Впрочем, довольно о горбуне, и так немало строк в моем повествовании уделено столь жалкому созданию, но это лишь потому, что он, как верный пес, не отходил ни на шаг от Карвена и присутствовал при всех наших беседах, постоянно маяча на моих глазах Пришел я сегодня в эти покои, уж конечно, не для того, чтобы рассматривать Робгура.
– Что нужно тебе, – спросил аббат, – в столь поздний час?
– Помнится, брат Карвен, ты говорил о том, что истинному слуге Тьмы необходимо принести жертву, отринуть все амбиции, жажду власти, тщеславие и страх, смирить желания и думать больше о назначении своем, чем о собственном благе.
– Да, желания и чувства неустойчивы и подвержены изменениям, словно замки, построенные из песка. Гранит же долга и убежденности у верного промыслу Тьмы незыблем и не подвержен минутным влияниям.
– Я рад слышать это, ибо ты убедил меня, что визит мой будет не бесполезен как для меня, так и для тебя.
– Я стараюсь понять, к чему ты клонишь. Его голос был равнодушен, я же пытался показать, что взволнован и даже удручен.
– Огонь страстей. Не скрою, он тлеет и во мне, но я готов сделать все, чтобы загасить его во имя великого долга. Но не кажется ли тебе, что остальных Мудрых адским пламенем жжет властолюбие?
Я сделал паузу, но Карвен ничем не выразил своей заинтересованности. Он ждал.
– О, конечно же, мои слова не о тебе, – спохватился я – Другими движут низкие и неустойчивые, подобные жалкой пыли желания.
– Лагут мертв. Долкмен жив, и я не думаю, что ты прав по отношению к его персоне. Ты слышал мое слово – из-за мелких счетов, ничтожных страстей и глупого тщеславия я не позволю погубить все. Если ты пришел, подобно ядовитому пауку, плести сеть лживых обвинений, то просчитался. Ты стоишь на краю пропасти, Магистр, и помни: до нее тебе всего лишь один шаг. Не поскользнись, ибо пропасть эта бездонна и населена черным кошмаром.
– Ты говоришь – сети, – засмеялся я и наклонился к Карвену:
– Тут все пропитано изменой и братоубийством. О, аббат, если бы хоть треть сил, которые в совете Мудрых да и во всем Ордене расходуются на интриги, пошла на великое дело, думаю, сегодня триумф наш был бы ближе и уже восходила бы на горизонте Черная Звезда.
– К чему ты клонишь?
– Ты не задумывался, почему Лагут напал на меня?, И почему в последовавшем поединке один Мудрый был зарублен другим? Почему это произошло, Карвен? Ничто не происходит просто так. Ты хочешь знать причину?
– Я хочу ее знать.
– Они оба жаждали моей смерти. Но их, стервятников, святой Жезл, отданный Тьмой в мои руки, остановил и вразумил. Они даже в самом глубоком сне мечтали о том, чтобы растерзать меня. Ими правил не разум, а одна ненависть. Они ненавидели меня, но еще больше друг друга. А знаешь почему, брат? Подумай, говорят ли тебе что-нибудь слова: утерянная книга
Гурта Проклятого. Неизвестное пророчества великого чернокнижника.
– К чему ты клонишь?
– У нас еще есть время. Поэтому я рискну занять у тебя небольшую его толику на поучительный рассказ.
– Он имеет отношение к нашему делу?
– Думаю, что имеет.
– Тогда я выслушаю тебя…
И я повторил слово в слово то, что некогда поведал мне Адепт.
* * *
Старый Али был замечательным караванщиком. Самые знатные и богатые люди почитали за счастье, если им удавалось вручить свой груз или подданных ему Йод опеку, ибо не было случая, чтобы путь его закончился неудачей. Разбойники обходили его стороной. Не иначе как отметина Аллаха была на Али, караванщике. Так считали все и, стараясь задобрить, приглашали Али к себе на праздники, чтобы и хозяев дома коснулась крылом благоволящая к нему удача.
О том, что удача здесь ни при чем, было известно только самому Али. Хитрость, подкуп, задабривание самых безжалостных разбойников, а то и прямая помощь им – вот причина его успехов. Даже сам Абдула – земля содрогалась от зверств его банды – не трогал Али. Никому не было ведомо, что караванщик и разбойник – дальние родственники и что во многом благодаря этому звезда Али сияет столь ярко и ровно.
