Андерс ни о чем и слышать не хотел, твердя в ответ, что большие перевозки гражданского населения не понадобятся, так как на юге уже скопилось значительное число польских граждан, которые, прослышав, что будут формироваться новые польские части, уже длительное время направлялись туда стихийно.
В связи с такой позицией Андерса представители Генерального штаба, выполнявшие в данном случае лишь рекомендательные функции, поскольку вопрос о переводе армии на юг был уже решен на совещании в Кремле, приняли все предложения польского командования касательно новых районов дислокации войск и переброски туда уже созданных соединений— 5-й и 6-й дивизий, запасного полка и штаба армии.
В заключение было определено, что на юге польские вооруженные силы разместятся в следующих пунктах:
командование армии — в Янги-Юле, около Ташкента,
5- я пехотная дивизия — в Джалал-Абаде,
6- я пехотная дивизия — в Шахрисябзе,
7- я пехотная дивизия — в Кермине,
8- я пехотная дивизия — в Чок-Паке,
9- я пехотная дивизия — в Маргелане,
10-я пехотная дивизия — в Луговом,
организационный центр армии — в Гузаре,
центр подготовки (школа подхорунжих) — во Вревском,
танковая бригада армии — в Карабалы[55].
Одновременно были назначены командиры вновь формируемых дивизий и к ним прикомандированы офицеры связи Красной Армии.
Командирами дивизий стали: генерал Богуш (7-я), полковник Раковский (8-я), полковник Шмит (9-я) и полковник Болеславич (10-я).
Командиром запасного полка был назначен полковник Леон Код, комендантом центра подготовки — полковник Сулик.
Начальник штаба Окулицкий должен был скомплектовать для командиров дивизий костяк их штабов, чтобы они могли быстрее выехать к месту своего нового расположения.
На том же совещании были определены количество, состав и место деятельности новых призывных комиссий.
Полной мобилизацией на первом этапе надлежало охватить Казахстан, Узбекистан, Киргизию и Таджикистан, а также районы, где формировались воинские части. Хотя об этом никто не заикался, оставалось неясным, для чего нужно было перебрасывать польские войска так далеко на юг. Было очень неприятно, что Кот не проинформировал обстоятельно об этих делах Сикорского, хотя сам хорошо о них знал. 10 декабря он писал министру иностранных дел Рачинскому:
«…Тормозила развитие армии и усиливала подозрительность к полякам невероятная болтливость многих наших соотечественников, особенно офицеров, которые широко и шумно призывали разделаться с Советами, а некоторые, особенно на азиатском юге… предлагали силой пробиться через иранскую границу…»
На следующий день, 4 декабря, я присутствовал на обеде, устроенном в Кремле в честь Сикорского. В половине восьмого вечера мы все сели в автомобили и поехали в Кремль, где нас уже ожидали. Мы вошли в большой зал, где собрались члены правительства Советского Союза.
Обед длился около двух часов, после чего все перешли в расположенный рядом салон, куда подали кофе и сладости.
Здесь-то и была составлена советеко-польская декларация. После согласования ее текста на обоих языках тут же состоялась церемония подписания.
Вот этот документ:
«Декларация Правительства Советского Союза и Правительства Польской Республики о дружбе и взаимной помощи
Правительство Советского Союза и Правительство Польской Республики, исполненные духом дружеского согласия и боевого сотрудничества, заявляют:
1. Немецко-гитлеровский империализм является злейшим врагом человечества, — с ним невозможен никакой компромисс.
Оба Государства, совместно с Великобританией и другими Союзниками при поддержке Соединенных Штатов Америки будут вести войну до полной победы и окончательного уничтожения немецких захватчиков.
2. Осуществляя Договор, заключенный 30 июля 1941 года, оба Правительства окажут друг другу во время войны полную военную помощь, а войска Польской Республики, расположенные на территории Советского Союза, будут вести войну с немецкими разбойниками рука об руку с советскими войсками.
В мирное время основой их взаимоотношений будут доброе соседское сотрудничество, дружба и обоюдное честное выполнение принятых на себя обязательств.
