Аня тоже поднялась на ноги и теперь они с Филом оказались на равных, она кричала на него, размахивая руками, отдельные слова долетали и до меня, а он, казалось, уменьшился ростом под натиском ее гнева. Его руки лежали по швам, глаза были наполнены паникой и выпучены, волосы в беспорядке, так как он часто нервно ерошил их. Он слушал все, что она говорила, проходя вместе с ней еще раз через то, с чем поначалу эта хрупкая девушка справлялась сама.
Через некоторое время снова понадобились деньги. Сергей вдруг переменился, сказал, что инвалида забирать из роддома не будет, но если Аня напишет отказ от ребенка, с радостью примет ее обратно и даст еще один шанс. В это же время она подписала ему доверенность на свой успешный салон красоты, который он проиграл в подпольном казино в первую же неделю. Когда Аня вернулась домой, ее встретили голые стены и раскаявшийся муж с заверениями, что ближе и важнее их с малышом для него никого нет и не будет.
Я наблюдала за разговором двух своих самых близких людей и тихо плакала. Фил сидел на земле, пригнув голову к коленям и закрыв уши руками, а Аня продолжала стоять над ним и говорить. Она говорила, говорила, говорила без остановки. Как будто зачитывала заученный наизусть текст, такой длинный и трагичный, что справиться с этой правдой оказалось самой не под силу. Он хоть и закрывал уши, но слышал каждое слово. Мог уйти в любой момент, но выбрал - остаться.
Будучи клоуном не только по профессии, но и по жизни, Филипп особенно остро чувствовал эмоции собеседника, впитывал их как губка каждой клеточкой своего тела, и реагировал, моментально подстраивая свою игру под желания зрителя. Но сейчас он не играл. Посмотрите, перед вами грустный клоун вне сцены, столкнувшийся с реальной жизнью и неспособный вынести всю боль, которая на него обрушилась. Его дар не ограничивался влиянием на людей, Мухин ощущал оттенки настроения окружающих в разы сильнее обычных людей, и его сердце разрывалось, когда он переживал вместе с этой женщиной всю ее боль, которую сам же и причинил ей, сознательно и расчетливо.
На какой-то момент мне показалось, что он не выдержит. Фил не был знаком с чувством вины. Клоуны наглые, но безвредные, их проделки прощаются сразу же, после окончания представления. Никто никогда не ждет он них извинений.
Два месяца каждые три часа и днем и ночью Аня сцеживала молоко, потому что адаптированные смеси организм ее ребенка принимать отказывался, и если бы она потеряла молоко, на фоне стресса, например, Вовка мог умереть от голода. Она жила в больнице рядом со своим сыном, хотя поначалу ей разрешалось зайти в реанимацию только раз в сутки, чтобы погладить его крохотное тельце. А любимый муж каждый день звонил и упрашивал бросить обузу, давил, что не примет калеку. Но в этот момент в моей подруге что-то надломилось, и пробудилась ранее неизведанная сила. Она терпела мужа во время беременности, прощала побои и слепо верила обещаниям, потому что еще не осознавала, что теперь отвечает не только за себя, но и за еще одного человека. А когда этот человек родился, такой маленький и беззащитный, полностью зависящий от нее, в один момент все стало на свои места. И она поняла, что скорее сдохнет, чем откажется от своего ребенка.
И они с Вовчиком боролись вместе со всем упорством, которое присуще ее натуре, и которое могут понять, наверное, только матери. И они победили. Через месяц их перевели из реанимации в детскую больницу, Вовка дышал и кушал сам, все его внутренние органы функционировали нормально. Это был колоссальный прорыв, но работы предстояло еще много, некоторые неврологи отказывались брать на себя лечение и ответственность, дабы не портить себе рейтинги. А Сергей звонил и требовал доверенность на квартиру, потому что деньги закончились, а его мучили кредиторы, которым он проигрался в долг.
Как только я узнала, что Аня согласилась продать свой бизнес, который взрастила как первого ребенка со всей любовью и заботой, адским трудом до меня, наконец, дошло, что случилось с подругой на самом деле. Будучи в своем уме, она бы скорее продала квартиру и пошла жить на улицу, но только не салон. Аня начинала в подвале старого дома на окраине города обычным мастером, а через десять лет снимала семьдесят квадратов на первом этаже в престижном районе столицы, и записываться на стрижку к ней нужно было за две недели. Ее салон любили, уважали, имелось множество постоянных клиенток, в том числе звезды шоубизнеса. И эту золотую жилу просто отдали в чужие руки за смешные деньги, так как продажа была срочная. Я начала копать и узнала, что Сергей бьет ее, что он по уши в долгах, и родная семья на нем давно поставила крест после многолетнего и бестолкового лечения от игровой зависимости. Когда-то он был хорошим человеком, но это было так давно, что родная сестра не смогла ничего приятного сказать о брате.
