Таким образом уладил я квартирный вопрос.
Ну, что же еще о наших невзгодах? Завелся у нас, конечно, и» внутренний враг». У ребят он, как они говорят, величиной «с воробья», – у нас же не поспевает достигнуть величины и черного таракана. Раньше мы с ним боролись кустарным способом – вручную, – теперь же перешли к машинному способу обработки. Получили машину, которая обрабатывает его сухим паром, с примесью формалина, убивая в зародыше. И теперь перевес явно на нашей стороне. Пока смена моется в бане – белье уже готово. Занятно было глядеть на ликующие рожи ребят и слушать их злорадные восклицания: «Так его, хорошенько».
Таким образом, мы справились и с этим.
Ну, а что решительно отказывается повиноваться «победоносному русскому воинству» – так это только наша погода: не погода, а слезливая старушонка какая-то. Только что, глядишь, придет в хорошее настроение, принарядится в белое платье, – ну, думаешь, – зима, – ан на утро встал – опять уж плачет; грязь разведет неимовернейшую. Вот и сейчас: у добрых людей на носу Рождество, а у нас с носа только дождевые капли капают. Ну, да носовых платков у нас довольно, сапоги непромокаемые, так что это неудобство – больше эстетического свойства: словно как-то без снега Рождество – не Рождество. Чудно немножко: у нас в Коврове, конечно, по расписанию последних лет, полагается на первый день Рождества – 20 мороза с ветром, и вы, наверное, с содроганием будете вспоминать, как вашего любезного сына в окопах снегом заносит, а мы здесь – хоть бы маленького морозца к Рождеству на свою долю у Господа Бога вымолить не можем.
Ну вот уж, кажется, и все об наших бедствиях; больше ничего о них придумать не могу, да и письмо кончать пора. Начал я его – поздравлением с Рождеством, а кончу поздравлением с Новым годом. Все равно, вероятно, раньше не дойдет…
Твою просьбу, Мама, я исполню, – относительно псалма. Послал вам 50 рублей. 25 из них отдайте Зине – я ей должен, рублей 10–15 – употребите на подарки ребятишкам, – хоть и запоздают они, ну – лучше поздно, чем никогда, а остальными распорядитесь, как хотите. Ставьте на письмах № и число, чтобы я знал – все ли дошли и долго ли были в пути, и напишите – когда попадет к вам это письмо».
Отмечаю: прапорщик спокойно посылает 50 рублей домой – ползарплаты служащего!
Из 14-го впечатляющего письма, которое касается продовольственного снабжения армий Брусилова и офицерского меню не только на передовой, но и на запасных позициях:
«Февраль 18-е.
Дорогие мои.
За последнюю неделю мне крупно повезло: получил целую кучу писем и 2 посылки – 1 от комитета и 1 от вас. А я, как на грех, все это время довольно порядочно занят и в результате у всех в долгу. Теперь немножко освободился и начинаю выплачивать этот долг конечно с вас. Итак: посылки до нас, как видите, доходят и даже довольно аккуратно. И мы, офицеры, и солдаты получаем их довольно часто. Было страшно приятно получить посылку от вас, именно потому, что она из дому. Что же касается до ее содержания, то все присланное – мне одинаково приятно, как выражение вашей заботливости обо мне и, увы, одинаково не нужно.
Дорогие мои, – то, что мы здесь, на позиции, ни в чем не нуждаемся – к сожалению, не одни слова, а самая горькая действительность. Замазать этот грустный факт и рассказать вам по-газетному, высоким стилем, о том, как мы «герои-защитники родины» зябнем и мокнем в сырых окопах, по неделям совершенно без питья и без пищи, моя совесть мне не позволит. Опишу вам чистосердечно хотя бы то, что у меня имеется сейчас, чтобы дать вам понятие о том, как мы живем.
Я стою на позиции, в самой что ни на есть передней линии, в 800 шагах от австрийцев, а между тем у меня в землянке имеется одеяло, которое мне с месяц тому назад привезли из Ровно. На жердяной кровати послан соломенный мат. Таким же матом обита стенка около кровати. Печка, окно (стеклянное), дверь – все, как у порядочных людей. Слабее всего дверь: переделана из старых ящиков тройной фанеры. Из этой же фанеры сделан стол. На столе – керосиновая лампа. Керосин нам присылают каждый день. Из съестных припасов у меня пока имеется «только» следующее: колбаса копченая, сыр швейцарский и рыбные консервы. Были яйца, но сегодня утром я их съел, был шоколад (не вами присланный – тот оказался очень свежим, а потому, чтобы не высох, был уничтожен нами еще третьего дня); шоколад же, купленный здесь, мы доели вчера.
Недавно были портвейн и красное вино (конечно – понемногу, примерно по бутылке). Меню нашего обеда сегодня:
1– е Лапша; кулебяка с капустой.
2– е Котлеты с макаронами.
3– е кофе
На ужин: осетрина холодная.
Обедом сегодняшним мы слегка недовольны: «Опять эти макароны. Я начинаю подозревать, что наше собрание свою макаронную фабрику открыло». Итак, как видите, мы здесь «слегка» избалованы.
