На Куропат-Магеланского ирония не произвела должного впечатления.
— Меня это устраивает. Он приносит мне то, в чем я нуждаюсь. Если бы были иные источники снабжения, никто бы к услугам «залетных» не прибегал. Согласитесь!
«Целая философская концепция! — подумал Иван Иванович. — Дайте мне от пуза всего, даже то, что нужно для «левой» работы, тогда и спрашивайте с меня порядочность. А в условиях существования дефицита вы уж освободите меня от морали «непорочности». Дураков поищите в ином месте».
Иван Иванович без малого четверть века отдал работе в милиции и уж, казалось бы, насмотрелся на всяких: и на мелких проходимцев, и на крупных преступников, среди которых встречались порою просто талантливые люди. Но он никогда не переставал удивляться, как они оправдывали свои поступки. Даже те, кто каялся в содеянном («дозреть» до этого им, как правило, помогает милиция), даже искренне раскаявшиеся, и те обычно оправдывают себя, ссылаясь на различные обстоятельства, которые их вынудили, толкнули, заставили... Но любое преступление созревает и совершается только там, где кончается мораль. У каждого народа свои обычаи и традиции — они к нам пришли от дедов-прадедов, есть законы писаные и неписаные, они помогают нам жить в коллективе, в обществе, сосуществовать людям, казалось бы, с самыми несовместимыми характерами и наклонностями, вкусами и привычками, различным социальным положением, с разной мерой ума и таланта...
«Не укради!», «Не обмани!», «Не убей!», «Не повторяй всуе имя господа твоего», то есть не оскверняй то, что свято тебе и близким... Этим законам — тысячи лет. Не было, нет и быть не может общества, которое позволило бы своим членам делать все, что они пожелают в данную минуту. Один хочет спать, а другой в это же время — петь песни. Один добывает хлеб насущный в поте лица своего, а другой убежден, что остальные должны обеспечивать его всем, чем он пожелает.
Куропат-Магеланский считал, что государство обязано снабжать его дешевыми радиодеталями, из которых он собирал бы приемники и продавал их «клиентам»...
— Не вспомните, как зовут вашего снабженца? — спросил Иван Иванович.
Телевизионный мастер вяло пожал плечами, мол, удивительные вопросы задает майор милиции.
— Колян... в смысле Николай. По крайней мере, он так отрекомендовался, паспорта я у него не спрашивал.
— И давно этот Колян снабжает вас телевизорами?
— Снабжает он меня запчастями третий год. Телевизор я приобрел по случаю на базаре.
Аркадий Яковлевич держался спокойно, отвечал на вопросы с достоинством, на легкую иронию майора милиции не реагировал, делал вид, что не замечает ее.
— Где он берет дефицитные запчасти, вы, конечно, не поинтересовались?
— А зачем? — вопросом на вопрос ответил Аркадий Яковлевич. — Я привык уважать чужие интересы.
— И мои вы смогли бы уважать?
— Ваши? — удивился Куропат-Магеланский.
— Мои! Вы, по всей вероятности, уже догадались, что ваша встреча не столь уже случайна и, задавая вам вопросы, я преследовал какие-то свои интересы.
— А-а... в этом плане. Ну, конечно, чем могу. Содействие милиции — гражданский долг каждого.
— Выполняя этот долг, не смогли бы вы пригласить меня к себе домой и хотя бы накоротке познакомить с личной радиомастерской?
Вот когда смутился телевизионный мастер: мочки больших, чуть оттопыренных ушей заалели, ухоженное лицо вспыхнуло.
— Но... чем вас может заинтересовать небольшая комнатушка с хламом?
Иван Иванович сделал вид, что принял лепет Куропат-Магеланского за согласие. Поднялся со стула повеселевший.
— Благодарю вас, Аркадий Яковлевич, за понимание интересов других людей. Ну что ж... Не откладывая дело в долгий ящик, вызову сейчас машину. Туда-сюда...
— А работа?.. — оторопел Куропат-Магеланский.
— Аркадий Яковлевич, мы мигом: одна нога здесь, вторая — там. Работа у вас индивидуальная. Думаю, что руководство телеателье нас с вами поймет.
Иван Иванович вызвал оперативную машину. Ждать пришлось минут десять. Куропат-Магеланский сидел на стуле словно зайчонок, которого дед Мазай только что вытащил из половодной стремнины: он мелко и неуемно дрожал.
Когда шофер-сержант доложил, что «машина ждет», Иван Иванович обратился к телевизионному мастеру:
— Аркадий Яковлевич, вы не будете возражать, если мы пригласим с собою за компанию, чтоб веселее было, кого-нибудь из ваших друзей? К примеру, директора ателье. Надеюсь, вы не считаете его своим врагом? Нет? Вот и превосходно: он такую отличную характеристику дал вам... Ну и кого бы вы еще порекомендовали?
