А между тем Мавританский павильон не единственный приют Востока в парке замка Линдерхоф. Ближе всего к входу в парк находится Марокканский павильон, приобретенный Людвигом II на следующей Всемирной парижской выставке в 1878 году. Снаружи он представляет собой небольшой домик, раскрашенный в красно-белую полоску со стилизованным минаретом по правую сторону здания. Судьба у Марокканского павильона была довольно тяжелой: изначально он стоял недалеко от Хижины Гундинга, почти на баварско-австрийской границе, за пределами парка. После смерти Людвига II павильон был куплен частным лицом и вообще вывезен из Линдерхофа. И лишь в 1982 (!) году выкуплен государством и вновь восстановлен в Линдерхофе на том месте, где ныне и можно его увидеть. К сожалению, внутрь Марокканского павильона пройти сейчас не удастся, но после посещения Мавританского павильона фантазия сама подскажет вам возможные варианты обстановки.
А тем временем мы подходим к старейшему зданию в парке Линдерхофа — часовне Святой Анны, построенной в 1684 году монахом из монастыря Этталь. Интересно отметить, что в планах Людвига II было сначала перестроить старинную часовню, которая по мере строительства дворца и парковых павильонов уже не вписывалась в общий облик комплекса. В 1871 году королю был представлен план нового купольного здания в необарочном стиле, но Людвигу он не понравился и был отвергнут. В 1876 году король решил оставить часовню в неприкосновенности, так как в окончательно принятый проект английского пейзажного ландшафта парка «неказистое» старинное здание вписывалось вполне. Кто знает, а может быть королю вспомнилась Магдалененклаузе в парке Нимфенбурга из его далекого детства?..
Тем более что на территории сохранялся еще один «реликт» — непосредственно сам охотничий домик Максимилиана II, «прародитель» Линдерхофа. Он получил только новое имя — Королевская хижина, ведь такому ненавистнику охоты, каким был Людвиг II, охотничий домик был ни к чему. Первоначально домик, построенный еще в 1790 году, располагался непосредственно на месте замка Линдерхоф. Но в 1874 году он был перенесен на место, где находится и ныне. Кстати, во время строительства Людвиг II часто жил здесь. А после смерти короля Королевская хижина стала вновь… охотничьим домиком: страстный охотник принц-регент Луитпольд стал использовать ее по прямому назначению. Увы! «Жестокий век, жестокие сердца!»
Хижина Гундинга. 1882 г. Акварель Генриха БрелингаДальше всего от дворца, у закрытого для посетителей Линдерхофа выхода, ведущего с Этталь и Обераммергау, находится Хижина Гундинга (вспомним Нижний холл Нойшванштайна и сюжет вагнеровской «Валькирии», воплощенный там) — чуть мрачноватая и таинственная, как иллюстрация к какой-нибудь старой немецкой сказке. Она стоит уже почти в диком лесу, в который незаметно переходит парк. Хижина Гундинга была построена в 1876 году по эскизам Кристиана Янка, но почти сразу же — в 1884 году — сгорела. Правда, по желанию короля почти сразу же восстановлена. Однако стихия огня, видимо, была роковой для данной постройки. В 1945 году хижина вновь сгорает почти дотла и восстанавливается лишь в 1989 году. Так что перед нами, по сути, копия, но копия, обладающая душой оригинала! Низкая бревенчатая хижина построена вокруг могучего векового ясеня, в гигантский ствол которого воткнут заколдованный меч. На стенах, обшитых грубыми досками, развешены черепа и рога оленей, вместо скамей — пни, покрытые звериными шкурами. Под потолком висит гамак; в углу — открытый очаг, сложенный из необработанных камней. Сбоку находится крошечная комнатка с узкой кроватью, покрытой грубым одеялом, служившая спальней королю, проводившему в Хижине Гундинга иногда по нескольку дней наедине со своими мечтами, любимыми книгами и неповторимой альпийской природой.