Как-то, закутавшись в теплое одеяло, Али сидел у костра. Ночи в пустыне холодные, небо прозрачное, а звезды, будто далекие костры, светят так маняще. Али был уже не молод, руки и лицо его покрывали шрамы – следы многочисленных схваток, в которых Аллах даровал ему жизнь и победу. У него был хороший дом в Хорезме, молодые жены, заботливые и ласковые (за них заплачено немало, но, надо сказать, они вполне оправдывали эти деньги). Уже не было нужды пускаться в дальние путешествия, хватало помощников, которые могли сделать это за него. И все же Али продолжал сам водить караваны, так как дороги ему были вечера, подобные этому, в пустыне, приносящие чувство освобождения от оков материи. В такие минуты существовал лишь он да сам Аллах, создатель этого дивного и неисчерпаемого мира, сущий во всем и везде, бесконечно могущественный и бесконечно прекрасный в делах своих.
Али подбросил в костер сухих веток, и искры взметнулись вверх, озарив лица сидящих у огня. Вот краснобородый купец из Багдада, богатый и заносчивый, но вместе с тем разговорчивый. Вот его слуга. А это путник и лекарь, снискавший всеобщее уважение своей ученостью и разумностью слов.
Али не особенно интересовало, кого он сопровождает. Но, как предусмотрительный и опытный караванщик, он привык оценивать достоинства своих попутчиков. В основном это были обычные, движимые жаждой денег и приключений люди. А вот в тех двоих, сидевших напротив, он никак не мог разобраться. Огромный, однорукий, с безобразным шрамом, идущим через все лицо, явно не мусульманин Его товарищ, худой, высокий, невероятно сильный, спокойно поднимавший тяжести, которые и двоим не под силу, похож на египтянина.
С самого начала караванщику страшно не хоте лось брать их. Он не любил связываться с неверны ми. Аллаху это неугодно, да и вообще можно ли счи тать неверного за человека? Аллах, до того дня рас положенный к нему, запросто может отвернуться за такие дела – и что тогда? Нет, неверных Али не любил, к тому же от этого однорукого веяло угрозой и недоброжелательностью, а худой был замкнут и непроницаем. Что можно ждать хорошего от таких людей? Не стоило брать их с собой, но… Но они заплатили такие большие деньги, будто золото ничего не значило для них. Ведь Али еще в Хорезме, желая избавиться от неприятных попутчиков, заломил та кую несуразную сумму, что знал они откажутся. К его удивлению, эти двое согласились на все условия не торгуясь.
Странно, но они не везли с собой почти никакой поклажи. Весь груз состоял из пары мешков да всевозможного оружия. Очень они походили на разбойников, но это как раз не беда. Али вел караван по пути, где ему некого бояться.
Купцы лениво переговаривались, вспоминая всякие невероятные истории. Али знал, что они или хвастаются, или просто врут, но у костра не принято уличать во лжи. Наоборот, если история лжива, но красива рассказчик заслуживает лишь благодарности. А как же иначе коротать бесконечные вечера?
– И тогда шах вывел свою дочь и говорит мне: «Уважаемый! Я думаю, что…» – похотливо ворковал краснобородый купец, сам захваченный своим рассказом и еще не придумавший, чем он кончится.
Тут послышался окрик – караульные подали сигнал об опасности. Все повскакали с мест, никого не нужно было понукать.
Путешествия всегда сопряжены с опасностями, и каждый в караване обязан уметь держать в руках оружие.
Али оставался совершенно спокоен. Он даже не потянулся к своей сабле. Никто не тронет караван счастливого Али. Путники перепуганы, но зря. Ведь это земли, где хозяйничает банда Абдулы.
Вот возникла из тьмы цепочка верблюдов, на которых сидели всадники. Чужаки остановились на расстоянии выстрела. Разбойники обычно так не действуют. С воем и криками они налетают на караван, уничтожая всех и каждого, кроме женщин и тех, за кого можно получить выкуп.
– Кто эти люди? – спросил рыжебородый купец.
– Не знаю, – соврал караванщик.
– Ты обещал нам безопасность! – заволновался купец. – Мы платим тебе вдвое за то, чтобы ты уберег нас.
– Если я обещал, то так и будет, уважаемый. Твой товар в сохранности достигнет города Багдада, не будь я Али.
От отряда отделился один всадник и приблизился на несколько шагов.
– Салам аллейкум, – закричал он. – Я пришел с миром и хочу говорить с Али.
– Кто ты?
– Я твой друг.
– Подойди. – Али махнул рукой. Незнакомец, завернутый в бурнус так, что лица его не было видно, подъехал к костру, спешился.
– Пусть они уйдут, – кивнул он на сидящих вокруг огня. – Али, мне нужно поговорить с тобой.
– Оставьте нас одних.
Когда все отошли, двое уселись у огня, поближе друг к другу, чтобы их разговор не был слышен посторонним.
– Салам аллейкум, караванщик Али.
– Вы аллейку салам, досточтимый Абдула. Вскоре слуга принес чаю, и главарь банды отхлебнул из пиалы.
