Фрэнси представила себе брата и даже зажмурилась — все-таки он чертовски интересный мужчина. И тело у него что надо — мышцы и все остальное… Был случай, когда одна из подружек Фрэнси, совсем еще соплячка, как-то рассказала ей, что она без ума от Дэвида и настанет день, а он обязательно настанет, когда она ляжет с ним в постель. Тут подружка добавила, что уж кто-кто, а Дэвид точно знает, чем в постели надо заниматься мужчине и женщине. Ну, что же, Фрэнси вполне разделяет мнение своей подруги.
На ее губах стала появляться загадочная женская улыбка. Казалось, от этой улыбки лицо Фрэнси приобрело иной, далеко не юный вид. Она стала похожа на опытную, видавшую виды женщину.
— А почему бы и не Дэвид? В самом деле, почему не он? То общество, в котором с некоторых пор вращалась Фрэнси, приучило ее думать, что в сфере любовных отношений ничего запретного нет. Какая разница, если любви будут предаваться родные брат и сестра или даже отец с дочерью. Собственно, они так именно и поступали, эти холеные улыбающиеся люди, представлявшие цвет общества, собиравшегося в доме Брэнта. И никто не считал подобные отношения чем-то выдающимся и необычным.
«Да, это будет настоящая сенсация — соблазнить собственного старшего брата! — думала Фрэнси, медленно раздеваясь перед зеркалом у себя в комнате. — Глядишь, и братец не окажется таким уж консервативным и неприступным, как он любит притворяться…»
Ну, а пока брата заполучить не удалось, вполне можно воспользоваться и вибратором, на который намекал Брэнт, — вполне терпимо, особенно если усесться у зеркала и никуда не спешить…
Глава 17
Дэвид был в ярости. Фрэнси частичкой своего сознания отметила про себя, что еще ни разу не видела брата настолько разъяренным. Неплохо, что его рефлексы еще не до конца притупились в отношении нее! Она чуть ли не расхохоталась прямо ему в лицо, увидев выражение лица Дэвида, когда спустилась навстречу ему из своей комнаты, облаченная лишь в прозрачные трусики, больше открывавшие, нежели скрывавшие ее женскую плоть, и в короткую рубашку, распахнутую на груди до сосков. На ее лице было выражение светской женщины, уже прошедшей огонь и воду. Пусть, пусть ее братец увидит, наконец, что она из себя представляет…
Дэвид тут же выгнал из гостиной Рика и Лайзу и запер дверь. Лицо Дэвида покраснело от гнева, и Фрэнси в очередной раз не могла сдержать улыбку скрытого торжества. В конце концов, он хотя бы что-то начал уже понимать…
— Фрэнси! Честно говоря, я не очень понимаю, что за муха тебя укусила сегодня, но всему же должны быть пределы! И я надеюсь продемонстрировать тебе сию же минуту, что, хотя ты и достаточно взрослая, чтобы расхаживать при детях почти голой, но выпороть тебя как самую юную школьницу я вполне в состоянии! Я не желаю видеть тебя, разгуливающую по дому в этом виде, достойном самой распутной шлюхи, которая выставляет все свои достоинства напоказ.Будто играя, она не давалась ему в руки и бегала по комнате, крича:
— Не смей меня тронуть и пальцем, Дэвид Циммер. Я уже слишком взрослая, чтобы ты мог отшлепать меня как какую-нибудь девчонку. И вообще, я собираюсь жить так, как хочется мне, а не тебе. Мне уже почти восемнадцать, и не тебе пытаться меня остановить.
— Ты в этом уверена? В самом деле? А вот мы сейчас узнаем, взрослая ты или не очень!
Он буквально прыгнул на нее через всю комнату и успел схватить за запястье, после чего старинным, испытанным способом потащил ее к креслу, где, по обыкновению, происходили все семейные разборки. Она боролась с ним изо всех сил, но лишь для того, чтобы сделать игру интересней и раззадорить его еще больше. А затем последовало то, чего более всего добивалась Фрэнси — рука Дэвида обрушилась изо всех сил, на которые было способно братское негодование, на ее жаждущие трепещущие ягодицы. При этом Фрэнси ухитрилась сделать свое блаженство еще большим — она терлась набухшими сосками о ручку фамильного кресла и кричала как сумасшедшая.
Дэвид настолько обозлился на эту маленькую дрянь — свою сестру, что потерял всякий контроль над собой. Он бил ее сильно, не жалея нежной кожи сестры, со всего размаху. И только когда первая злость покинула его, он вдруг обнаружил, что рубашка Фрэнси съехала вплоть до подмышек, а прозрачные трусики не скрывают горящих от его шлепков ягодиц. И он на секунду задумался — где и когда его сестрица, юное существо, школьница, приобрела себе предметы туалета, более подходящие взрослой соблазнительнице, если не обыкновенной проститутке? Он заметил также, что таз Фрэнси вздрагивает совсем не в том ритме, который, казалось, соответствовал порке. И еще — перед ним открывался во всей красе совершенно не детский ее зад. Тело Фрэнси незаметно для него полностью оформилось и ничем не напоминало юношеское. Перед ним, перекинутая через колено, изнывала от боля наказания — от боли ли? — абсолютно взрослая женщина.
Боже, неужели это существо — его сестра?
Дэвид резко опустил руку и прекратил наказание как раз в тот момент, когда Фрэнси приблизилась к пику наслаждения. Забывшись, совсем потеряв голову, она кричала, просила, требовала его, чтобы он продолжал, не останавливался и довел до конца ее боль, всегда существующую бок о бок с наслаждением.
— Ублюдок, поганая грязная скотина, — вопила она во весь голос, — что ты наделал? Почему остановился, ведь я почти была там, уже почти была там!
Дэвиду показалось, что все случившееся в его доме, в его гостиной не может оказаться правдой, никак не должно оказаться правдой. Визжащий звереныш, валяющийся перед ним и требующий продолжения экзекуции, злобный и почти обнаженный, никак не походил на его любимую славную девочку Фрэнси. Все происходящее напоминало кошмар из страшных снов, когда он был еще мальчиком и просыпался в холодном поту. С чувством неизвестно откуда возникшей инстинктивной брезгливости он оттолкнул Фрэнси от себя. Она упала, словно подкошенная, на ковер и смотрела на него глазами, которые излучали ненависть.
— Живо отправляйся в свою комнату, Фрэнси. Прямо сейчас. Ты сошла с ума! Завтра же здесь будет психиатр. Немедленно отправляйся к себе, я не желаю тебя видеть!
В голосе Дэвида уже не звучал металл, когда он произносил слова команды, призывая сестру к порядку. Наоборот, в нем внезапно проявилась усталость и даже слабость — вещи для Дэвида неслыханные.
«Наверное, таким голосом он разговаривает со своей шлюшкой Евой, — мстительно подумала Фрэнси, продолжая наблюдать за братом со своего ложа на полу. — Это именно Ева, и никто другой, превратила его в тряпку».
Она ненавидела его сейчас, потому что оба знали, что с этого момента Дэвид больше никогда не поднимет на нее руку.
