Лахлан замер. Признание красоты этой земли почему-то было для него очень важно. Теперь он знал: Флора может быть здесь счастлива, надо лишь сделать максимум возможного для этого.
После того как Лахлан помог Флоре спешиться, он извлек из мешка каравай хлеба, сыр и бутылку кларета, а затем разостлал на земле плед и пригласил ее сесть. Они ели в уютной тишине, слушая голоса благоденствующей и цветущей вокруг природы: песню жаворонка, шелест ветра в листьях, нежное журчание ручья, стекающего по скалам.
Зачарованный тем, как солнце разрумянило бледную кожу Флоры, и тем, как изящно она подносит к губам кружку с вином, Лахлан долго лежал неподвижно, а затем поднялся и протянул ей руку:
– Готова?
Флора подняла на него глаза, и в ярком солнечном свете зеленые искры на фоне синей радужки стали особенно заметны.
– Я еще не закончила.
Лахлан ободряюще улыбнулся:
– Промедление только мешает делу. Пойдем, бояться тут нечего.
Глубоко вздохнув, Флора вложила ледяную руку в ладонь своего спутника и тотчас же почувствовала силу этой теплой руки. Однако стоило ей взглянуть на воду, как в душе ее вновь поднимались самые мрачные предчувствия.
Лахлан указал на большой валун в устье ручья:
– Ты сможешь переодеться там.
Решив не тянуть время, Флора зашла за камень и стала не спеша раздеваться.
Лахлан нетерпеливо откашлялся. Поняв, что, если она будет медлить, он придет искать ее, Флора вышла из своего импровизированного будуара.
При взгляде на льняную рубашку и узкие штаны, которые она надела под платье, Лахлан изумленно поднял брови, и Флора испытала облегчение, убедившись, что выглядит более чем пристойно.
– Мердок одолжил это у твоего оруженосца, – пояснила она.
Его взгляд пропутешествовал по всей ее фигуре сверху вниз, задержавшись на груди, плотно обтянутой льняной тканью, на обнаженных икрах и кончиках пальцев босых ног.
И тут она заметила, как в его взгляде вспыхнуло пламя, а когда Лахлан заговорил, в его голосе Флора различила неприкрытое восхищение.
Не мешкая, Лахлан снял рубашку, сапоги, и на нем остались точно такие же штаны в обтяжку, низко сидевшие на бедрах и подчеркивавшие линии его впечатляюще мускулистого живота. При взгляде на него Флору охватило странное волнение. Она не думала, что когда-нибудь привыкнет к виду обнаженной мужской груди, представлявшей собой картину скульптурных, красиво очерченных мускулов. Во всем облике горца сквозили сила, мужественность и безусловная красота форм.
С трудом оторвав глаза от Лахлана, Флора перевела взгляд на озеро.
– Вода еще слишком холодная, – сказала она, потирая плечи. – Не подождать ли нам немного, пока она хоть чуть-чуть согреется?..
– Сегодня один из самых жарких дней в году, и вода в озере теплая, как в ванне, – возразил Лахлан нетерпеливо. – Идем, я помогу тебе.
Флора позволила ему подвести ее к кромке воды, но каждый шаг по каменистой тропинке означал для нее преодоление желания повернуться и без оглядки бежать прочь.
Чувствуя ее нарастающее смятение, Лахлан ободряюще сжал ей руку и, сделав несколько шагов по мелководью, обернулся.
– Дыши глубже: на каждый шаг по одному вдоху, поняла?
Флора покачала головой; ее вдруг охватил страх.
– Не… не думаю, что я смогу, – пробормотала она, запинаясь.
Лахлан хмыкнул.
– Чертенок Холируда готов признать свое поражение? Никогда не поверю! Что скажут твои друзья при дворе?
Флора нахмурилась.
– Напрасно ты так стараешься: это не сработает.
– Еще как сработает! Не смотри на воду, смотри на меня.
Флора покорилась, стараясь смотреть в самую глубину его глаз, черпая в их пронзительной синеве силу и уверенность. «Господи, он такой необыкновенный, ни на кого не похожий!» Лахлан был так красив, что внутри у нее все затрепетало при одном взгляде на него.
Постепенно сердцебиение ее замедлилось, тиски, сжимавшие грудь, разжались, и Флора ступила в воду озера.
При первом соприкосновении босых ног с холодной водой она инстинктивно сделала шаг назад, но Лахлан туг же подтолкнул ее обратно.
Оказавшись по пояс в воде, Флора содрогнулась. Ей было холодно не столько от воды, сколько от страха, и Лахлан, почувствовав смятение юной купальщицы, нежно прижал ее к своей груди.
– Молодец, ты прекрасно держишься!
Но у Флоры не было такого ощущения; она трепетала от одной мысли о предстоящем.
– Не слишком ли здесь глубоко?
Ее голос заметно дрожал.
– Мы не станем заходить глубже, но ты никогда не научишься плавать, если останешься на мелководье.
Кивнув, Флора постаралась расслабиться, и Лахлан медленно опустился в воду вместе с ней, баюкая ее в объятиях, пока не оказался стоящим в воде на коленях и вода не начала омывать плечи девушки. Теперь ее ноги оказались в воде, и она пыталась побороть приступ тошноты, тогда как воспоминания об удушающей темноте, о воде, заполняющей нос и рот, с новой силой нахлынули на нее.
Паника росла, и Флора принялась бешено колотить руками по воде, пытаясь встать на ноги, но Лахлан по-прежнему крепко держал ее.
– Отпусти! – закричала она, задыхаясь.
– Не бойся, я тебя держу, – прозвучало в ответ.
Из глаз Флоры брызнули слезы. Он не мог понять ее. Вероятно, в своей жизни этот человек не испытал ни минуты страха. Как унизительно! Она не хотела, чтобы он видел ее такой.
Флора прижалась лицом к теплой шее Лахлана и крепко вцепилась в его плечи, сотрясаясь всем телом, а между тем Лахлан просто держал ее, стараясь унять панический ужас нежной лаской. Потом его рука соскользнула на ее бедра, на ягодицы и оказалась в мучительной близости от промежности. Хотя рука была нежной как перышко, все же она действовала до крайности волнующе.
Флора перестала дрожать, но Лахлан продолжал гладить ее до тех пор, пока напряжение не спало. Теперь вода перестала казаться ей озером свинца, и она воспринимала ее как нечто более похожее на облако.
Это продолжалось до тех пор, пока паника окончательно не улеглась. Флора уже не думала ни о чем, кроме их близости.
Ее рот находился всего в нескольких дюймах от его губ, грудь плотно прижималась к его груди, и пропитанная водой ткань рубашки не могла служить защитой от его сильного мускулистого тела.
– Тебе лучше? – пробормотал Лахлан у самого ее уха, и тепло его дыхания снова вызвало у нее дрожь.
В данный момент Флора ничего не хотела, кроме как раствориться в его объятиях. Она отчетливо ощущала томную тяжесть своего тела и его возбуждение. Должно быть, он добивался именно этого. Плут! И все же Флора испытывала некоторое облегчение: теперь она знала, что горец определенно неравнодушен к ней.