Хижина Гундинга одновременно воспроизводит подлинное древнегерманское жилище и является своеобразной декорацией к опере Вагнера «Валькирия». Согласно либретто оперы, Вотан под именем Вельзе вступает в супружескую связь со смертной женщиной, которая рожает ему близнецов — Зигмунда и Зиглинду. Вотан вместе с Зигмундом отправляются в странствия, и в это время случается трагедия — мать близнецов убивают, а Зиглинду продают в рабство. Она должна стать супругой нелюбимого ею Гундинга. В день бракосочетания является странник, у которого всего один глаз. Он наводит страх на всех присутствующих, но Зиглинда с радостью узнает в нем своего отца. Странник вонзает меч в ствол ясеня, вокруг которого построена хижина Гундинга, и заклинает: «Меч этот будет принадлежать тому, кто сможет извлечь его из ствола, а этого никто не сможет сделать!» Зиглинда успокаивается — она понимает, что будет принадлежать тому, кто все-таки добудет волшебный меч…
А теперь вновь вспомним легенду о Парсифале. Покинув двор короля Артура после победы над Красным рыцарем, юноша Парсифаль выехал на зеленый луг перед крепостью, где увидел огромную липу, под которой сидел хозяин замка, князь Гурнеманц, будущий наставник Парсифаля в христианских и рыцарских добродетелях. Что ж, с липы мы начали свое знакомство с Линдерхофом, липой же и завершаем. Ведь можно предположить, что именно этот, приведенный нами, эпизод из «Парсифаля» навеял строителю Линдерхофа, королю Людвигу II, идею постройки недалеко от Хижины Гундинга последнего павильона парка, с которым мы вскользь познакомимся — Хижины Гурнеманца. Ее постигла не менее печальная судьба, чем «соседку»: после смерти Людвига II вплоть до 1960-х годов она была полностью заброшена и забыта, вследствие чего совсем разрушилась. Лишь в 1999—2000 годах Хижина Гурнеманца была восстановлена на частные пожертвования, но толи по «старой памяти», то ли из-за того, что расположена она слишком далеко от самого замка, для посетителей она практически недоступна. И даже, несмотря на настоятельные просьбы, мы в свое время получили отказ в ее посещении. Что ж! Будем просто знать, что где-то там, под покровом леса, находится таинственный приют того, кому ведомы все добродетели и тайны Святого Грааля…
И, наконец, чтобы создать себе полное представление о том, каким видел свой парк сам Людвиг II, познакомимся с павильоном, который сохранился только в планах и так никогда и не увидел свет, но должен был бы также присутствовать в Линдерхофе. Мы говорим о павильоне Губертуса, прототипом которого послужил уже знакомый нам Амалиенбург в парке Нимфенбурга. Несколько эскизов этого павильона было одобрено королем и даже построен кирпичный каркас и частично готова обстановка интерьера. Но увы… После смерти Людвига II все это было продано с аукциона.
Пока мы еще находимся во власти вагнеровских мотивов благодаря парку Линдерхофа и, прежде чем отправиться в замок Херренкимзее, где этих мотивов уже не будет совсем (экспонаты Музея короля Людвига мы в расчет не берем), перевернем последнюю страницу в истории непростых взаимоотношений короля и композитора, тем более что именно тогда, во времена строительства Линдерхофа, они и подошли к своему финалу. После отъезда Вагнера в Швейцарию прошло три года, и вот в 1863 году, когда на сцене мюнхенского театра готовится премьера новой оперы «Нюрнбергские мейстерзингеры», король выразил желание, чтобы на премьере присутствовал сам автор. Вагнер снова приезжает в Мюнхен, на этот раз не как изгнанник, а как триумфатор. Сами мюнхенцы, которые еще совсем недавно угрожали чуть ли не революцией, если «злой гений короля» немедленно не покинет их город, теперь восторженно рукоплескали «светлому гению немецкой музыки». При этом признавали, что «если немецкий народ имеет “Мейстерзингеров”, “Нибелунгов” и “Парсифаля”, то этим он обязан столько же гению Вагнера, как и Людвигу». Это была победа. Но не та окончательная победа над пошлостью, косностью и безвкусием публики, о которой мечтали Людвиг II Вагнер, не рождение нового человека, а просто отражение общего подъема национального самосознания в преддверии объединения Германии; победа не духовная, а политическая. И если Вагнер после долгих лет гонения и унижений был действительно первое время опьянен столь явными выражениями восторга публики, то Людвиг своей тонко чувствующей душой уже давно понял бесполезность борьбы за человеческие души. Его охлаждение к Вагнеру было на самом деле разочарованием в возможности победы их общего дела. Что как раз и доказывает тот тезис, который мы уже выдвигали: король видел в Вагнере в первую очередь проводника своих духовных идеалов. Но, даже осознав тщетность их борьбы, Людвиг идет до конца и осуществляет давнюю мечту Вагнера — обрести свой собственный театр. «Байройтский театр, начатый с сумм, подписанных “патронами” дела, был окончен благодаря материальному содействию Людвига II, который в тот момент, когда Вагнер хотел было публично объявить, что дело проиграно и труды прерваны, выдал авансом фонды, необходимые для того, чтобы довести предприятие до благополучного конца; он должен был вмешаться еще и во второй раз, вскоре после празднеств 1886 г., которые дали значительный дефицит, чтобы спасти дело от угрожавшего банкротства»{93}. Остановимся немного подробнее на данном предприятии, главным «инвестором» которого был Людвиг II, а следовательно, в какой-то степени Байройтский «Фестшпильхаус» является тоже «замком баварского короля».
