Тропик Рака щедро одаривал людей небесной благодатью, теплой солнечной погодой с легким освежающим ветерком. В Южном полушарии сейчас зима, но субтропический океан сглаживает температурные колебания. Здесь, в Атлантике, всегда вечное лето. Главное — вовремя получить штормовое предупреждение, разминуться с циклоном, уйти от шквала, и можно ни о чем не беспокоиться. А война? Какая, право, глупость! Война давно закончилась. Немцы ушли из Франции, оставили Париж. Правда, они оттяпали Эльзас и Лотарингию, но это небольшая цена за членство в Унии, право беспошлинной торговли и защиту колоний.
Пассажиры и команда французского корабля не подозревали, что они целых пять минут находились под прицелом океанского подводного крейсера. Нежившиеся на прогулочных палубах лайнера люди и помыслить не могли, что кто-то сейчас, здесь, всего в полумиле от них, может мечтать о штормах, затянутом тучами небе, грозе, перекатывающихся через палубу валах, стене дождя на горизонте.
Такова жизнь: безветренная солнечная погода — сущее проклятие для подводного флота и небесный подарок для сил ПЛО. К вражеским авианосцам можно подобраться только в шторм, под прикрытием тропического ливня. Это когда даже сумасшедший не рискнет поднять самолет в воздух. Буруны от перископов маскируются пеной на гребнях волн. На радарах видится всевозможная хренотень. Команды эсминцев больше обеспокоены борьбой за живучесть, чем поиском подлодок. Шторм, вот что было нужно командирам второго дивизиона второй бригады флота, ведущего сейчас поиск авианосной эскадры.
— Нежатся, — злобно пробормотал себе под нос старлей Владимирский, — лимонад пьют. Бона, холуи с подносиками бегают. Кофей с коньяком разносят. — Вид наслаждающихся круизом буржуев невольно заставил офицера вспомнить своего отца, комиссара Красной Армии времен Гражданской войны.
— Что за посудина? «Нормандия»? — Контр-адмирал Котлов с наслаждением разогнул спину, потянулся, заложив руки за голову.
Последние полчаса командир бригады корпел над разложенными на штурманском планшетнике картами. Рассчитывал ходовые часы, курсы, рисовал зоны уверенного обнаружения. Что-то у него не получалось, и тогда Виктор Котлов с раздражением бросал на стол логарифмическую линейку, негромко матерился и лез в карман за трубкой. Вахтенные на центральном посту с интересом следили за контр-адмиралом — закурит или нет? Пока комбриг вовремя останавливался. Один раз он даже успел извлечь зажигалку, но опомнился. Котлов всегда придерживался жесткого правила: не курить на подводной лодке, только на палубе или на мостике. И другим никогда не позволял дымить в герметичных отсеках корабля.
— Знаменитый корабль, эта «Нормандия». — Дело не шло, цифры отказывались складываться во что-то вразумительное, и командира понесло: — Самый лучший, самый быстроходный и красивый лайнер тридцатых годов. Да и нашего времени тоже. Обладатель «Голубой ленты Атлантики». Сам видишь: прекрасное судно, водоизмещение суперлинкора, а корпус изящный, словно у крейсера.
«Нормандия» в первом же своем рейсе побила рекорд скорости на трансатлантическом маршруте. Потом, к сожалению, проиграла в состязании англичанке «Куин Мэри» пол-узла. Но у «Машки» машины на четверть мощнее, и выглядит она как плавучий бордель.
— Красавица. Обошла нас тридцатиузловым, только волной перископы захлестнуло. А корма у нее высоченная, прямо тяжелый авианосец. Вот бы на такую махину ночную атаку провести. Думаю, надо полным носовым залпом садить, да и то мало ей будет, — восхищенно протянул Антон Владимирский.
— Ты, вахтенный, не отвлекайся, — подначил старшего лейтенанта Виктор Котлов, — или ставь к перископу мичмана, вон двадцатый раз стекла манометров протирает, и займись своими обязанностями. Штурманские прокладки проверь, акустиков и механиков шевельни, чтоб носом не клевали.
— Гордый корабль, — продолжал контр-адмирал, — в плену побывал, но вырвался, сбежал от звездно-полосатых прохвостов.
— Это как? Расскажите!
— Молодежь! — В уголках прищуренных глаз Виктора Николаевича играли озорные искорки. — Такие вещи надо с пеленок знать. В 41-м о побеге «Нормандии» все газеты писали. Ладно, слушайте, балбесы. Перед началом войны лайнер занесло в Америку. Он уже готовился выйти в море из Нью-Йорка. Очередной рейс. Но американцы намеренно задержали отправление, надеялись погреть руки на европейской войне. Франция, как вы знаете, недолго сопротивлялась. Нокаут. Чистая победа.