3. После победоносной войны и соответственного наказания гитлеровских преступников задачей Союзных Государств будет обеспечение прочного и справедливого мира. Это может быть достигнуто только новой организацией международных отношений, основанной на объединении демократических стран в прочный союз. При создании такой организации решающим моментом должно быть уважение к международному праву, поддержанному коллективной вооруженной силой всех Союзных Государств. Только при этом условии может быть создана гарантия, что катастрофа, вызванная гитлеровцами, никогда не повторится».
После подписания декларации все перешли в небольшой зал заседаний, где на экране увидели последние фронтовые новости. Но каково же было наше изумление, когда в заключение нам показали кадры, запечатлевшие только что состоявшееся подписание советско-польской Декларации!
В приподнятом настроении, с ясными мыслями и надеждами на будущее прощались мы после пятичасового пребывания в Кремле.
На следующий день, 5 декабря 1941 года, мы вылетели из Москвы в Куйбышев. Сикорский немного простудился и несколько дней пролежал в постели. В течение этого времени он фактически никого, кроме меня, не принимал. Поэтому я мог довольно часто и свободно с ним разговаривать и познакомиться с его планами. Сикорский, как всегда, держался свободно, не стеснялся в своих суждениях и довольно охотно разговаривал. Через некоторое время он- стал чувствовать себя лучше и 10 декабря вечером специальным поездом выехал в Бузулук. Андерс днем раньше вернулся туда на самолете, чтобы должным образом подготовиться к встрече Верховного Главнокомандующего.
11 декабря рано утром поезд с Сикорским прибыл на станцию Бузулук. Здесь его ожидали Андерс, офицеры штаба, эскадрон почетного караула и гражданское население. После приветствий, рапорта командира эскадрона ротмистра Флерковского и церемониального марша почетного караула Сикорский отбыл на автомобиле на квартиру Андерса.
В Бузулуке Сикорский остановился у Андерса. Мы жили втроем. Андерс свою спальню уступил Сикорекому, я свою — Андерсу, а сам перебрался в кабинет Андерса. Таким образом, я находился в комнате по соседству с комнатой Сикорского, чтобы всегда быть готовым к его вызову. Профессор Кот остановился у Окулицкого, а остальные гости — в гостинице.
Полтора дня пребывания Сикорского в Бузулуке прошли в торжествах, представлениях и банкетах. Никаких серьезных бесед, заседаний или совещаний с офицерами не проводилось. Поэтому штабные и другие офицеры не имели возможности ближе познакомиться с Сикорским, с его общими взглядами и планами на будущее, в частности с намерениями относительно использования польских вооруженных сил.
Пробыв какой-нибудь час у Андерса, Сикорский направился в штаб, где собрались все офицеры. После нескольких приветственных слов он начал обход района расположения гарнизона и расквартирования гражданского населения.
Во второй половине дня состоялось торжественное собрание в штабе армии, а после него было дано небольшое представление. По окончании заседания Сикорский, поприветствовав собравшихся от имени президента и правительства, прошел в кабинет Андерса в штабе, где подписал приказ о присвоении воинских званий почти ста тридцати офицерам. Между прочим, повышения получили Ксаверий Прушинский, которого внес в список лично Сикорский, а также Струмпх-Войткевич, лишь незадолго до того принявший на себя обязанности офицера по просвещению и успевший выпустит, в честь приезда Сикорского первую печатную газету «Белый орел».
В тот же день вечером в большом зале штаба армии состоялся банкет. На нем, кроме офицеров штаба, присутствовали также гости, которые или постоянно сопровождали Сикорского, или были специально приглашены по случаю его приезда.
Здесь произошло первое серьезное столкновение между двумя генералами — Андерсом и Сикорским. Андерс, как хозяин, в начале банкета в короткой речи поочередно приветствовал Сикорского и гостей — советских, американских, английских, чехословацких (в лице полковника Свободы, который формировал в Бузулуке чехословацкий батальон) и других. После каждого такого приветствия оркестр исполнял государственные гимны. Речам не было конца. Наконец Сикорский не выдержал и, до предела разгневанный надменными речами Богуша и Окулицкого, а также вторичным выступлением Андерса, в один из моментов набросился на последнего с вопросами:
