– Мой дорогой, вам же известны мои методы.
– Помогла дедукция?
– Разумеется.
– Так что же вам подсказало?
– Ваша обувь.
Я взглянул вниз на мои новые лакированные туфли.
– Но каким образом… – начал я, однако Холмс уже отвечал на мой вопрос, прежде чем он был задан.
– Ваши туфли совершенно новые, – сказал он. – Носите вы их неделю-другую, не больше. Подошвы, которые вы сейчас подставляете моему взгляду, чуть-чуть опалены. Я было подумал, что туфли промокли и их сушили у огня. Однако возле каблука виден бумажный кружок с иероглифами обувщика на нем. От сырости бумажка, конечно, отклеилась бы. Значит, вы сидели, протянув ноги к огню, а даже в столь сыром июне, как этот, здоровый человек так не поступит.
Как всегда, после логических объяснений Холмса загадка выглядела на редкость простой. Он прочел эту мысль по моему лицу, и в его улыбке мелькнула легкая горечь.
– Боюсь, объясняя, я несколько утрачиваю престижность, – сказал он. – Результаты без растолкований производят куда большее впечатление. Ну, так вы согласны отправиться в Бирмингем?
– Безусловно. А в чем суть дела?
– Услышите все в поезде. Мой клиент ждет на улице в пролетке. Вы можете отправиться сей же час?
– Через минуту.
Я нацарапал записку соседу. Бросился наверх предупредить жену и присоединился к Холмсу на крыльце.
– Ваш сосед врач? – спросил он, кивая на латунную табличку.
– Да. Он купил практику тогда же, когда и я.
– Давнюю?
– Такую же, как моя. Обе существуют со времени постройки этих домов.
– А, так вам досталась лучшая?
– По-моему, да. Но как вы узнали?
– По ступенькам, мой милый. Ваши истерты дюйма на три глубже, чем его. А этот джентльмен в кебе – мой клиент, мистер Холл Пикрофт. Позвольте представить вас ему. Извозчик, подстегни-ка свою лошадь, иначе мы не успеем на поезд.
Напротив меня сидел молодой человек крепкого сложения со свежим открытым честным лицом и рыжеватыми подкрученными усиками. Глянцевый цилиндр и хорошо скроенный солидный черный костюм придавали ему вид того, кем он и был, – расторопного молодого служащего в Сити, принадлежащего к классу, презрительно именуемому «кокни», который, однако, обеспечивает нас отборными волонтерскими полками, а также выдающимися атлетами и спортсменами в куда большей мере, чем остальные сословия на наших островах. Его круглое румяное лицо от природы дышало бодростью, но я заметил, что уголки рта опущены в полукомичной тревоге. Однако возможность узнать, какая беда заставила его искать помощи Шерлока Холмса, представилась мне, только когда мы уже сидели в вагоне первого класса, уносившего нас в Бирмингем.
– В нашем распоряжении семьдесят ничем не занятых минут, – сказал Холмс. – Прошу вас, мистер Холл Пикрофт, расскажите моему другу о вашем крайне интересном случае, причем так, как рассказывали о нем мне, или, если возможно, с дополнительными подробностями. Мне будет полезно еще раз послушать, как развивались события. В этом деле, Ватсон, возможно, что-то есть, а возможно, и вовсе ничего, но в любом случае оно предлагает те необычные и outré[11] моменты, столь же привлекательные для вас, как и для меня. А теперь, мистер Пикрофт, я больше не стану вас перебивать.
Наш молодой спутник посмотрел на меня виновато поблескивающими глазами.
– Самое худшее в этой истории, – сказал он, – что я выгляжу таким круглым дураком. Конечно, все может оказаться в порядке, и вообще не вижу, как иначе мог бы я поступить. И все-таки, если я потерял место, а взамен не получил ничего, значит, никуда не денешься, я простофиля из простофиль. Рассказывать, доктор Ватсон, я не мастер, но вот, значит, что со мной произошло.
Прежде я служил у «Кокстона и Вудхауса» в Дрейперс-Гарденс, но в начале весны вышла заварушка с венесуэльским займом, как вы, наверное, помните, и они с треском обанкротились. Я проработал там пять лет, и старик Кокстон дал мне рекомендацию лучше некуда, но, понятно, мы, клерки, все были уволены, все двадцать семь. Я совался туда, совался сюда, но ребят в моем положении хватает, и долгое время никакого толку не было. У «Кокстона» я греб три фунта в неделю и успел скопить около семидесяти, но теперь они быстренько разошлись и оставили меня на мели. Совсем. Только хватало на марки, чтобы отвечать на объявления, и еще на конверты, куда марки наклеивать. Я насквозь подметки протер, взбираясь по конторским лестницам, а толку все никакого.
