— Почти.
— Так давай выступать, жалкое чудище. И смотри, чтобы нас не поймали, понял?
Бальбок проворчал что-то нечленораздельное и тронулся в путь. Согнувшись, набросив на голову капюшон плаща, он помчался к стене, отвесно возвышавшейся перед ним, в которой находилось искомое отверстие.
От одного вида покрытого льдом камня у Раммара кровь застыла в жилах. Мысль о том, что придется карабкаться по канату, ему совершенно не понравилась. Он то и дело смотрел на ворота и на окна, за которыми виднелась стража. Хотя Бальбок был хорошо замаскирован туманом и одеждой, осторожность все же не помешает.
К счастью, ни один из стражников, с трудом различимых через окошки, не заметил орка, наконец добравшегося до подножия стены. Бальбок поспешно сбросил плащ, снял с плеча канат и положил его на землю. Затем нацелил сапарак, намереваясь забросить его в окно.
— Дарр малаш, — проворчал Раммар. — Этот слепой пес ни в жизнь не попадет…
Бальбок отошел на три шага назад, разбежался и изо всех сил метнул сапарак.
Оружие взлетело почти вертикально вверх, вдоль обледенелой стены, таща за собой канат. Раммар задержал дыхание и прижал кулаки к глазам.[6] Копье замедлило полет, повернулось в воздухе — и в следующий миг, к безграничному удивлению Раммара, действительно исчезло в окне.
— Ах, этот жалкий ублюдок, — восхищенно прошептал Раммар. — Иногда он бывает самой настоящей продувной бестией!
Плащ Бальбок оставил внизу, потому что он мешал бы карабкаться. Обхватив канат обеими лапами, орк дернул за него, чтобы он натянулся. Рывком проверив его на прочность, орк с удовлетворением заметил, что сапарак застрял в каменном подоконнике. Бальбок начал подъем.
Сначала он пытался упираться ногами в стену, но поскольку она была скользкой, держаться было не за что. Поэтому Бальбоку оставалось только подтягиваться на лапах, обхватив канат ногами, — такое напряжение сил, при одном только виде которого Раммара бросило в жар. Продолжая прижимать кулак к глазу, открыв от удивления рот, низенький орк наблюдал за тем, как брат лезет по канату. При этом он поймал себя на том, что задерживает дыхание, опасаясь за жизнь Бальбока.
— Что это еще такое? — спросил он сам себя. — Какое мне дело, даже если этот умбал упадет и сломает себе шею? Пока это не моя шея… Бальбок!
У Раммара вырвался негромкий крик, когда он увидел, как брат потерял опору. Схватившись за пустоту, Бальбок не поймал канат — и полетел вниз!
Три или четыре человеческих роста летел он, но затем ему удалось ухватиться за канат — за один из спасительных узлов, завязанных еще на земле.
— Ах ты глупый, неловкий придурок! — испустив вздох облегчения, принялся ругаться Раммар. — Разве можно так меня пугать?
Затаив дыхание, он стал смотреть, как Бальбок снова полез вверх. Раммар видел, что силы постепенно оставляют брата, и тем не менее он взбирался дальше, все выше и выше — и наконец достиг окна.
Отверстие было больше, чем казалось снизу, и Бальбок преспокойно забрался внутрь. На мгновение он исчез, и Раммар не знал, чего ему больше хочется: может, чтобы Бальбока обнаружили эльфы-стражники и убили, чтобы ему не пришлось выполнять этот страшный подъем, но тогда он не получит карту, а значит, и голову Гиргаса, что опять же повлечет за собой неприятные последствия.
К его огромному сожалению и в тоже время к облегчению. Бальбок снова вскоре показался в окне. Очевидно, он просто как следует привязывал канат. И вот настал миг, которого Раммар опасался все это время; Бальбок помахал ему лапой, призывая к себе.
— Шнорш.
Мгновение Раммар колебался.
Что делать?
Ему не нужно брать на себя эту ответственность, никто не сможет его заставить. То, что он самый настоящий орк, он доказал еще во время схватки с гулями и варварами. А брату, этому глупцу и идиоту, он совершенно не должен чувствовать себя обязанным. Нужно только повернуться и идти отсюда прочь. Вон там стоит буер. Все, что нужно сделать, это сесть на буер и ехать прочь, и совсем скоро позади останутся и храм, и эльфы, и все остальное.
И конечно же, Бальбок.
Раммар хотел уже повернуться, чтобы поступить так, как подсказывал ему разум. Он всегда придерживался его советов, поступит так и теперь.
Но была одна небольшая загвоздка — он не мог.
— Черт побери, Раммар, что это с тобой? — набросился толстяк сам на себя. — Раньше ты просто повернулся бы и только бы тебя и видели, ты воспользовался бы возможностью спасти свой асар. Ты постепенно стареешь и становишься сентиментальным. Это будет стоить тебе жизни!
И, хотя его ясный и верный орочий здравый смысл всячески отговаривал его, Раммар выбрался из укрытия и ринулся к стене, пригнувшись и натянув на голову капюшон, как это ранее сделал Бальбок. Теперь стражники не могли увидеть его, и он надеялся на то, что так будет и впредь. Полагаясь на сумерки, туман и свой маскирующий плащ, он хрипя бежал дальше и наконец добрался до стены.
И вот, когда он поднял голову, цель показалась ему еще выше, чем виделась из укрытия, и орк едва опять не передумал. Словно желая помешать самому себе бежать, он схватил почти замерший канат и обмотал вокруг своего толстого живота, завязав на несколько узлов. Затем помахал лапой Бальбоку — и сомнительное удовольствие началось…
Снова прошли дни — дни, когда не происходило ничего, а постоянной спутницей Аланны была тягучая скука. В поисках разнообразия Верховная священнослужительница Шакары проводила большую часть дня, стоя у окна в своих покоях и глядя на Белую пустыню, над которой в это время года никогда не садилось солнце.
Только дважды в день — когда звучал рог Фаравина, призывая к молитве, и когда проводились храмовые ритуалы — Аланна покидала свои покои. Все, что мог предложить храм в качестве развлечений — от садов Мирона с горячими источниками и до больших залов с колоннадами, где она любила бродить в молодые годы, — она исчерпала без остатка. Они не развлекали ее, и эльфийка начала понимать, почему многим из ее народа жизнь в этом мире опостылела и они начинали тосковать о Дальних Берегах.
Аланна тоже ощущала глубинную тягу покинуть мир смертных, и с каждым уходящим днем, не приносившим ничего, способного вырвать ее из этой вечной летаргии, она становилась все сильнее. Ужасно — столетиями ждать исполнения пророчества, особенно когда в конце концов оно оказывается ложью. Великое предсказывал Фаравин Видящий, но оно не сбылось. И каждый год, который Аланна прождала напрасно, разрушал ее терпение, взращивал ее недовольство. И очевидно, не только ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
