– Не знаю, – растерялась Аля. – Это дочки мои. Они в конкурсе «Суперталант» участвовали.
– А, все, вспомнил! – Мужчина тут же расплылся в улыбке. – У малышки голос, как колокольчик, и старшая такая боевая! Но только… – Охранник снова уткнулся в компьютер, произнес удивленно: – Да, они уехали. Вчера.
– Как уехали? – опешила Аля. – Они ж еще неделю должны были здесь жить!
– Неделю?! Кто вам сказал?! – изумился мужчина. – У телевизионщиков по вчерашний день оплачено, вчера все и съехали. А из конкурсантов трое остались. Им в Якутск лететь, билеты только на сегодня.
Но Аля уже не слушала, дрожащими руками вытаскивала телефон. И вот оно, счастье, – дочка отозвалась с первого же гудка.
– Настя, ты где? – напустилась на девочку Аля.
И услышала невозмутимый ответ:
– Как где? В доме отдыха, я же тебе говорила! Мы с Зоинькой сейчас как раз в бассейн идти собираемся.
* * *
Слезы текли и текли. И ни единой мысли не было в голове: каким образом ей справляться с новой бедой. Что противопоставить сладкой паутине Веры, в которую та засосала ее старшую дочь.
Настя – она же подросток, психика неустойчивая – будто в уме повредилась. Кричала на мать:
– Не смей вмешиваться! Тетя Вера из нас звезд будет делать мирового масштаба!
А Зоинька – где-то на заднем плане – только горько плакала.
Наконец, трубку взяла сама Бородулина. Процедила чрезвычайно сухо:
– Ладно, приезжай. Поговорим.
И назвала адрес.
…Аля в последние годы считала себя – не без гордости! – преуспевающей женщиной. Свой дом в центре Калядина, собственное дело. А теперь – когда она, наконец, рассчиталась с Николаем Алексеевичем и с банком – смогла себе и чисто женские излишества позволять. Перестала покупать одежду на рынке. Ходила, пусть нечасто, на массаж, в салон красоты. Волосы – давняя мечта! – стала подкрашивать в парикмахерской, а не сама!
Но едва она увидела жилище Бородулиной, поняла сразу: все ее провинциальное преуспевание просто смехотворно. Разве можно сравнить частный домик еще старосоветской постройки и откровенно лучащийся роскошью особняк на Остоженке? Они с Викторией Арнольдовной, когда недавно делали ремонт, приценивались к паркету и ужаснулись высоким ценам, положили на пол ламинат. А тут даже в холле – пол дубовый, как в музее. Кожаные диваны. Аккуратные, листик к листику, пальмы в дизайнерских кадках.
И безупречно вежливый, но полный внутреннего презрения охранник:
– Будьте любезны обождать. Вера Аркадьевна спустится, как только у нее появится такая возможность.
«Конечно, на Настю – она тщеславная, вся в отца – этот антураж должен произвести впечатление, – грустно думала Аля. – Но Зоинька – пусть она и Верина дочка по крови – в этой золотой клетке несчастлива, я уверена…»
Впрочем, наконец явившаяся Вера первым делом продемонстрировала: кожаный альбом, заполненный фотографиями ее малышки. Зоинька дома, на репетиции, в магазине, в кафе, в парке аттракционов. Да, вроде везде улыбается. Но Аля увидела под счастливой маской ребенка тщательно скрываемую грусть. И вообще неприятно резануло: с какой стати бывшая подруга делает фотоальбом ее дочери?
Да еще и воркует, будто над родной кровиночкой:
– Посмотри, какая Зоинька у нас красотка!
Алла с вызовом взглянула на Бородулину:
– Вера. Не строй из себя любящую мамочку. Мы с тобой обо всем договорились еще семь лет назад. Я возместила тебе расходы, и Зоя теперь – моя дочь. Моя, и ничья больше.
– Ты забыла про моральный вред, – усмехнулась бывшая подруга.
– Что-о?
Получилось настолько громко, что даже дрессированный охранник скосил в их сторону глаза.
Вера наградила его уничижительным взглядом. Поднялась с кожаного дивана, махнула Але:
– Пойдем.
Выглядело так, будто собачке свистнула. Однако направилась Бородулина к лифтам, и Алино сердце забилось от предвкушения: неужели сейчас она обнимет обеих своих дочерей?!
Но квартира встретила ее стерильной чистотой и еле слышным Шопеном.
– Настя с Зоей на репетиции, – сухо проинформировала Вера. – А их комнаты – вот и вот, можешь посмотреть.
Темно-бордовые портьеры, бархатные кресла, двуспальные кровати. Никакого ощущения, что здесь дети живут. Подле идеально взбитой подушки совсем уж сироткой смотрится старичок-медвежонок, любимец Настеньки.
– Все, пойдем в гостиную, – отдала очередной приказ Вера.
Давние подруги сели напротив друг друга – будто две противницы в шахматной партии.
– Вера, объясни, наконец. Что ты задумала? – выпалила Аля.
