«Вроде меня», — закончил я мысленно. Чтобы понимать мага, мне не нужны были слова.
— И от тебя я ничего другого не ждал, — я слегка толкнул локтем Мастера в бок. — Но где же ваш ветровой Гаррет? — я демонстративно оглядел просторную палубу.
— Ну, Бегущая же бежит, — казалось, Херт считает, что удачно пошутил.
Я приподнял бровь, ожидая ответа, и капитан пояснил:
— Наш старина Гаррет может показаться вам странным, очень странным, да мы привыкли. Вы спросите меня, что он тут делает?
— Да он просто воды боится, — хохотнул пробегающий мимо матрос.
— Еще один бездельник, Керси? — грозно осведомился Соленый.
— О, никак нет, капитан, — матроса как ветром сдуло.
— И что все это значит? — полюбопытствовал я, ровным счетом ничего не поняв.
— Наш Гаррет никогда не поднимается наверх, знаешь ли, всегда сидит ниже ватерлинии. Сидит, бормочет чего-то. Мы привыкли, дори, передаем ему указания, какой нужен ветер или там, что на горизонте тучи, а он уж свое дело знает.
— Вот тебе раз, — я покосился на Мастера, — мне казалось, что ветер охотнее повинуется, когда ты смотришь ему в глаза.
— У каждого свои причуды и свои способы, к тому же он не маг, а простой фокусник, но это не делает его заслугу меньше. Как правильно сказал Херт, Бегущая бежит, и это все, что необходимо знать.
Минуло четыре дня. Наблюдения за морем быстро наскучили. Баст был прав: облака, горизонт, да мелкие рыбешки, выпрыгивающие из волны, поднятой килем Бегущей, вот и все, что радовало глаз. Среди едва заметно движущейся морской поверхности взгляду не за что было зацепиться, от чего мысли быстро затихали, но качка не давала полностью отрешиться, как бывает при медитации. От солнечных бликов, пойманных брызгами, в глазах появлялась резь, а ветер по-прежнему нес в себе холодную весеннюю влажность. Не представляю себе, как матросы и вахтенные проводили по четыре часа наверху в ожидании двойного удара корабельного колокола, оповещающего о смене людей.
Впрочем, были и необычайно приятные моменты. Так еда показалась мне королевской для дальнего путешествия — кок Бегущей оказался на высоте, а его искусство смешивания трав — выше всяких похвал. Мясо и овощи были свежими, душистые пряности придавали им пикантности и остроты. На мой вопрос о продуктах прислуживающий у стола мальчик — тот самый, с тонким голосом — пояснил, что в трюме обязательно есть ледник, где на кусках вырубленного в горах льда все отлично сохраняется. Конечно, так питалась не вся команда, а узкий круг верховодящего состава: с нами неизменно разделяли трапезу капитан, старпом, молчаливый штурман Валенсий, от которого за все время плавания мы услышали вряд ли пару слов, и лоцман — полная противоположность навигатору. Он был необычайно говорлив и всякий раз за столом не упускал случая развязано поведать нам очередную морскую байку. Все эти истории, подкрепленные горячим грогом и заверениями в их достоверности, имели, в основном, одни и те же составляющие, переставленные в произвольном порядке. Ирси рассказывал об оставленных на берегу девицах, которые, не дождавшись своих моряков, выскакивали за других; о кровавой мести, о пиратах, штормах и штилях.
— Он у меня вместо попугая, — сказал как-то после ужина Херт, дождавшись, когда Ирси отправится спать. — Знаете, в южных странах есть такие птицы, глупые, но их можно научить говорить. Раньше мы частенько привозили их в узких клетках на материк. Набьешь их, будто в бочку, десяток, они кричат, перья летят из клетки, но птицы живучие очень и приспосабливаются. Торговцы дают за них хорошую цену, а держать у себя цветную птицу с островов считается привилегией.
Он ухмыльнулся.
— Дурачье, конечно, эти вельможи, они готовы тратиться на то, что считается соответствующим их положениям, но кто определяет, что должно быть у них? Торговцы. Они правят государствами, не находите?
— Несомненно, в некотором роде, — согласился я. Мне нравился живой ум Соленого Херта, а его немного ворчливая манера говорить делала сказанное чуть более важным.
— А вообще, вы видели их, дори, попугаев? Их можно научить выговаривать слова, и тогда они будут повторять их часами.
— На самом деле попугаи — очень умные птицы, — заметил Мастер, — не стоит попусту обижать их, сравнивая с Ирси.
Оценив шутку, Херт долго смеялся, а потом с чувством отвесил подзатыльник мальчишке юнге за то, что тот был недостаточно расторопен и еще не убрал со стола грязную посуду. Я заметил у паренька синяк на подбородке, но он не казался мне забитым, хотя и постоянно получал тумаки. Надо полагать, что и капитан и старпом, да и другие моряки, постоянно участвовавшие в процессе воспитания молодого моряка, знали меру и придерживали силу своих рук, награждая юнгу за неизменные огрехи. Пожалуй, на мой взгляд, это был самый обычный мальчишка, который старался делать то, что ему говорят, но частенько отвлекался на то, что его интересовало. Я видел юнгу то в коридорах и на палубах, драившим доски, то поднимающим из-за борта ведро воды, чтобы вычистить гальюн, то подносящим питьевую воду матросам. Второму юнге, который был постарше, доставалось куда меньше поручений и, соответственно, упреков, быть может потому, что он был взрослее и проводил почти все время с матросами, обучающими его уже другому ремеслу: как вязать замысловатые узлы, как натягивать канаты. Думаю, это было не первое его плавание и он знал Бегущую как собственное тело, а с появлением другого мальчика для битья стал практически полноправным членом экипажа судна.
Быстро замерзая на палубе, я проводил много времени в кают компании, вчитываясь в испещренные мелким тестом страницы книги, разглядывая рисунки и схемы, выведенные твердой рукой, и изучая устройство парусных судов. Я следил за работой капитана и штурмана, прокладывающего курс на день, любовался гибкостью и сноровкой матросов, расхаживающих по реям. Бегущая шла ровно и быстро, но я так и не увидел любимого всеми Гаррета, который прятался ото всех под нижними палубами. Думаю, именно за это он и пользовался таким уважением матросов: дело свое знает, но никуда не лезет и никогда не показывается, чтобы мешаться под ногами. Херт попросил меня не отвлекать ветрового, потому что тому нужно полное уединение для сосредоточенности. Что же, в конце концов, Мастер прав — всего лишь сложные фокусы, они мало интересовали меня.
Мы как-то примелькались. Теперь никто не смотрел на меня со снисхождением, а матросы отвечали на мои вопросы с охотой, перебивая друг друга.
Ну и конечно призрачные рыбы, посмотреть на которых высыпала вся команда. Кажется, той ночью на Бегущей никто не спал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
