Мы жили в столице Ре, крохотном городке Сан-Мартен, в отеле «Туара», названном в честь французского полководца XVII века, который, как сообщила нам хозяйка гостиницы мадемуазель Оливия, разгромил высадившихся на остров англичан. Чтобы англичане вновь не напали, остров окружили внушительными крепостями. Теперь по крепостным стенам можно совершать длинные прогулки, вглядываясь в океанский простор. Местные художники называют предзакатный свет в океане египетским — что они этим хотят сказать, не знаю, но говорят они об этом с таинственным восхищением как о высшем достижении световой гаммы. В самом деле, свет недурен. Глаза успокаиваются, новые помыслы созревают, как те же устрицы. Здесь забудешь о полицейских и террористах. Правда, в отличие от сотен других туристических островов, на острове Ре есть огромная тюрьма. Но в нее непросто угодить — за превышение скорости сюда не сажают. В ней отбывают длинные сроки рецидивисты. Странный народ, эти французы. У нас ссылали на Колыму, а у них — на курорт. Здесь когда-то «отдыхал» известный капитан Дрейфус. Красивое, песочного цвета, здание тюрьмы охраняют надежно: рецидивистов на острове я не видел. Сбежал лишь один заключенный: французский коммандос, герой неудачного путча, он залез в чемодан коллеги, который освобождался. Его до сих пор не нашли. И вряд ли найдут — это было в 1950-х годах. А в остальном — велосипеды и ослы. А как же пляжи? И песчаные пляжи, и сосны-зонтики прекрасны. Хотя с устрицами лучше пить бордосское вино, а не местное. Так сказали мне истинные патриоты острова — как видно, не квасные патриоты.
Неожиданно нас выгнали из гостиницы. Вместе с Майкой. Сказали, что приехали английские клиенты. Мы стали метаться — но свободного номера на острове не нашли. Я так и не понял, что послужило обидой. Французы — устрицы. Поди — пойми. «И пошли они, солнцем палимы…»
Уезжая, я уже не жалел, что въезд на остров Ре — платный. Нечего здесь делать лишним людям. Пусть они едут себе в Сан-Тропе.
Часть четвертая
Язык откровения
Метаморфозы дружбы
Мы редко обновляем свое представление о друзьях и подругах. В отношении к ним мы, напротив, живем в мире стереотипов, взятых из прабабушкинских времен. Мы готовы легко согласиться с тем, что семья и брак за последний век существенно видоизменились, тендерные роли мужчин и женщин сместились, однако институт друзей остается по-прежнему одной из незыблемых консервативных концепций. Нам кажется, что друзья даны нам однажды и навсегда, что старый друг лучше многих новых и верность друзьям — то же самое, что верность самому себе. Единственный вопрос, который до сих пор вызывает бесконечные споры, это — может ли мальчик с девочкой (мужчина с женщиной) дружить бескорыстно или в их отношениях обязательно возникнет сексуальная подоплека?
В сегодняшнем мире ярко выраженной и разлившейся по всей поверхности жизни эротики странно было бы думать, что секс остается в стороне от разнополой и однополой дружбы. Если дружбе ставить преграды, ограничивать сферу доверия, возможность обсуждать все, включая интимное, то стоит ли тогда вообще говорить о дружбе? Другое дело — как этим распорядиться, какие правила игры задать дружеским отношениям. Здесь все зависит от интуиции, мобильности морали и характера. В своих подругах я всегда чувствовал женщин, сквозь дружеские одежды проступала их женская нагота — я не видел смысла себя кастрировать. Впрочем, гораздо сложнее решается вопрос не о дружбе и сексе, а о том, зачем нам нужны друзья.
Русская дружба — особый случай. Она на порядок более требовательна, чем западные привязанности. То, что у нас — приятель, у них — друг. У нас друг — у них партнер по браку. Русская дружба исповедальна. У нас через дружбу отмывают свои грехи. Если что утаишь от друга — тебя отлучат от дружбы. К тому же, русская дружба конспиративна. Недаром наши поэты-шестидесятники, тайные или явные оппозиционеры, воспевали дружбу. Друг знает о тебе то, что не должно знать государство. А, кроме того, — не должна знать жена (она же, нередко, стерва). В каждой русской дружбе есть хотя бы маленький заговор против власти и жены. Вот почему в России тема дружбы и предательства всегда приобретала болезненное содержание.
В новом поколении столкновение дружбы с государством на какое-то время ослабло. Вместо фронтовой и идейной дружбы, вместо пламенных клятв и объятий на Воробьевых горах, возникла подвижная дружба развлечения. Друзья — это весело, с ними классно проводить время. Они — расширение наших желаний и возможностей. Они создают теплый микроклимат нашего жизненного пространства. По дружбе можно и трахнуться — в чем вопрос? Это — поверхностный, но очень сладкий и полезный срез сегодняшней дружбы.