Нет, слава Богу, у нас недостатка и в табаке. Я курю Стамболи, 85 копеек. Солдат же завали махоркой. Ее выдают ребятам такую массу, что за невозможностью ее выкурить, они часть продают, при случае, здешним крестьянам по 2 коп. за осьмушку.
Одним словом, вы видите, что 18 месяцев войны не пропали даром. Армия научилась устраиваться и применяться к обстоятельствам. Чего мы массу съедаем, так это сапог, белья и проч. Все это нам каждую неделю везут, везут без конца и всего этого нам, благодарение Господу, пока хватает…
Далее. Вы интересуетесь, в каком виде ваша посылка до меня дошла. Сухари слегка перемололись, но вкуса своего не потеряли, шоколад очень хорош, ландрин и зерна в целости, журнал тоже. Картины из него украшают теперь стены моей землянки, создавая не совсем обыкновенную смесь пещерного жилища с кабинетом культурного человека.
На твой вопрос, Мама, – чего бы мне прислать, – ей Богу, затрудняюсь ответить. Шлите больше писем, – это кажется, единственное, что мне нужно. Да вот разве еще книг. Если бы вам удалось прислать мне, скажем, полное собрание соч. Чехова, – был бы этим страшно обрадован. Правда, есть у нас и книги (недавно, например, перечитал «Война и мир»), но больше все случайные и неважные.
Хотелось бы прочитать мне кое-что по философии. Например, – «Диалоги» Платона (Хотя, конечно, этого в Коврове не достанешь)… На 1-й и 2-й день Рождества, если не ошибаюсь, долетали до нас далекие отголоски боев верстах в 3-х северу от нас – под Чарторийском. Местечко это, дотла сожженное и разбитое нашими снарядами, как вы знаете, вероятно, из газет, 5 раз переходило из рук в руки. Бой был ожесточенный. Гул наших орудий не прекращался двое суток. Одним словом, хоть боев у нас и не было, но боевых впечатлений у меня накопилось достаточно. Как-нибудь я посвящу им целое письмо. Время мы здесь праздно не проводим: занимаемся с солдатами, делаем окопы, заграждения, а в настоящее время я получил ответственную задачу для моих архитекторских способностей: строю баню на позициях для нашего батальона. Работа в полном ходу, и баня выйдет отличная. Эскизик её, который я, как и путный архитектор сделал, посылаю, Батя, тебе. Кроме того, в последнее время, мы, офицеры 1-го батальона, затеяли написать ряд брошюрок для солдат. Писал и я: «Из-за чего мы воюем с немцами». Теперь уж дописал; как-нибудь, пожалуй, вам пришлю.
Ну вот, пока, пожалуй, что и будет. Ты, Мама, спрашивала про белье. Пока его у меня много, а если и не хватит, так здесь всегда и все можно достать. Поздравляю вас с масленицей. Не знаю, как вы, а мы здесь ели блины 3 раза, с сметаной (привозной из Москвы) и осетриной. Сегодня принесли коньяк, мадеру и портвейн. Учитесь и завидуйте.
Ваш Женя».
Потрясающе! – собрания сочинений Чехова не хватает в землянке, о Платоне мечтает…
15-ое письмо было адресовано младшему брату:
«Колька.
Получил я все твои письма.
В благодарность за них расскажу я тебе случившуюся у нас маленькую историю. В тот день, когда у австрийцев было Рождество, фельдфебель 14-й роты, идя по лесу с позиции в штаб полка, увидал вдруг в стороне от дороги, что в лесной чаще мелькают синие шинели австрийцев. Насчитал он их пять человек и разглядел, что один из них был австрийский офицер. Перепуганный фельдфебель, у которого и револьвера-то не было с собой, бросился бежать в штаб. Но бедные австрияки, по-видимому, испугались еще больше него и думали только, как бы им спрятаться от нас. Это были австрийские разведчики. В ночь под Рождество, когда у них, как и у нас, во всех домах зажигаются елки, их послали в разведку. Они проникли за нашу линию, а потом заблудились и с рассветом уже не могли вернуться обратно и должны были скрываться в лесах. Когда в штабе узнали, что у нас бродят австрийцы, сейчас же была наряжена погоня. Наши разведчики и команда охотников облазили весь лес, но австрийцев так не нашли.
Все мы уже начали думать, что фельдфебелю со страху показалось, но на другой день по телефону пришло известие, что один офицер соседнего с нами полка тоже встретил их в лесу, в нескольких верстах от нас. Но и там их поймать не удалось. А больше об них уже не слыхали; должно быть, они все таки пробрались к своим, если только не замерзли и не лежат где-нибудь в лесу. Как ты думаешь, как провели они эти двое суток, чем питались и как спали ночь? Ведь костра они, конечно, не посмели разложить, а в разведку с собой провизии ведь не берут. Как чувствовали они себя, когда увидели, что за ними, голодными, усталыми и озябшими, охотятся, как за красным зверем?
