См. также: Голова куклы Барби.
См. также: Красный резиновый жопный шарик.
Рука Урсулы перестаёт скакать вверх-вниз, и она объявляет:
– Слышу, как у тебя бьётся сердце, – говорит. – По звуку, ты очень напуган.
“Нет. Ты что”, – возражаю ей, – “Это у меня просто стоит так”.
– По тебе не скажешь, – отвечает Урсула, горячо дыша в мою периабдоминальную область. Жалуется. – Я себе заработаю кистевые туннели.
– Ты имеешь в виду кистевой туннельный синдром, – говорю. – И ты не можешь, потому что его не откроют аж до Индустриальной революции.
Чтобы препятствовать продвижению инородного тела вверх по толстой кишке, можно обеспечить сцепление, используя катетер Фоли и вставив воздушный шар в прямую кишку над инородным телом. Затем наполняешь шар воздухом. Более типичен вакуум над инородным телом; такое обычно бывает в случае с самопомещёнными пивными и винными бутылками.
По-прежнему держа ухо на моём пупке, Урсула интересуется:
– Ты знаешь, от кого он?
А я говорю – “Не смешно”.
В случае бутылки, самопомещённой открытым концом вверх, нужно вставить катетер Робинсона мимо бутылки, и пустить внутрь воздух, чтобы нарушить вакуум. Если бутылка самопомещена закрытым концом вверх – вставляешь ретрактор в открытый конец бутылки, потом наполняешь бутылку гипсом. Когда гипс затвердеет вокруг ретрактора, тянешь за него, чтобы извлечь бутылку.
Использовать клизму – тоже метод, но менее надёжный.
Здесь, с Урсулой в конюшне, слышно, как снаружи начинается дождь. Капли дождя бормочут по соломе, вода сбегает на двор. Свет в окнах тускнеет, становится тёмно-серым, и слышны быстрые повторяющиеся всплески – кто-то бежит под навес. Изуродованные чёрно-белые цыплята протискиваются внутрь через надломленные доски стен и взъерошивают перья, чтобы стряхнуть с них воду.
А я спрашиваю:
– Что ещё по ящику говорят про Дэнни?
Про Дэнни и Бэт.
Говорю:
– Как думаешь, Иисус автоматически знал что он Иисус с самого начала – или же его мама или кто-то другой ему сказал, а он должен был вжиться?
Лёгкий шорох доносится снизу меня, но не изнутри.
Урсула вздыхает, потом храпит дальше. Её рука становится вялой вокруг меня. Вокруг вялого меня. Её волосы рассыпались по моим ногам. Тёплое ухо тонет в моём животе.
Сено щекочется сквозь спину рубахи.
Цыплята возятся в пыли и сене. Пауки вертятся.
Глава 38
Ушная свеча делается так: берёшь кусок обычной бумаги и сворачиваешь его в тонкую трубочку. В этом нет настоящего чуда. И всё же – начинать-то приходится с тех вещей, которые знаешь.
Всё те же обрывки и осколки, оставшиеся с медфака, в духе того, что я нынче преподаю детишкам на экскурсиях в Колонии Дансборо.
Может быть, нужно работать над собой, чтобы придти к настоящим кайфовым чудесам.
Дэнни является ко мне, проскладировав весь день камни под дождём, и говорит, мол, у него столько серы, что не может слышать. Он сидит на стуле в маминой кухне, Бэт тоже здесь, стоит у задней двери, немного отклонившись назад и опёршись задницей на край кухонной стойки. Дэнни сидит, поставив стул боком возле кухонного стола, одна его рука покоится на столешнице.
А я командую ему сидеть ровно.
Скручивая бумагу в тугую трубочку, рассказываю:
– Просто предположим, – говорю. – Что Иисусу Христу пришлось много практиковаться в роли Сына Божьего, чтобы хоть как-то преуспеть.
Прошу Бэт выключить свет в кухне и ввинчиваю кончик тонкой бумажной трубки в тугой тёмный туннель уха Дэнни. Волосы у него чуток отросли, но речь идёт о меньшем риске возгорания, чем у большинства людей. Не слишком глубоко – заталкиваю трубку в его ухо ровно на такую глубину, чтобы та осталась на месте, когда отпущу её.
Чтобы сосредоточиться, стараюсь не думать об ухе Пэйж Маршалл.
– Что если Иисус провёл молодые годы, делая всё не так, – говорю. – Пока у него не получилось нормально хоть одно чудо?
Дэнни сидит на стуле во тьме, белая трубка торчит у него из уха.
– Дело ли в том, что мы не читаем про неудачные первые попытки Иисуса, – говорю. – Или же в том, что он на самом деле не проворачивал больших чудес, пока ему не стукнуло тридцать?
Бэт выпячивает на меня промежность своих тугих джинсов, а я зажигаю об её змейку кухонную спичку и несу огонёк через комнату к башке Дэнни. Поджигаю спичкой конец бумажной трубки.
От зажжённой спички комнату заполняет запах серы.
Дым вьётся с горящего конца трубки, а Дэнни спрашивает:
– Не получится так, что оно меня обожжёт, точно?
