Серега крякнул от досады. Он рассчитывал, что их сперва накормят, напоят, спать положат, вариант с банькой можно и пропустить, так как походная жизнь к подобным излишествам не располагала, а уж потом будут допросами мучить. Так, кажется, полагалось в русских сказках с богатырями поступать. Но расспросы были неизбежны. Так что пришлось рассказывать. Он опустил все подробности, но и без этого рассказ занял четверть часа.
К этому времени Дорин вернулся и доложил, что шатры для сотника и его отряда поставлены. Можно отправляться ко сну.
– Воевода Глухарь повелел ждать тебя на дороге два дня, после чего войско должно было продолжить путь. Сегодня как раз второй день начался. Так что ты успел, – сообщил Одинцову Дорин. – Да, и еще. Воевода захочет услышать твой доклад, но, думаю, это подождет до утра. Никаких особых распоряжений Глухарь не оставлял. Значит, можете с дороги отдыхать.
Дорин проводил Серегу и Шустрика к их палатке. Очаг уже дымил, потихоньку по шатру распространялось тепло. В огне лежали не бревна, а какие-то бруски, спрессованные из опилок, пропитанных горючей жидкостью. Сбросив с себя броню, Серега забрался на ложе, скинул сапоги, закутался в шкуры и заснул.
* * *
Утром Серега чувствовал себя выспавшимся, несмотря на то что спать ему довелось всего четыре часа. Он проснулся сам и почувствовал, что больше в него не влезет. Тело требовало движения. В прежней жизни бывало он мог проспать часов десять и чувствовать себя разбитым, словно после многодневной беспробудной пьянки. Только кофеем и спасался. Выбравшись из-под шкур, он натянул на ноги сапоги, откинул полог шатра и выбрался наружу.
Над лагерем поднималось солнце. Между палатками уже ходили люди. Войско пробуждалось.
Одинцов зачерпнул полные ладони снега и умыл лицо, прогоняя остатки дремоты. Он вытянулся в полный рост, развел руки в стороны и сладко потянулся.
– Доброе утро, сотник Волк, – послышался позади знакомый хриплый голос.
Одинцов обернулся и увидел Ключа, секретаря воеводы Глухаря. Он стоял в окружении двух солдат с воздетыми к небу копьями.
«Арестовывать они меня, что ли, пришли?» – родилась мысль у Сереги, но вслух он ее говорить не стал.
– И тебе подобру-поздорову, – сказал Одинцов.
В это время полог шатра откинулся и наружу выбрался Лех Шустрик. Заспанный и недовольный.
– Чего расшумелись, шумельцы? – спросил он, протирая глаза. – Рань же еще несусветная.
– Воевода Глухарь просит сотника Волка проследовать к нему в штабной шатер, – безучастным голосом произнес Ключ.
«Интересно, к чему такой официоз. Что тут произошло в мое отсутствие?» – подумал Серега, но озвучивать эти мысли снова не стал.
– Мне нужно минут пять, чтобы собрать трофеи. Они очень важны для доклада воеводе.
– Конечно, Волк. Мы подождем, – согласился Ключ.
Серега забрался назад в палатку, распаковал седельные сумки, которые бойцы ночью принесли, когда он уже спал. Освободил одну из них и сложил в нее все, что могло пригодиться на докладе. Главное – верительные грамоты убитого шикбека. Уж они-то воеводу точно заинтересуют.
Выбравшись наружу, он закинул сумку себе на плечо и сказал:
– Я готов.
– Следуй за мной, – потребовал Ключ.
Лех Шустрик поспешно заявил:
– Я с вами пойду. Мне тоже есть что сказать воеводе.
Выглядел он при этом весьма встревоженным.
К чему бы это? Что у них тут происходит?
Серега чувствовал себя политическим заключенным, которого сопровождает вооруженный конвой на первый допрос. Ощущение так себе, слишком экзотическое. Но он не мог от него отделаться. Хорошо, что Шустрик с ним пошел. Это согревало.
Воевода Глухарь их ждал. В штабной палатке помимо воеводы присутствовало еще девять человек, в которых Одинцов мгновенно опознал других сотников. Четверых из них он знал лично. Помимо Ругвольда, Собутая и Кринаша, с которыми он воевал плечом к плечу в последние недели, он увидел сотника Джеро. Вот уж кого встретить возле воеводы он не ожидал. При появлении Одинцова Джеро напрягся, бросил на него злой взгляд, но промолчал.
Когда Серега и Шустрик вошли в шатер, все разговоры смолкли и командиры выжидающе уставились на них.
– Приветствую тебя, сотник Волк. С чем вернулся ты из рейда? – приветствовал Серегу воевода Глухарь.