Куропат-Магеланский потерял дар речи, уставился на Ивана Ивановича поглупевшими глазами.
Майор Орач разложил перед телевизионным мастером набор фотокарточек, среди которых была «святая троица».
— Аркадий Яковлевич, нет ли здесь вашего «снабженца»?
С огромным трудом Куропат-Магеланский поднялся со стула, казалось, у него заскрипели все суставы, как у столетнего, больного застарелым ревматизмом деда. Лубяными, помутневшими от внутреннего напряжения глазами пробежал по фотокарточкам, покачал головой и тяжело плюхнулся на стул.
Задворный переулок, 7... Наверно, когда-то были дома под номерами 9 и 11. Теперь же на их месте протянулось шоссе. По другую сторону его громоздились коробки девятиэтажных домов. Чтобы во двор не затекали сбегавшие с округи в Кальмиус воды, хозяин отгородился от шоссе высоким — сантиметров тридцать — валиком из асфальта. Само подворье лежало метра на полтора ниже шоссе, которое изрядно подсыпали, когда строили.
Как только Куропат-Магеланский открыл добротную, окованную уголком широкую калитку, Иван Иванович наметанным глазом окинул двор, уходящий вниз от ворот, и сразу вспомнил показания Остапа Харитоновича Ярового, на машине которого вывезли награбленное из благодатненского промтоварного магазина: «Развернулись, сдали задом, словно в яму заехали. По будке процарапала ветка».
«Вот она... яма! А дерево?»
Загремела цепь по асфальту, завизжало железо; это бросился навстречу вошедшим огромный пес из породы кавказских овчарок. За ним тащилась цепь, надетая на толстую, протянутую наискосок через длинный, узкий двор проволоку. Клыкастый кобель лаять не умел, он рычал угрюмо и надсадно: р-р-р! В дальнем углу двора проволока была прикреплена к столбику калитки, ведущей в сад, а ближним концом — к старому, раскидистому тутовнику: под ним на асфальте валялись давно размятые, растоптанные и успевшие высохнуть черные ягоды. Одна из нижних веток нависла над проходом.
«Сюда! Сюда Папа Юля завез благодатненские телевизоры! Но осталось ли от них что-нибудь? Минуло две недели... А у Аркадия Яковлевича клиентура солидная».
Куропат-Магеланский вдруг повернулся на пороге калитки к тем, кто шел за ним следом, и срывающимся голосом заявил:
— Вы намерены сделать у меня обыск! И двух понятых взяли. А где ордер? Я протестую против произвола!
Этот выпад убедил Ивана Ивановича, что далеко не все из приобретенного у Папы Юли сумел куда-то сбыть телевизионный мастер со звучной дворянской фамилией Куропат-Магеланский. Что-то приберег.
— Аркадий Яковлевич! — укоризненно покачал головой Иван Иванович. — О каком обыске вы говорите? И по какому поводу! Вы же пригласили нас к себе в гости, решили похвастаться домашней мастерской. И ваши друзья подтвердят это! Илья Касьянович, — обратился майор Орач к директору телеателье, — неужели у нас шел разговор об обыске?
Директор телеателье искренне удивился и даже обиделся:
— Аркаша, разве мы с Витей, — кивнул он на молоденького мастера, которого по совету Ивана Ивановича прихватил с собой в столь необычную поездку, — пошли бы на обыск! За кого ты нас принимаешь?
В это время в оперативной машине громко заговорила рация: «Фиалка»-шестая вызывала «Фиалку»-первую... Это одна из патрульных машин, разыскивающих Папу Юлю и его дружков. Иван Иванович подумал: уж не объявился ли кто-нибудь из «троицы»? Он готов был поспешить к рации, но... отпускать Куропат-Магеланского даже на одно мгновение сейчас было нельзя.
Опытный сержант-водитель переключил динамик на трубку, и ход дальнейших переговоров для четверых, толпившихся у калитки, остался неизвестным. Но голос милицейской рации подействовал на телевизионного мастера отрезвляюще. Может быть, он понял, что этому настойчивому майору достаточно связаться с «Фиалкой»-первой... А может, и того проще: пригласит «прокатиться» в служебной машине до милиции. Имеет право — не откажешься.
Куропат-Магеланский вдруг стал скромным и покорным, настоящим пай-мальчиком.
— Если хотите, то, пожалуйста... Милости прошу. Только Пирата привяжу.
Он оттащил собаку вглубь двора и набросил цепь на специальный крюк, вмурованный в стенку сарая, из которого доносилось кудахтанье курицы, хлопотливо оповещавшей мир о том, что она снесла яйцо.