Спускаемся глубже. Друзья — наши жизненные союзники. Мы гордимся нашими друзьями и подругами. Нам завещан слоган: «Не имей сто рублей…», но время вносит свои коррективы. «У тебя много друзей?» — звучит теперь, вроде, так же, как «сколько ты зарабатываешь?». Друзья — наш капитал и наша прибавочная стоимость. Мы их грузим своими проблемами — они на это идут. Они готовы принимать нас необъективно, со всеми нашими слабостями, недостатками. Их любовь к нам не подвергается сомнению, даже если мы ошибаемся, болеем, попадаем в полосу невезения. Таких друзей мы зовем настоящими друзьями — они нас не только любят, но и готовы терпеть как обузу.
То, что друг познается в беде — только банальная часть испытания. У меня, например, часть друзей, которые преданно любили меня в беде, разбежались как раз тогда, когда мой успех оказался более значительным, чем у них. Дружба подвержена зависти. Больше того, может быть, зависть сильнее дружбы. Говорят, что особенно женская дружба имеет двойное дно, что подруге часто не прощают ее везения. Не знаю. Я люблю нежность женской дружбы, легкую влюбленность подруг друг в друга, их беспечное щебетание обо всем на свете, их особый тон доверительности, что, впрочем, не исключает порой косых взглядов, лицемерия и внезапной вспышки агрессии.
Но вернусь к своей истории: даже те друзья, которые радовались моему успеху, оказались не лучшими союзниками. Они стояли на берегу и кричали: ты — куда? вернись назад! Они остались в мире, который я перерос, и все их советы сводились к тому, что их мир лучше. Я понял, что дружба может быть тормозом. Мне надоело, и я, не без колебаний, поменял круг друзей.
Новые застолья, новые союзники, новые зависти. Только падать стало гораздо больнее.
Наследники
Три слова связывают нас с прошлым: наследие, наследство, наследственность. Но нам прошлое нипочем. Мы же деревянная страна, у нас все либо гниет, либо сгорает. Об этом особенно хорошо думается в Риме. Как здесь всем прошлым правильно распорядились, оно не давит, не тянет. Однако движение восстановить связь времен у нас все-таки началось.
В отличие от наследства, наследие у нас одно. Предполагается, что наследие должно быть культурным, им надо гордиться, его надо охранять и спасать. Такое впечатление, что наследие, как не умеющий плавать, в России вечно тонет, ему бросают спасательный круг, а оно его не ловит. Тогда возникают бородатые дядьки и говорят, что мы не любим Россию, а они — любят. От них пахнет луком, и чем больше они любят Россию, тем больше лука. Наследие — пафосное слово, с ним лучше обращаться грамотно, не слишком частить с его употреблением, а то совсем густо запахнет луком. К наследию надо относиться тепло, сердечно, но не взасос. Если пережать, оно станет большой дубиной, которой хорошо бить по всему новому, не понятному старикам. Я бы сам лично не хотел стать культурным наследием, да мне и не предлагают.
Наследство обязательно надо промотать, иначе ты — не русский наследник. Большевики не зря отменили саму идею наследства. Наследство враждебно давлению государства на человека: если ты получил наследство, тебе государство не страшно. Зато наследство — предмет зависти. Ничего не сделал, а получил. Повезло. А другому не повезло, и это получается не по-товарищески. Нас кто-то с самого детства учит, что все должно быть по-товарищески. Хотел бы я однажды встретиться с этим кем-то, спросить, почему он так решил, несмотря на то, что реальный мир устроен иначе. Если ты не получил наследства, сделай так, чтобы дети твои получили, а не завидуй ближним, тем более, что дети все равно твое наследство промотают.
Наследство — это бесплатные деньги для получателя и — материальный эквивалент того, что ты сделал в жизни, чего добился перед отправкой на тот свет. Судя по тому, что мы в наследство от бабушек и дедушек получали обычно по чашке без блюдца, что-либо делать в нашей стране до последнего времени было бесполезно, лучше выпить с утра.
Наследство имеет прямое отношение к смерти, часто к смерти любимого и близкого человека. Ты плачешь, а твой родственник с того света шлет тебе загробный подарок. Хорошо бы это был неизвестный американский дядюшка, золотая мечта русского бессребреника. Тот, кто оставляет наследство в России, обычно завещание не пишет: в России все живут вечно, хотя и умирают раньше, чем в других странах. Понятно поэтому, что вскоре Россия будет богата семейными скандалами, которые подорвут представления о здоровой семье, если такая модель когда-либо существовала в России.
