе неизвестно, что ночью ваши души, вылетев из тел, вполне могли поменяться местами, и, следовательно, теперь ты – это он, а он – это ты. Ступай домой, Ло-до, и заботься о своей жене и детях, а ты, пришелец, – тут он показал на моего врага, – можешь и дальше пользоваться его гостеприимством. Что же касается тех вещей, которые принадлежат каждому из вас, то вы можете распоряжаться ими по своему усмотрению.
Поняв, что от старого хрыча справедливости не дождешься, я повернулся, чтобы уйти, но скрипучий голос догнал меня:
– Постой, Ло-до! Ты не оплатил мне судебные издержки! Где моя плата за то, что я судил тебя?