Наконец я узнал про вакансию в крупнейшем банкирском доме «Мосон и Уильямс» на Ломбард-стрит. Полагаю, это не особенно по вашей части, так можете мне поверить, другую такую богатейшую фирму в Лондоне поискать. В объявлении указывалось, что услуги предлагать только письмом. Я отправил мою рекомендацию и заявление, хотя и без малейшей надежды на ответ. Но получил его с обратной почтой: если я явлюсь в следующий понедельник, то могу сразу же приступить к выполнению моих обязанностей, при условии, что выгляжу достойно. Никому не известно, как происходит такой выбор. Поговаривают, будто управляющий просто вытаскивает из груды первый попавшийся конверт. Но, как бы то ни было, удача на этот раз выпала мне, и обрадовался я дальше некуда. Жалованье на фунт в неделю выше, а обязанности совсем такие же, как в «Коксоне».
И вот тут начались странности. Живу я по соседству с Хемпстедом – Поттерс-Террас, семнадцать, если точнее. Ну, в тот вечер, когда мне было предложено место, я сидел дома, покуривал, и тут поднимается ко мне моя квартирная хозяйка и подает визитную карточку, а на ней напечатано: «Артур Пиннер, финансовый агент». Фамилия мне совсем незнакомая, и я понять не мог, чего ему от меня надо, но, конечно, попросил ее проводить его наверх. И вот он входит – среднего роста, темноволосый, темноглазый, чернобородый, а нос слегка лоснится. Держится деловито, говорит коротко, как человек, знающий цену времени.
«Мистер Холл Пикрофт, если не ошибаюсь?» – говорит он.
«Да, сэр», – отвечаю я и придвигаю ему стул.
«Прежде служили у «Коксона и Вудхауса»?»
«Да, сэр».
«А теперь взяты в штат «Мосона»?»
«Совершенно верно».
«Ну, – говорит он, – суть в том, что я слышал поистине поразительные отзывы о ваших финансовых способностях. Помните Паркера, управляющего «Коксона»? Так он только о них и говорил».
Конечно, мне было приятно услышать такое. В конторе я, правда, лицом в грязь не ударял, но и представить себе не мог, что обо мне так лестно отзываются в Сити.
«У вас хорошая память?» – спрашивает он.
«Недурная», – отвечаю я скромно.
«Вы следили за рынком, пока оставались не у дел?» – спрашивает он.
«Да. «Биржевые известия» читаю каждое утро».
«Что указывает на истинное призвание! – восклицает он. – Вернейший путь к благосостоянию! Вы не против, если я вас попроверяю? Дайте-ка подумать. Курс «Эйршаров», например?»
«Между ста шестью с четвертью и ста пятью с семью восьмыми», – ответил я.
«А «Новозеландские консолидированные» как?»
«Сто четыре».
«А «Бритиш Брокен-Хиллс»?»
«От семи до семи и шести».
«Изумительно! – вскричал он, всплеснув руками. – Именно то, о чем я слышал! Мальчик мой, мальчик мой, вы слишком хороши, чтобы прозябать у «Мосона» в клерках!»
Как вы понимаете, такой энтузиазм меня несколько удивил.
«Ну, – сказал я, – другие люди обо мне не столь высокого мнения, мистер Пиннер, какое, видимо, сложилось у вас. Мне это место досталось нелегко, и я очень рад, что получил его».
«Вздор, мой милый! Вам следует воспарить выше. Ваша истинная сфера не тут. Теперь объясню вам, при чем тут я. То, что я могу предложить, не очень велико в сравнении с вашими талантами, но по сравнению с предложением «Мосона» это свет во тьме. Дайте-ка сообразить! Когда вы должны явиться в контору?
«В понедельник».
«Ха-ха! Думаю, я рискну побиться об заклад, что вы туда не явитесь».
«Не явлюсь в контору «Мосона»?»
«Да-с, сэр. В понедельник вы будете управляющим отделения «Франко-Мидлендской скобяной компании с ограниченной ответственностью», имеющей сто тридцать отделений в городах и деревнях Франции, не считая одного в Брюсселе и одного в Сан-Ремо».
У меня просто дух перехватило.
«Никогда о ней не слышал», – говорю.
«Разумеется. Все сохранялось в тайне, поскольку учредительный капитал весь принадлежит нескольким акционерам, а предприятие слишком выгодное, чтобы допустить к нему широкую публику. Мой брат, Гарри Пиннер, учредитель и после распределения акций вошел в совет как генеральный директор. Он знал, что я отправляюсь сюда, и попросил меня подыскать хорошего человека, который обойдется не слишком дорого. Молодого энергичного человека, полного задора. Паркер рассказал о вас, и вот я здесь. Для начала мы можем предложить вам жалких пятьсот фунтов…»
«Пятьсот фунтов в год!» – вскричал я.
«Для начала всего лишь, однако вы будете получать один процент комиссионных со всех сделок, заключенных вашими агентами, и, можете мне поверить, общая сумма далеко превзойдет ваше жалованье».