Он выжидательно уставился на Одинцова. И Сергей приступил к докладу. В отличие от ночного рассказа, он обстоятельно, во всех подробностях поведал об их погоне за диверсионным отрядом упаурыков, доложил о том, как они уничтожили отряд и шикбека. Не упустил он из вида и тот факт, что вместе с отрядом следовал магик. Сергей поделился своими соображениями об участии магиков в вооруженном конфликте между Вестлавтом и Боркичем. На самое вкусное он оставил кусок ткани с упаурыкскими закорючками. Оставалось надеяться, что в ставке воеводы найдутся толмачи, которые смогут перевести эту дребедень на человеческий язык. Умолчал Сергей только о талисманах, найденных на теле магика и шикбека. Это он решил оставить для себя. Будет о чем подумать на досуге. Также он не стал рассказывать о захваченном костюме магика. Дополнительный козырь в рукаве никогда не помешает. Да и незачем об этом воеводе знать.
– Это все? – сурово спросил Глухарь.
– Все, – ответил Сергей.
«Он меня в чем-то подозревает? Но в чем? Свихнулись они тут, что ли?»
Но как вскоре выяснилось, тревоги Одинцова были беспочвенны.
– Ключ, возьми грамотку и отнеси ее Добродею. Пусть поколдуют над ней. К полудню мне нужны результаты, – распорядился воевода.
Ключ взял грамоту и покинул шатер. Безмолвно и стремительно.
– Теперь про упаурыков. То, что отряд уничтожен, это честь тебе и хвала. Мы обязательно выясним, что они делали на нашей земле и как они связаны с магиками. Никогда до этого не бывало, чтобы магики во время войн занимали чью-либо сторону. Мы разберемся в этом вопросе. Но сейчас надо сосредоточиться на главном. Завтра мы планируем соединить вестлавтское войско, чтобы встретить армию Боркича. Для этого я позвал вас всех. Нам предстоит проработать грядущее соединение и последующее сражение во всех подробностях. Чтобы на поле боя не возникло сумятицы и бардака.
Серега расслабился. Видно, конвой ему полагался по ритуалу. Никто не собирался его арестовывать. Через несколько минут он уже и думать об этом забыл, погрузившись в совещание. Незаметно для всех из шатра выскользнул Лех Шустрик, почувствовав себя лишним на этом празднике жизни.
Глава 14 Красные поля. Начало
Они загнали его в угол. Оставив столицу княжества, князь Боркич выдвинулся навстречу захватчикам, намереваясь расправиться с ними. Но после нескольких неудачных кампаний он, вероятно, осознал, что судьба не на его стороне, и попытался отступить к столице, но все пути были отрезаны. Долгие блуждания по стране, попытки прорваться к Вышеграду ни к чему не привели. Но как говорил один из классиков военной стратегии: «Война фигня, главное – маневры». Вот князь Боркич и маневрировал, словно поджавшая хвост лиса. Он с ловкостью уходил от прямого столкновения, как с разрозненными вестлавстскими полками, так и с армиями барона Верчера и барона Каптинуса, которые все не оставляли намерений поживиться за чужой счет. Так продолжалось до тех пор, пока его не загнали в угол.
Стоя на опушке густого леса, с которого открывался превосходный вид на бескрайние пустынные поля, вскоре им предстояло стать ареной для последней битвы в этой войне, Сергей Одинцов не мог не удивляться тому, что так много времени было потрачено на то, чтобы догнать вечно ускользающего Боркича. Княжество у него не такое уж и большое, хотя и маленьким назвать его трудно, да и армия в несколько тысяч человек не кот в мешке, такое богатство утаить сложно. Однако несколько недель князю удавалось дурачить вестлавтцев, плести интриги, подсылать к военачальникам врага наемных убийц. Одинцов был не единственным, кого пытались незаметно устранить, тем самым внеся в стан врага сумятицу и панику. Почти все попытки были предотвращены. Наемники были убиты или покончили с собой при попытке повязать их. Но все же несколько удачных акций им удалось провести.
Так был убит воевода Скороватский, чудом выживший во время сражения при Климских холмах и собравший жалкие остатки своего разбитого полка. Правда, после проваленной акции по окружению и штурму замка Дерри, Одинцов не мог сказать, что сожалеет о его кончине. Судя по всему, это был еще тот старый пень, который только и может, что командовать из штаба чужими судьбами, восседая на толчке и страдая от старческого недержания. В прежней жизни подобных генералов Серега насмотрелся немало. Пузо необъятное, что впору на тележке впереди себя катить, до своего мужского хозяйства разве что рукой достать могут да в зеркало поздороваться, а все туда же, рассуждают о долге и чести, о мощи российской армии. А выгони их на марш-бросок в полной боевой выкладке, окочурятся на первой стометровке. Впрочем, Серега полагал, что мог и ошибаться в отношении воеводы. Только говорили о нем окружающие в основном с ехидной усмешкой, полной презрения.
