тела растаяла, а все страхи, тяжбы и воспоминания выплеснулись наружу и обрели форму.
Иногда Дарену мнилось, что его слезы режут кожу, как лезвия. Из зияющих ран выглядывали кости, а между пересеченных мышц – извивающиеся белые черви. Гниль, порожденная виной и собственной ничтожностью, полезла наружу.
Когда Дарена рвало, ему виделось, что он выплевывает изъязвленные или покрытые желтым налетом гноя органы. Теперь он был почти убежден, что его руки дрожат не из-за испепеленных горем нервов, а из-за того, что к каждой косточке тянулись нити, которые кто-то резко натягивал, стоило Дарену оплошать. Стены, что раньше давили, вдруг отодвигались друг от друга настолько далеко, что тяготил уже не камень, а пустота и одиночество.
Отец не захотел обсуждать с Дареном его проблемы. Он даже слушать не стал, когда Дарен попытался признаться – ему кажется, с ним не все в порядке. Мачеха всегда была Дарену чужим человеком, и он знал, что это взаимно. Она разрешила ему жить в ее пустой и заброшенной квартире явно не по доброте душевной. Это был легкий способ избавиться от соринки в глазу, которой являлся Дарен.
Никому не нужный. Без настоящей семьи. Без друзей.
Он даже не мог надеяться, что его хотя бы выслушают и будут рядом, когда очередной кошмар вырвется наружу и заполонит весь мир.
Единственный, кто дал Дарену хоть крохотное ощущение поддержки, – это Каспер.
Каспер – шестерка свиты. Каспер – богатенький мальчик с красивой, но пустой головой. Каспер – козел, который смотрел, как Тобиас избивает Дарена, но ничего, ничего не сделал!
Каждый раз, когда Дарен думал об этом, ему не удавалось сдержать хриплый нервный смех. Парень, который не мог защитить Дарена от собственных друзей, был готов спасать его от куда более ужасных вещей…
После той ночи они больше не виделись. Дарен сам не понимал, что из-за этого чувствует. Облегчение, потому что больше не придется думать о возможной подставе? Отчаяние, набирающее цвет в одном букете с одиночеством и страхом? Или надежду?
Да. Определенно, надежда была самым сильным чувством, но она же Дарена и пугала.
Он хотел и боялся того, чтобы Каспер снова пришел. Его присутствие не развеивало призраков, но спокойный взгляд аквамариновых глаз был лучшим доказательством – все в порядке. То, что происходит, то, что тебя пугает, – творится лишь в твоей голове.
Каспер не знал о том, что терзает Дарена, и, скорее всего, даже не догадывался о происходящем. Однако Йоркер не сомневался – Каспер уверен, что Дарену нужна помощь. И странно, но Элон без колебаний был готов ее оказать.
Дарен думал, что визит Каспера – разовый порыв. Элона в его квартиру привели совесть и чувство вины за то, что случилось на парковке «Жерла». Всего одной встречи было достаточно, чтобы оплатить тот долг. Но Дарен понял, что стыд и вина здесь больше ни при чем, когда нашел под своей дверью записку с адресом и телефоном, под лаконичным «Каспер Элон».
Доска перевернулась. Карты переиграли.
Теперь Дарен уже не в той позиции, чтобы просто сидеть и ждать. У него есть все для того, чтобы действовать.
«Никогда не стыдно обратиться за помощью».
Простые слова не выходили из головы уже несколько дней. Но если уговорить себя пойти в больницу оказалось просто, то набрать номер Каспера стало задачкой куда более сложной.
– Не звони, – шептали стены, в которых вдруг образовались кратеры жутких ртов. Огромные, покрытые герпесными пузырями, губы шевелились рядом с лицом Дарена и едва не задевали мочку уха или короткие пшеничные пряди. Из темных впадин, которые слепо кончались кирпичной стеной, несло такой вонью, что от нее щипало глаза.
Дарен убеждал себя, что плачет именно из-за нее, а не потому, что не может решиться на простой шаг. Просить помощь не стыдно, но безумно сложно. Однако ему пришлось это сделать, когда видения перестали уходить и не покидали ни на секунду.
Дарену всерьез казалось, что он умирает. Его будто вывернули наизнанку и вытряхнули из-под кожи всех демонов, что прятались в темных уголках души долгое время. Он захлебывался в собственной гнили, каждой клеточкой тела ощущая, что убивает его не мир, а он сам.
В вечер, когда Дарен все же осмелился набрать номер Каспера, ему стало совсем плохо. Воздух пропитался страхом и болью и буквально загустел. Дарен пытался вдохнуть, но получалось через раз, а если выходило – горло сковывало судорогой подступающей рвоты.
Терпеть это не оставалось сил, и Дарен на дрожащих ногах, хватаясь за стены, поплелся на кухню. Там, у ржавой раковины, ждал почти полный пузырек прописанных таблеток. Употреблять их полагалось по две в день, но Дарена сковало отчаяние. Он вытряхнул цветные кругляшки на ладонь и закинул в рот целую горсть медикаментов.
Безвкусные таблетки, смоченные скудной слюной, липли к нёбу и языку. Проглотить их без воды не вышло, и Дарен залпом осушил стакан с давно остывшим чаем.
Чуда не случилось. Сознание не прояснилось. Слизистая пробка в горле не растаяла по щелчку пальцев.
Дарен осел на стул и прислонился спиной к стене.
«Позвони ему», – приказал он себе в последний раз и сдался.
Кнопки на экране издевательски вдавливались в экран, когда Дарен их касался, будто смартфон был сделан из резины. Лишь спустя бесконечные пять минут Дарену удалось нажать на вызов и… Ничего не произошло.
Долгие гудки в какой-то момент сменились оповещением о потерянном сигнале. В голове звенела идеальная тишина, которая вскоре обратилась догадкой: Каспер не хочет его слышать. Он оставил свой номер, чтобы проверить, что сделает Дарен, а не для того, чтобы действительно поговорить или встретиться.
– Мусор, – раззявленный кирпичный рот скривился в улыбке.
– Каспер? – смотря на потухший экран, спросил вслух Дарен, и стены простонали:
– Вы оба.
Дом засмеялся. Оконные рамы затрещали, когда здание начало содрогаться в пугающем хохоте. Каждая крупица этого старого, потрепанного дома презирала Дарена и его слабость. Стены, покрытые трещинами, начали прогибаться, обретая человеческие черты. Это выглядело так, будто замурованные под кирпичами люди вдруг решили выбраться наружу, чтобы взглянуть на ничтожество, которым Дарен стал.
Он презирал себя. И одновременно с этим его презирал весь мир.
Больше не в силах находиться в этой комнате, в этом здании, Дарен вылетел на улицу как пробка из бутылки. Он не знал, от чего бежит: от обезумевшего дома, что мог рухнуть и похоронить под завалами, или от самого себя? В тесной квартире слишком душно наедине с мыслями.
Он взял с собой только телефон и записку Каспера. Последняя оказалась при Дарене