Пламя подбирается ближе к его голове. Сгоревший конец трубки сморщивается и разворачивается. Чёрная бумага, окаймлённая оранжевыми искрами, – такие горячие кусочки бумаги парят под потолок. Некоторые кусочки морщатся и опадают.
Это и есть то, чем называется. Ушная свеча.
А я продолжаю:
– Что если Иисус поначалу просто делал людям хорошее, вроде там, помогал бабушкам переходить дорогу и предупреждал людей, если те забыли выключить фары? – говорю. – Ну, не совсем такое, но вы поняли.
Наблюдая, как огонь трещит ближе и ближе возле уха Дэнни, спрашиваю:
– Что если Иисус провёл годы, работая над большой фигнёй насчёт “рыбин и хлебов”? То есть, может, дело с Лазарем было чем-то таким, до чего ему пришлось раскачаться, верно?
А Дэнни скашивает глаза, пытаясь рассмотреть, насколько близко огонь, и спрашивает:
– Бэт, оно меня не обожжёт?
А Бэт смотрит на меня и говорит:
– Виктор?
А я отвечаю:
– Всё нормально.
Даже ещё сильнее навалившись на кухонную стойку, Бэт отворачивает лицо, чтобы не видеть, и заявляет:
– Похоже на какую-то ненормальную пытку.
– Может быть, – говорю. – Может быть, поначалу Иисус даже сам в себя не верил.
И склоняюсь к лицу Дэнни, одним дуновением задувая пламя. Обхватив одной рукой Дэнни за челюсть, чтобы он не дёргался, вытаскиваю остаток трубочки из его уха. Когда показываю её ему, бумага вязкая и тёмная от серы, которую вытянул огонь.
Бэт включает свет в кухне.
Дэнни демонстрирует ей обгорелую маленькую трубочку, а Бэт нюхает её и комментирует:
– Вонючая.
Говорю:
– Может быть, чудеса – это вроде таланта, и начинать надо с малого.
Дэнни зажимает рукой чистое ухо, потом открывает его. Закрывает и открывает снова, потом объявляет:
– Определённо лучше.
– Я не говорю, что Иисус типа показывал карточные фокусы, – продолжаю. – В смысле, просто не делать людям плохого – уже было бы хорошее начало.
Подходит Бэт; она отбрасывает рукой волосы, чтобы наклониться и заглянуть в ухо Дэнни. Она щурится и водит головой туда-сюда, чтобы посмотреть вовнутрь под разными углами.
Сворачивая ещё один листок бумаги в тонкую трубку, замечаю:
– Вы как-то были по ящику, я слышал.
Говорю:
– Простите, – молча скручиваю бумажную трубку всё туже и туже, потом продолжаю. – Это был я виноват.
Бэт выпрямляется и смотрит на меня. Отбрасывает волосы назад. Дэнни засовывает палец в чистое ухо и ковыряется в нём, потом нюхает палец.
Молча держу в руках бумажную трубку, потом говорю:
– Отныне я хочу постараться стать человеком получше.
Давиться в ресторанах, дурить людей – больше я такого дерьма делать не собираюсь. Спать с кем ни попадя, заниматься случайным сексом – такого дерьма тоже.
Говорю:
– Я позвонил в город и на вас нажаловался. Позвонил на телестанцию и нарассказывал им кучу всякого.
У меня болит живот, но от чувства вины, или от набившегося стула – сказать не могу.
Так или иначе – говна во мне по самые уши.
В какую-то секунду становится легче смотреть в тёмное кухонное окно над раковиной, за которым ночь.
В окне отражение меня, с виду такого же отощавшего и тонкого, как моя мама. Нового, праведного и потенциально-божественного Святого Меня. Там Бэт, которая смотрит на меня, сложив руки. Там Дэнни, который сидит у кухонного стола, ковыряясь ногтем в своём грязном ухе. Потом заглядывает под ноготь.
– Дело в том, что мне просто хотелось, чтобы вам была нужна моя помощь, – говорю. – Я хотел, чтобы вам пришлось меня о ней попросить.
Бэт и Дэнни смотрят на меня взаправду, а я разглядываю нас троих, отражённых в окне.
– Ну конечно, сто пудов, – соглашается Дэнни. – Мне нужна твоя помощь, – он спрашивает Бэт. – Что там насчёт нас по ящику?
А Бэт пожимает плечами и отвечает:
– Кажется, это было во вторник, – говорит. – Нет, стойте, что у нас сегодня?
А я спрашиваю:
– Так я тебе нужен?
А Дэнни, всё ещё сидя на стуле, кивает на бумажную трубку, которую я держу наготове. Подставляет мне своё грязное ухо и просит:
– Братан, давай ещё раз. Это круто. Вычисти мне второе ухо.
Глава 39
Уже успело стемнеть, и начался дождь, пока я добрался до церкви, а Нико ждёт меня на стоянке. Она выкручивается внутри своей куртки, на мгновение один рукав виснет пустым, а потом она вытряхивает в него свою руку. Нико тянется пальцами под манжету другого рукава и вытаскивает что-то белое и кружевное.
