Ярви был почти рад отвлечь внимание, поднялся перед Ничто и, прищурившись, посмотрел на юг. Но радость не длилась долго. Она редко длится долго.
– Трудно сказать, – ответил он. – Возможно. – Почти наверняка. Он видел бледные мазки на фоне бледного неба.
Сумаэль присоединилась к ним, закрывая одной рукой глаза от солнца и не выказывая ни намека, что ей кто-то нравится. На ее челюсти заходили желваки.
– Он поднимается от усадьбы Шидвалы.
– Может, они развели большой костер, – сказал Ральф, но его улыбка исчезла.
– Или его развела Шадикширрам, – сказал Ничто.
Хороший министр всегда надеется на лучшее, но готовится к худшему.
– Надо подняться повыше, посмотреть, не гонится ли кто-нибудь.
Ничто сжал губы, чтобы мягко сдуть пятнышко пыли с блестящего клинка своего меча.
– Ты же знаешь, что она гонится.
И она гналась.
Глядя со скалистого склона над прудом в странное круглое отверстие подзорной трубы Сумаэль, Ярви видел точки на снегу. Черные точки двигались, и надежда вытекала из него, как вино из проколотого бурдюка. В части надежды Ярви давно был дырявым сосудом.
– Я насчитала две дюжины, – сказала Сумаэль. – Я думаю, это баньи и несколько моряков с «Южного Ветра». У них собаки, сани, и более чем вероятно, все они хорошо вооружены.
– И хотят нас уничтожить, – пробормотал Ярви.
– Да, ну или очень, очень сильно хотят пожелать нам удачного путешествия, – сказал Ральф.
Ярви опустил трубу. Трудно было представить, что еще час назад они смеялись. Лица его друзей снова стали вытянутыми и обеспокоенными, что было уже так утомительно привычно.
Кроме лица Ничто, конечно, которое выглядело в точности таким же безумным, как обычно.
– Насколько они отстают?
– Предполагаю, на шестнадцать миль, – сказала Сумаэль.
Ярви привык считать ее предположения фактами.
– Сколько им понадобится, чтобы их пройти?
Ее губы беззвучно зашевелились, словно она посчитывала итог.
– Если хорошенько толкать сани, они могут быть здесь завтра с первым светом.
– Тогда нам здесь лучше не быть, – сказал Анкран.
– Да. – Ярви посмотрел вдаль от своего маленького безмятежного королевства, вверх на холм, на голый камень и расколотые скалы над ним.
– В жаркой местности их сани не помогут.
Ничто хмуро посмотрел в белое небо и почесал шею грязными ногтями.
– Раньше или позже, сталь будет ответом. Как всегда.
– Тогда позже – сказал Ярви, поднимая свой тюк. – А сейчас – побежали.
24. Бег
Они бежали.
Или трусили. Или шагали, спотыкались, волоча ноги по адскому ландшафту проклятого камня, где не росли растения, не летали птицы, и Отец Земля здесь был измученной жаркой пустыней, такой же безжизненной, какой была пустыня холодная.
– Ветры судьбы в последнее время заносят меня в чарующие места, – задумчиво сказал Анкран, когда они взобрались на гребень и глядели на очередную дымящуюся скалу.
– Они все еще нас преследуют? – спросил Джод.
– Сложно увидеть людей в этой неровной местности. – Сумаэль смотрела в свою подзорную трубу, изучая окутанную вонючим паром пустошь впереди. – Особенно тех, которых лучше бы не видеть.
– Может, они повернули назад. – Ярви вознес молитву Тому Кто Поворачивает Игральные Кости о небольшой удаче. – Может, Шадикширрам не смогла убедить баньев гнаться за нами.
Сумаэль размазала грязный пот по лицу.
– Да кто бы не захотел сюда заглянуть?
– Ты не знаешь Шадикширрам, – сказал Ничто. – Она может быть весьма убедительной. Великий командир.
– Я видел лишь скудные признаки командира, – сказал Ральф.
– Тебя не было при Фулку, где она командовала флотом императрицы и принесла победу.
– Но, полагаю, ты там был?
– Я сражался на другой стороне, – сказал Ничто. – Я был чемпионом короля Альюкса.
– Ты был чемпионом короля? – Сложно было это представить, глядя на него сейчас, но Ярви наблюдал за великими воинами на тренировочной площадке, и никогда не видел такого мастерства владения мечом, как у Ничто.
– Наш флагман полыхал. – От воспоминаний старик так сжал рукоять меча, что пальцы побелели. – Его окружила дюжина галер. На нем было скользко от крови павших, и он кишел императорскими солдатами, когда мы впервые сразились с Шадикширрам. Я выдохся от битвы, ослабел от ран и плохо держался на качающейся палубе. Она притворилась беспомощной, и в своей гордыне я ей поверил, а она пустила мне кровь. Так я стал ее рабом. Когда мы сражались во второй раз, я был слаб от голода, у нее в руке была сталь, за спиной сильные люди, а я был один, и в руке у меня был только столовый нож. Она снова пустила мне кровь, но в своей гордыне оставила меня в живых. – Его рот исказился в безумной улыбке и брызгал слюной, когда он гаркал слова. – Теперь мы встретимся в третий раз, и меня не тяготит гордыня, место выберу я, и теперь она будет истекать кровью. Да, Шадикширрам!
Он высоко поднял свой меч, хриплый голос эхом отражался от голых скал, разносясь по всей долине.
– День настал! Время пришло! Расплата близка!
– А может она наступить после того, как я буду в безопасности в Торлби? – спросил Ярви.
Сумаэль мрачно затянула пояс.
– Надо двигаться.
– А мы что делали?
– Тратили время.
– Какой у тебя план? – спросил Ральф.
– Убить тебя и оставить труп как предложение мира?
– Ты же не думаешь, что она проделала весь этот путь ради мира, а?
На скулах Сумаэль заходили желваки.
– К сожалению нет. Мой план – добраться до Ванстерланда раньше них. – Она начала спускаться по склону, и гравий сыпался вниз от каждого ее шага.
Испытание паром было едва ли не хуже, чем испытание льдом. Хотя падал снег, становилось все жарче и жарче. Слой за слоем они снимали свои одежды, которые так ревниво оберегали, и в конце концов брели полуголыми, мокрыми от пота, и в пыли, как рабочие, вылезшие из шахты. Место голода заняла жажда. Анкран распределял мутную, отвратительную на вкус воду из их двух бутылок еще более скупо, чем когда у него были запасы на «Южном Ветре».
Страх был и раньше. Ярви пытался вспомнить, когда в последний раз его не было. Но то был медленный страх холода, голода и истощения. Теперь это была более жестокая шпора. Страх наточенной стали, страх острых зубов собак баньев и еще более острого желания их владелицы отомстить.
Они с трудом шли до тех пор, пока не стало так темно, что Ярви едва мог видеть свою иссохшую руку у лица. Отец Луна и все его звезды пропали во тьме, и они в тишине заползли в выемку в скалах. Ярви провалился в жалкую насмешку над сном, и его, избитого и больного, растрясли, чтобы снова пробираться дальше, с первым проблеском рассвета, хотя казалось, спустя минуту. И осколки его кошмаров все еще витали над ним.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
