Два дня назад из Тиргас Дуна прибыло посольство, которого с таким нетерпением ожидали священнослужительница и ее служанки. Но первоначальная радость Аланны по поводу того, что в ее свинцовых буднях в Шакаре наконец-то наступит разнообразие, вскоре сменилось ужасающим отрезвлением: князя Лорето не было среди послов. Зато ей передали письмо, как раз от того самого эльфийского князя, которого всей душой любила Аланна.
Аланне не было нужды перечитывать письмо, чтобы вспомнить его дословно. Ее глаза снова и снова блуждали по строкам, не понимая содержания, так что вскоре она выучила его наизусть.
Возлюбленная Аланна.
Много времени прошло с тех пор, как я последний раз был в Шакаре, — времени, которое я использовал для того, чтобы заглянуть в свое сердце и подумать о нас с Вами и о судьбе этого мира. И принял решение, о котором хочу сообщить Вам как можно короче, чтобы не слишком злоупотреблять Вашим драгоценным вниманием. После того как Высокий Совет снова предложил мне покинуть Тиргас Дун и следующим же кораблем отплыть к Дальним Берегам, я наконец согласился. Уже совсем скоро я оставлю этот мир, чтобы начать новую жизнь на родине нашего народа, что не налагает на меня ни обязательств, ни обязанностей. Я знаю, что это решение, бесспорно, причинит Вам боль, но я прошу Вас понять меня. Родина нашего народа предлагает мне все, на что я когда-либо мог надеяться. Зато нашей любви осуществиться не суждено, до тех пор пока однажды не исполнится пророчество, которому посвящено Ваше существование.
И все же очень многие из нас догадываются, что этому не суждено сбыться никогда. У нас никогда не было будущего — для меня оно находится на Дальних Берегах.
Простите, что я не смог явиться, чтобы лично сообщить Вам о своем решении, но сейчас мое присутствие необходимо в Тиргас Дун. Еще многое нужно сделать, спланировать и подготовить, прежде чем я наконец смогу вернуться туда, где все началось.
Навеки Ваш Лорето, Князь Тиргас-Дунский
— Князь Тиргас-Дунский… — с горечью прошептала Аланна. Он даже не подписался своим эссамиумом. Каждому эльфу мужского пола при рождении дается второе имя, которое он сообщает только своим близким. Аланна принадлежала к этому кругу избранных — хотя это было запрещено.
Поскольку она была Верховной священнослужительницей Шакары, ей было запрещено вступать в связь, будь то со смертным или с потомком эльфийского рода. Ей также было запрещено делить постель с мужчиной, пока не исполнится то, что некогда предсказал Фаравин, потому что все ее желания должны были служить исключительно сохранению тайны. Поэтому их с Лорето любовь должна была остаться неисполненной и существовать только на духовном уровне. Князь всегда утверждал, что ему этого достаточно и что это даже больше того, на что он когда-либо мог надеяться. Похоже, это было не совсем правдой.
Аланна испытывала глубокую обиду.
Похоже, князя интересовало только свое собственное благополучие и собственное будущее. А она-то всегда думала, что он не такой, как те ограниченные эльфийские князья, что заседают в Высоком Совете и называют себя Владыками Мира, который постепенно превращается в груду развалин. Эльфийская империя давным-давно уже не так велика, включает в себя только земли на юге, граничащие с морем. Род сыновей Мирона ослаб и так сильно затосковал по отрешенности Дальних Берегов, что потерял свои древние добродетели и ценности. Лорето был лучшим тому примером.
Аланна закрыла глаза, чтобы сдержать слезы. Она уже надела белоснежное праздничное одеяние, и за ней вот-вот должны были прийти, чтобы она исполнила ежедневный ритуал. От Верховной священнослужительницы Шакары ожидали, что при этом она будет излучать непоколебимую уверенность и глубокое убеждение в том, что пророчество исполнится. И слезы здесь ни к чему.
Но Аланна не была убеждена, а в сердце ее царили печаль и гнев. Гнев из-за позорного предательства Лорето, печаль о том, что жизнь ее — жизнь пленницы.
Хотя ее служба и происхождение обеспечивали ей все возможные привилегии, она была заточена в храме, привязана к железным правилам и ритуалам, которые не позволяли ей делать то, что велит сердце. Если бы она могла поступать по своему усмотрению, то давным-давно покинула бы Шакару, сев на первый же корабль, отплывающий к Дальним Берегам в отчаянных поисках того, что могло бы изменить ее монотонную жизнь. С этой точки зрения она даже не могла винить Лорето за принятое решение, но от этого было еще тяжелее.
Представители ее народа покидали этот мир один за другим; скоро никого из них не останется в амбере, и падут гордые стены Тиргас Дуна. Гордость эльфов падет, а Аланна будет обречена наблюдать это падение до самого конца, и столетиями ждать того, что никогда не сбудется.
Как же хотелось Аланне вырваться отсюда.
Как она сожалела о том, что вынуждена исполнять свои обязанности.
Почему не происходит ничего, что могло бы изменить все это?
Служанка постучала в двери и сразу же вошла в комнату. Она пришла за Аланной.
Ритуал начинался снова, в бесчисленный по счету раз…
10. Киод ур'сул'хай-коул
Раммар пережил тысячу смертей.
Орк висел на головокружительной высоте на канате, обвязанном вокруг его живота, и постепенно прощался с жизнью. Яркими вспышками перед его мысленным взором возникали подвиги (и ему приходилось признать, что их было постыдно мало). Беспомощно болтаясь в воздухе между жизнью и смертью, Раммар клялся себе измениться, если только он переживет это безумие, а не расплющится мерзким жирным пятном у подножия стены.
Если бы ситуация позволяла, он громко завопил бы о том, как ему страшно. Но даже охваченному паникой Раммару было ясно, что тем самым он привлечет к себе внимание стражников, а это было еще менее здраво, чем висеть над пропастью на канате, угрожающе скрипевшем от каждого дуновения ветра.
Раммар пытался по возможности помочь брату, который тащил канат, но на обледенелой стене сапоги не находили опоры, поэтому оставалось только беспомощно раскачиваться. Другого выхода, кроме как поверить брату, у него не было — в понимании Раммара это было сущим кошмаром. И, хотя именно Бальбок сейчас буквально держал его жизнь в своих лапах, злость Раммара на него росла с каждым мгновением. В конце концов, ведь один Бальбок и виноват в том, что он оказался в этом дурацком положении — точнее, повис. Ну что за бредовая идея — втаскивать его на канате!
Когда Раммар наконец достиг окна, он истрепал себе все нервы и пребывал в несколько раздвоенном состоянии. С одной стороны, он испытывал невообразимое облегчение по поводу того, что это рискованное приключение окончилось, а с другой стороны, его едва не разорвало, когда он увидел ухмыляющуюся физиономию Бальбока.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