Прошло два часа, когда Аня, кажется, выдохлась. Она устало рухнула на траву и, закрыв лицо руками, плакала. Фил мог выдавить из себя поток слез в любой момент, когда только захочет, но сейчас мне казалось, он вытирал ладонями настоящие слезы. Их было немного, но трясущиеся руки не слушались и не справлялись с задачей. Я посмотрела на Вовку, который всхлипнул во сне, но быстро успокоился и перевернулся на другой бок, затем вновь вернулась взглядом к Филу с Аней, превратившись в слух, но по прежнему не смогла разобрать ни слова. Они сидели на корточках так близко, что почти касались коленями, глядя друг другу в глаза, как безумные. Никто не отводил глаз, не уклонялся и не прятался. Если бы нашелся кто-то, в этот момент случайно проходящий мимо, он бы решил, что перед ними два не владеющих собой наркомана, настолько странно выглядели эти двое, горевшие в одной агонии.
Забирали из детской больницы Аню с ребенком мы с ее родителями. Не знаю, что сделал Филипп с Сергеем, но тот безоговорочно дал развод, отказался от ребенка и благополучно пропал. Фил сделал все так, чтобы не пересекаться с Аней, да и со мной тоже. Я жила с подругой, каждый день мы говорили о «божке», о Филе и о его феноменальных способностях к гипнозу. Она поверила мне сразу же, потому что уже давно искала решение кошмарного уравнения, на одной стороне которого был ее ребенок, а на другом - муж-чудовище, и она упорно ставила знак равенства между ними. Перечеркивала все и начинала сначала, но поставить знак «больше» в сторону малыша никак не могла. Два месяца я прожила с ней, и только убедившись, что ей легче, уехала, причем сразу в другой город.
Аня сама попросила меня уехать. Она пошла на поправку, занималась ребенком, к ней переехала мама, и я почувствовала себя лишней. Да и что тут скрывать, именно из-за меня с ней случилось все то, что случилось. Мне самой на себя было противно смотреть в зеркало, так что я не осуждала ее просьбу оставить их в покое.
До вчерашнего дня Аня с Филом ни разу не виделись с тех пор, как она узнала о нем правду.
Вовка спал, я сидела рядом и смотрела на этих двоих, когда вдруг подумала, что Ане нужно было кому-то рассказать свою историю с самого начала. Бережно передать из рук в руки каждый момент, каждое событие, и эмоции, которые она при них испытывала, всю боль, что терпела. Возможно, психолога ей оказалось мало. Он слушает, но не проникается проблемой. Слишком жестоко свалить весь этот ад на маму. Возможно, многое она не хотела рассказывать мне, потому что стеснялась. Или просто не хотела, чтобы я это про нее знала. Фил – дело другое. Он с ней в одной лодке. С него все началось, на нем и должно закончиться, круг замкнется, Аня исцелится. Я верила в это всем сердцем, но также опасалась за мужа.
Лидия Мухина говорила, он родился таким. Со способностью чувствовать эмоции других людей, как запахи. Бессознательно перенимать боль и радость окружающих, жить в чужом внутреннем мире, как в своем собственном. А позже и менять его. На сцене его обожали.
Пьяная Лидия заливалась слезами, когда рассказывала о своем особенном, младшеньком сыночке. Столько надежд на него было, столько планов. На представления, которые он вел в цирке, ходили по несколько раз одни и те же дети и взрослые, его постоянно заказывали на детские дни рождения. Правда, перед каждым его колбасило и тошнило, потому что организм знал, что сейчас будет. Зрители снова и снова приходили посмотреть на остроумного молодого мима-клоуна, после его выступлений выпархивали из купола, ощущая легкость и невесомость, он же тащился домой не в своей, слишком тяжелой для мальчишки «обуви». Пока в один момент он не выдержал, и не ушел. С тех пор не жил, а непрерывно играл на сцене, реквизитом которой стали окружающие люди.
Играл Фил по-разному, часто жестоко, причиняя боль, но все его шалости в итоге оказывались поправимы. Раньше. А потом он встретил меня, девушку из своего прошлого, и влюбился. И не справился с ролью живого человека. И сейчас, именно в эти минуты, платит по полной программе за свои ошибки. Изменить его невозможно. Я честно пыталась, рыдала, уговаривала. Билась о его стену безразличия, за которой он укрылся, старалась проделать брешь, откопать его совесть и человечность, пока не поняла, что это бесполезно. А приносить себя и своих близких в жертву этому, хоть и горячо любимому мной человеку, оказалась не готова.
