— Ладно, — сказал я. — Но имей в виду: как только мы доберемся до первых деревьев, выломаю хороший прут и отстегаю за все художества.
— Господи, Алехин! — беззаботно отмахнулась она. — Я только посмотрю на тебя чарующе — прут потеряешь. И вообще, из таких, как ты, ежей и получаются самые покладистые мужья. Поверь моей девичьей интуиции.
— Сгинь! — взревел я.
Мы выехали во второй половине дня. Пунктом отправления стал один из фортов на границе охраняемого района. Высокая решетчатая вышка с пулеметами, поднятый на высокие металлические столбы домик с вертикальной лесенкой. Два джипа и броневик рядом. Все просто и буднично.
У машин собрались солдаты, сверху смотрели часовые, дул ветер, и одно время казалось, что соберутся тучи. Не собрались. Мы стояли у джипа, перебрасываясь ненужными фразами о погоде, снаряжении, маршруте и тому подобных вещах. Когда и о погоде стало тягостно говорить.
Ламст отвел меня в сторону.
— Когда вы рассчитываете вернуться? — спросил он.
— Кладем для верности неделю.
— Я буду ждать восемь дней, — кивнул Ламст. — Если к этому времени вы не вернетесь, я пойду туда сам со всем личным составом и полным боекомплектом.
— Черт вас побери, — сказал я. — Ну когда до вас дойдет?
— Если вы не вернетесь — конец всему…
— Никакого конца, — сказал я. — В этом деле главное — не останавливаться. Умирать я не собираюсь. Тем не менее, если что-то… Ничего подобного, Ламст, вы поняли? Пусть идет кто-нибудь другой. Ну, до скорого…
Я сел за руль и тронул машину, не оглядываясь. Никогда не нужно оглядываться — это первая заповедь…
— Страшно? — спросил я.
— Страшно, — призналась Кати. — А тебе?
— Да, страшно, — сказал я.
Нашей экипировкой занимался Ламст, и в результате его трудов джип стал напоминать машину рекламного агента оружейной фирмы в те времена, когда такие фирмы еще существова-ли, — ручной пулемет, два автомата, гранаты, обоймы разрывных и трассирующих. Мне очень хотелось выбросить все это в первую попавшуюся речку, но существовали еще и звери…
Сначала я решил наведаться к Ревущим Холмам. То ли потому, что до них было всего сорок миль по хорошей дороге, то ли потому, что они представлялись мне самым загадочным местом здешней ойкумены.
Через полчаса показались Холмы. Ничего странного или страшного в них не было, они не ревели, равно как не издавали и иных звуков. Вели себя, как и полагается холмам, — молча стояли. Семь низких конусов, покрытых, как и равнина, зеленой травкой, вытянулись в линию на равном расстоянии друг от друга. Все одинаковые, как горошины из одного стручка.
— Может, не надо? — нерешительно спросила Кати, когда я увеличил скорость.
— Ничего, — сказал я. — Мы осторожненько.
Странности начались не сразу, но… Мы ехали и ехали вперед, до Холмов оставалось совсем немного, и это «немного» не уменьшалось ни на миллиметр. Колеса исправно вертелись, спидометр отщелкивал милю за милей, но сдвинуться с мертвой точки не удавалось. Я прибавил газу — не помогло. Я выбросил из машины банку консервов — она мгновенно исчезла с глаз, как и положено предмету, выброшенному из несущейся со скоростью сто миль в час мощной машины. А холмы нисколечко не приблизились. Как в сказке. Ревел мотор, ветер трепал нам волосы, но проклятые холмы словно издевались. Я посмотрел на них в бинокль, но и оптика не помогла — словно в бинокле вместо линз оказались простые оконные стекла.
Я остановил машину, заглушил мотор и пошел вперед, не обращая внимания на просьбы Кати вернуться. От машины я постепенно удалялся, но не приблизился к холмам. Они были недосягаемы, можно шагать хоть сто лет — и останешься на месте. Было в этом что-то символическое, некая аллегория — даже мне не вырваться за пределы предметного стекла здешнего микроскопа…
Я услышал стон и побежал назад. Кати скорчилась, сжимая ладонями виски. Пират сжался в комок и жалобно повизгивал. Совершенно случайно я взглянул в небо: высоко над нами плавали в синеве черные лоскуты, похожие на хлопья пепла или обрывки бумаги, выброшенные из мусорной корзины заоблачными великанами. Их было очень много. Не в силах побороть злость, я схватил пулемет.
Пули никуда не улетели. Словно плейстоценовые мухи в янтаре, они рыжими жуками замерли в воздухе в метре от машины. Я опомнился, развернул машину и помчался прочь. Дорога назад была нормальной дорогой без всяких выкрутасов с пространством. Холмы скрылись за горизонтом, пропали черные клочья, и Кати постепенно пришла в себя, но не смогла связно объяснить, что она испытывала — что-то давило, пугало беспричинным страхом, бросало в пот. Наверное, мы вовремя повернули. Езда на месте. Точь-в-точь как говорил черный кот из моей первой галлюцинации. «Куда ты идешь?» — «Как знать, может, я не иду, а стою себе вовсе, мир наш полон парадоксов». Все-таки знакомый кот, где-то я его определенно…
Это было как ночной выстрел в лицо — ослепительная догадка, удар, вариант, который был слишком неправдоподобен, чтобы вспомнить его сразу. Кот, котяра, сволочь этакая, я ведь вспомнил, где встречался с тобой. Я про тебя ЧИТАЛ. Та моя первая галлюцинация — ожившие страницы из романа Килта Пречлера «Белые ночи Полидевка». Позднейшее подражание «Поминкам по Финнегану», гротескная и жуткая история миланского обывателя, бежавшего от неустроенности двадцатого столетия в ирреальный Город Белых Ночей, где он из рядового программиста, Поприщина электронного века, превращался в бесстрашного и ловкого детектива бюро «Геродот». Все это — оттуда. Руди года три назад давал мне этот роман, он увлекался разной старинной дребеденью, у него были странные, смешившие некоторых литературные вкусы. В тот день, когда он исчез, он летел в отпуск на континент и конечно же не мог обойтись без своих любимых книг. Футляр с кристаллами он обязательно должен был взять с собой. Кристаллы — закодированная особым образом информация, которую можно расшифровать… и облечь в плоть и кровь, располагая возможностями на порядок выше наших.
Я остановил машину, выпрыгнул на обочину и лег в траву. Кати спросила что-то — я жестом попросил оставить меня в покое. Вот и все, мой генерал. Вот и все, дорогие академики и светила. Вот и все, Ламст. Наконец-то я разгадал загадку. Я давно забыл эти романы, не то вспомнил бы все, понял бы все гораздо раньше…
Предположим, что существует негуманоидная разумная раса, умеющая многое из того, что мы пока не умеем. Не будем пока ломать голову, откуда они к нам прибыли и как к ним угодил Бауэр.
Предположим, что у них самих никогда не было художественной лите-ратуры и каждый кристаллик из библиотеки Бауэра они приняли за конкретную информацию о Земле и ее человечестве, каждый кристаллик облекли в плоть и кровь и стали искать в созданном разумное начало, которого никогда там не было — такие уж книги, за редким исключением, собирал бедняга Руди…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