В мае 41-го года, уже после того как наши заключили с французами и англичанами мир, американы арестовали все французские, бельгийские и голландские суда в своих портах. Жалко было возвращать чужое, искали повод прибрать к рукам. Особенно им «Нормандия» понравилась. Судно хорошее, дорогое. Янки решили его перегнать в Филадельфию и перестроить под свои нужды.
Поскольку своих моряков, способных освоить французский лайнер, не нашли или времени не было искать, то перегон поручили французскому экипажу. Но тут наши лягушатники не сплоховали, взыграл галльский гонор. Стоило судну выйти в море, как французы разоружили охрану, вышвырнули полицейских за борт и дали полный ход. Не все коту масленица. «Нормандия» оторвалась от сторожевиков, одного чуть было не протаранила, недомерок успел увернуться, и пошла прямиком на родину.
Вот так действуют настоящие моряки. Учитесь, парни. — На этом Виктор Николаевич завершил свой рассказ. Чуточку помолчал и добавил: — С тех пор «Нормандия» ни разу не заходила ни в один североамериканский порт. Корабельными правилами запрещено, дабы не оскорблять флаг корабля присутствием всякой швали. Подниматься на борт американцам тоже запрещено.
— Так и сказано?! — не поверил мичман Забубённый.
— Не имеет права заходить в порты государств, не соблюдающих международное морское право! — продекламировал контр-адмирал.
Завершив «лекцию», Виктор Котлов ушел в свою каюту. Пора было отдохнуть, постараться заранее выспаться. Нечего людей смущать словоизлияниями на отвлеченные темы. Это у контр-адмирала на подлодке работы практически нет — ни забот, ни хлопот. А парням приходится трудиться в поте лица. Причем в буквальном смысле слова.
Это все «Нормандия» виновата. Романтика морских походов. Училище. Первое знакомство с морем. Вспомнилось, захотелось выговориться, напомнить ребятам, что есть не только Военно-морской флот, и по большому счету мы, военные моряки, защищаем моряков гражданских. Ну и топим их, если жизнь заставляет.
В тесной конуре, по недоразумению названной каютой, на нижней койке посвистывал Дитрих. Настоящий подводник, прошедший суровую школу жизни на «Айнбауме», на большой подлодке чувствовал себя, как в салоне океанского лайнера. Флот научил офицера ценить редкие минуты отдыха, реагировать на бытовые неудобства специфическим черным юморком и всегда быть готовым к авралу.
Вот и сейчас Дитрих Борхерт спит в брюках и рубашке, натянув шерстяное одеяло до подбородка. Носки он благоразумно запихнул под нижнюю койку. Запомнил урок, полученный в первую ночь на Б-27. Вынужденный делить каюту на троих с немцем и командиром подлодки, контр-адмирал, к своему изумлению, обнаружил брошенный на столик носок. Пришлось бесцеремонно растолкать фрегатен-капитана и на сносном немецком объяснить человеку, что ежели еще раз такое повторится, то сей предмет одежды будет аккуратно свернут трубочкой и впихнут в глотку неряхи. Помогло, с тех пор Борхерт вещами не раскидывался и койку во внеурочное время не занимал.
Виктор Николаевич повесил китель на крючок, расстегнул верхние пуговицы рубашки, хотел было стянуть вязаную жилетку, но махнул рукой и запрыгнул на койку так. Въевшаяся в кровь и плоть привычка спать на корабле в одежде. От этого никуда не уйти. В случае тревоги лишние секунды, потраченные на поиск штанов и одевание, могут стоить жизни.
Несмотря на усталость, сон не шел. Духота, спертый воздух мешали расслабиться. В голове роились и никак не могли успокоиться, прийти в систему суетные мысли. Неожиданно вспомнилась, казалось бы, давно выветрившаяся из памяти обида на того капитан-лейтенанта, разглагольствовавшего под сорокаградусным балластом о флотской кастовости и врожденном морском характере.
Как там того дурака звали? Кажется, Шубин. Забавно, но после той дурной дружеской посиделки Котлов пару раз встречался с Шубиным в интендантстве и штабе флота. Ничего личного, только служба. А потом, после войны, Виктор Котлов случайно узнал, что капитан-лейтенант Шубин погиб на «Марате». Погиб, как мужчина, срезало осколком при тушении пожара. Он пробивался через груды искореженного металла к снарядным погребам. Корабль спас, а себя не успел.
Вот и финал дурацкого спора. Совсем не дурацкий итог. Прирожденный моряк доказал собственную правоту своей смертью на посту. А Виктор Котлов? Вроде бы тоже стал моряком. Начальство ценит, подчиненные уважают. Звезды на погонах большие и заслуженные. А вот чувствовать себя на подводной лодке как дома невозможно, что бы ни писали на этот счет газетчики. Море — оно такое, его не только любить, его уважать надо. Море не допускает панибратского обращения, это тебе не приятель, не сосед по квартире.
