Ударили по глазам светилки, и с рычанием остановилась местная колымажка. Хорошая колымажка, чуть ли не с летательным допуском, как поняла Кошка Мэй. Опустилась ветрозащита, и абориген заорал противным голосом "бла-бла-бла". Другие из колымажки поддержали странными звуками, Кошка Мэй уже знала, что назывались они — "ржать". Ничего не поняла Кошка Мэй, но догадалась. Развернула дыродел и пробила колымажке колеса. Вот так, чтоб не ржали аборигены, чтоб мимо себе ехали, летели даже. Абориген перестал орать, вылез и озадаченно склонился над колесом. Кошка Мэй и ему врезала — парализатором. Из колымажки заорали.
— Кеззлы! — коротко ответствовала Кошка и пошла к колымажке.
Нюйка с огромным любопытством смотрела, как брызнули в темноту аборигены, своего из команды даже бросили.
— Кеззли?!
— Они и есть! — буркнула Кошка Мэй. — Идем, госпожа Тан.
— Быстро-быстро идем? — догадалась нюйка. — Сканеры глушим, подгляд-глазки смотрим? Кошка Мэй местных господарей стреляла, понимаю вся! Кеззли? Так странно. И любопытно!
— Не господари они. Кеззлы…
— Маскулины? На колымажке?!
— Не маскулины. Нет здесь великого деления, все в господари стремятся-рвутся, совсем тухлый мир, хуже, чем в плавнях!
Нюйка озадаченно затрепетала пальчиками, даже остановилась — а Кошка Мэй вдруг впала в какое-то возвышенное состояние. На одно мгновение открылась ей истина, такая, какой видел ее, наверно, каждый день старый мудрый Ян Хэк. Факт к факту, как говорил он, и потом щелк — и сложилась картина. Нет здесь белхалаш, нет и не было никогда! Все в господари рвутся, вот как! Однополярный мир, бесконечная пирамида власти… Потому и не работают ответственно местные белхалаш, воруют местные, бракодельничают еще, но не работают. И не будут никогда местные стремиться к честной работе. Зачем работать честно? У местных каждый грязный маскулин себя господарем мнит! Пусть маленьким, крохотным даже, пусть только перед своим напарником — но господарем! Господарь не работает — господарь распределяет! Потому так тянутся местные к дорогим колымажкам — чуть ли не с летательным допуском колымажкам! Не нужна колымажка, пешком на работу правильней ходить — а тянутся. Потому что едет юный идиот-маскулин в колымажке и мнит себе — он господарь! И ему хорошо. Потому не полыхают рабочие бунты в этом мире, не стреляют меткие боевики господарей — потому что все хотят таковыми стать. И признают право господарей на бесчеловечную жизнь. Тайно признают, внутренне — но сильно-сильно. И сами так хотят. И получается, что еще труднее Кошке Мэй орден создавать придется! Придется даже не орден — из местных маскулинов воспитать достойных белхалаш, вот как! Вуй, из небывалых задача, как бы не опозориться…
Многое поняла Кошка в этот момент из того, что прежде казалось необъяснимым — и просияла счастливой улыбкой. Не дура она, и ей открыта истина! Пусть нечасто, пусть один раз всего — ну и что? Кошке Мэй одного раза достаточно, чтоб дурой себя не чувствовать. А дальше пусть Ян Хэк думает, как и прежде — он мудрый, ему нетрудно!
Кошка Мэй помрачнела. Озарение пронеслось манящей тенью и исчезло — но оставило очень неприятную мысль. А ведь тайная разведка Арктура уже здесь, вот как получается. Не могла такая умная нюйка в новый мир без данных, без подготовки пойти, никак не могла. Значит, уже пришла разведка, и даже сведения передала. А пришла, как и прежде приходила — Уй Лицзинь искать. Да боевиков топтать.
— Госпожа Тан! — вырвалось у женщины. — Я пойду. Надо мне, сильно-сильно надо!
Нюйка задумчиво глянула — и повела небрежно пальчиком. Мол, иди, совсем не держу, не нужна Кошка.
— Не выстрелишь, о "Призраке" не спросишь? — недоверчиво уточнила Кошка Мэй.
— Иди, Кошка. О "Призраке" догадалась, совсем легко догадаться. Молчит Кошка Мэй — значит, ваш это "Призрак", не императора. В плавнях много кто прячется, даже профессор Ян Хэк прячется, и разведка Южного континента прячется — может и "Призрак" прятаться, почему нет? Из тех, кто Вечную резиденцию императоров защищал до последнего. Иди, Кошка Мэй, отпускаю подругу.
— Я…
Госпожа Тан ослепительно улыбнулась, совсем как нюйка, как малышка даже, и Кошка Мэй невольно улыбнулась в ответ.
— Стой на страже закона с дыроделом в руке, — сказала нюйка. — И Ян Хэк пусть стоит, и Робкая Весна. Мастер Мень предатель — но и он пусть стоит тоже. Тогда в плавнях порядок будет. Тайная разведка иначе посчитала — вот пусть передумает тайная разведка! Я ей не указ — а вы указ. Иди, Кошка Мэй. А то опоздаешь.
— Не опоздаю. Боевиков быстро как разведка найдет? Здесь сканеров нет.
— Есть сканеры, — возразила нюйка. — Вот, у меня на разгрузке, и у тебя тоже. Хорошие сканеры, отличные даже! В разгрузку особые нити зашиты, видит их сканер очень далеко!
— У боевиков нет разгрузок. И полицайской шкуры нет. В обычной одежде боевики ушли, не найти.
Нюйка уважительно качнула пальцами — и достала еще один сканер.
— Вот. Видит заряды оружия. У боевиков есть оружие, как не быть. А сканер видит — и показывает. В плавнях много всего, путается сканер, а здесь не путается. Посмотрит тайная разведка — и увидит, где боевики прячутся.
— У Яна Хэка игломет, — уточнила Кошка Мэй из принципиальности. — Простой игломет, нисколько не энергетический.
— Ян Хэк — старый боевик, мудрый, — признала нюйка. — Но попадется и он. Бери сканер, Кошка Мэй. И — беги.
Кошка Мэй приняла крохотное устройство. Помялась — не выдержала и на мгновение прикоснулась к нежной ладошке нюйки. Просто так, чтоб еще раз почувствовать, что она — на задании, что разведчица, как прежде. И лишь потом исчезла в темноте.
А нюйка улыбнулась ей вслед. Потом достала сканер, тот, который нити в разгрузке показывает, и уверенно развернулась в нужном направлении. Боевики не взяли разгрузки, не дураки они, а вот Худышка Уй — иное дело. И следовало разобраться с Худышкой Уй, пока занята тайная разведка боевиками. Самой надо разобраться, правильно советовала воздушная танцовщица.
Обычный местный маскулин
Может, Мэй Мао считала, что он спит и не слышит, как она уходит. Наверняка так и считала, потому что двигалась тихо, дверью не хлопала. Дура, хоть и умная. Какой сон, когда такая женщина в соседней комнате? И надо бы спать, а не получалось. Все казалось: сейчас она войдет, приляжет рядом… Ну и что, что сказала не трогать? У женщин в привычке отказом обозначать согласие. Его ладонь к своей груди прижимала? Значит, согласна.
Но Мэй ушла. Неприятно кольнуло сердце: как же так? Полночи пролежал, ждал возвращения. И дождался. Скрипнуло крыльцо, осветился на мгновение прямоугольник дверного проема.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