Бородулина усмехнулась:
– А ты еще не поняла? Я хочу вернуть себе свою дочь. Она – моя родная кровь. И расти должна в моем доме.
Сделала ход и смотрит испытующе: как отреагируешь? Закричишь, зарыдаешь? Полезешь в драку?
«Нет, Аля, нет! Не доставляй ей этого удовольствия!» – приказала себе Кузовлева.
И, как могла сухо, произнесла:
– Зоя – не твоя дочь. И ею никогда не была. Ты семь лет назад сама продала ее мне. За сто семьдесят тысяч долларов, насколько я помню.
Вера прищурилась:
– О, я смотрю, ты научилась вести переговоры! Да, да, я и забыла. Ты же у нас теперь бизнесвумен!
В голосе ее звучала нескрываемая ирония, глаза насмешливо блестели:
– Только биологическая мать Зои – все равно я. Генетическую экспертизу уже проводят. И договорчик между мной и тобой – помнишь, мы в клинике Милены Михайловны заключали? – сохранился в целости и сохранности. Все, все, не раздувайся, как жаба. Я прекрасно знаю: да, отказ от ребенка в мою пользу ты не подписывала. И в свидетельстве о рождении мать Зои ты. Оспорить сей факт сложно. – Сделала паузу. Подмигнула: – Но мы – в открывшихся обстоятельствах! – попробуем.
И тут же сменила насмешливый тон на гневный:
– Ты понимаешь хотя бы, что у девочки талант исключительный? Она – золото, самородок! Такие один раз в сто лет рождаются. А ты ее держишь в глуши, водишь в обычную школу, вокалу не учишь!
– Она ходит в музыкальную школу уже второй год.
– Ой, да чему там ее могут научить – в твоем убогом Калядине? Тогда как я в состоянии дать ей все. Нанять лучших педагогов. Отправить учиться в Милан!
Аля уже из последних сил сдерживалась. Однако постаралась взять себя в руки:
– Вера, чего ты от меня хочешь? Чтобы я написала отказ от ребенка в твою пользу – сейчас?! Ты же прекрасно понимаешь: этого не будет. Ни за какие деньги. Ни при каких обстоятельствах.
Думала хотя бы слегка поколебать уверенность Бородулиной, однако этого не произошло. Вера хладнокровно парировала:
– А ты у самой Зои спросить не пробовала? Где – и с кем – ей лучше?
– Вера, я даже обсуждать это не хочу, – повысила голос Аля.
– И очень зря, – поджала губы подруга. – Вот, кстати, ознакомься. Заключение органов опеки.
И швырнула на журнальный столик пару машинописных листков.
Аля пробежала глазами текст. Что за безумие? «Акт первичного обследования условий жизни и воспитания несовершеннолетнего»… Бытовые условия – все изумительно. «Происходит всестороннее развитие ребенка, девочка посещает частные уроки музыки, вокала, сценического движения». Да еще и «опросом Кузовлевой З.В. установлено, что дочерней привязанности к воспитывающей ее Кузовлевой А.С. она не испытывает и возвращаться в Калядин не хочет».
Алла Сергеевна отбросила бумажонки, криво улыбнулась:
– Сколько ты за них заплатила, Вера?
– Нисколько, – лучезарно улыбнулась собеседница. – Сотрудники опеки просто описали реальное положение вещей.
И чем ей отвечать на такую наглость?
А бывшая подруга совсем разошлась, еще и укоряет:
– Охота тебе, Алла, мучить ребенка? Чтоб девочка на суде присутствовала?
– Ты говоришь, ребенка мучаю я?
– Но ты ведь понимаешь, – кротко улыбнулась Вера, – что просто так я не отступлюсь. И аргументы у меня серьезные. Генетически мне Зоя родная – раз. Бытовые условия с твоими не сравнить, это два. Развивать ее талант можно только в Москве – это три. Ну и денег у меня больше. Намного больше, чем у тебя.
– Вера, сколько бы денег у тебя ни было, ни один суд не посмеет отобрать у меня ребенка, которого я родила и до семи лет растила!
– Слушай, ну чего ты уж так вцепилась в нее! У тебя же есть еще Настя, на нее я, разумеется, не претендую!
– Все, Вера, хватит. Зоя – мой ребенок, и делить ее с тобой я не собираюсь.
Аля поднялась.
– Ну и дура, – пожала плечами Вера. – Все равно ничего не добьешься. Только нервы истреплешь. Зоиньке и себе. Давай, – горько усмехнулась, – приезжай вечером с полицией. Попробуй взять мой дом штурмом. Но учти: мы будем защищаться.
И столько непоколебимой решимости было в ее лице, что Аля растерянно пробормотала:
– Послушай, Вера, я никак не пойму, что за муха тебя вдруг укусила? Ты же за целых семь лет ни разу даже не поинтересовалась, как Зоинька живет! Не то что приехать, фотографии ее не попросила прислать! Впервые увидела свою – как ты говоришь! – дочку только на этом конкурсе. Неужели у нее такой талант, что ты готова на все, лишь бы заполучить ее в свои руки?
