– Ты точно помнишь, что они изучали именно Тверскую область?
– Абсолютно точно. Карта у мамы старая, поэтому они Тверь все время обзывали Калининым – старым названием. И Торжок без конца упоминали.
– Слушай, парень, тут такое дело получилось. Мне ваша встрепанная Ирина Александровна сообщила, что едет к свекрови под Каширу. Я попросил назвать точный адрес. Она уверенно назвала его сразу, не задумываясь – деревня Зайцево Каширского района Московской области. Вчера меня осенило проверить этот адрес. Он ложный. Весь день мучился догадками, зачем ей это было нужно?
Лешик догадками не мучился. Он сразу все понял, но, на всякий случай порывшись в записной книжке, нашел мой рабочий телефон и позвонил в офис. Радостно озабоченный Ленчик бодрым голосом сообщил, что Ирина Александровна находится в отпуске и появится в начале сентября, но фирма располагает прекрасным ассортиментом свежемороженой рыбы и он, в порядке исключения, готов ее предложить, поскольку лицо, знакомое Ирине Александровне, должно получить все самое лучшее. Аппарат умолк, очевидно, Ленчик искал прайслист, который постоянно оставлял где ни попадя, включая туалет. Лешик со вздохом отключился и сообщил результат переговоров следователю. Тот, ничтоже сумняшеся, повторил набор номера и рявкнул в трубку: – Прокуратура. Следователь Листратов. Телефон вашего руководства?.. Спасибо.
Через несколько минут выяснилось, что никаких путевок фирма никогда не закупала. Профсоюз стал давно забытым словом. Все путевки работники фирмы приобретают через турбюро. Наиболее ценным кадрам фирма оплачивает стоимость этих путевок – полностью или частично.
Молчали долго. Лешик раздумывал, говорить ли следователю о том, к каким выводам он пришел. Не оставляло чувство обиды, но оно не могло быть решающим фактором. Этим самым фактором стала фраза Виктора Васильевича: «Давай, Алексей, вытаскивать милых дам из дерьма, в которое они с настойчивостью назойливых мух стараются вляпаться… Если уже не вляпались». Фраза была произнесена таким грустным и усталым тоном, что Лешик испугался. Уж что-что, а с логическим мышлением у него все было в порядке. Коротко изложив известные ему факты, он перешел к выводам. Следователь договорить ему не дал – прямиком повез к себе в прокуратуру. Разговор был долгим и подкрепился протоколом. На работу Лешику было сообщено, что он отсутствует по уважительной причине, связанной с поимкой преступников. Оправдательный документ представит.
Немного разрядил обстановку Натальин звонок из Реченской. Во всяком случае, стало ясно, что мы пока живы и физически здоровы. Со стороны же психики, как считал господин Листратов, отклонения у нас существовали с момента рождения. Поэтому особо удивляться тому, что подруга не стала слушать, о чем надрывался по телефону сын, не пришлось. Вполне естественно, что она предпочла, не разбираясь, наорать сама.
Поиски «милых дам» увенчались успехом к вечеру четверга, а утром мы с Натальей покинули Реченскую. Наверное по наши души и ехал в деревню милицейский уазик, который мы проводили взглядами, попивая минералку у магазина в Будове.
Способности к логическому мышлению у следователя оказались на довольно высоком уровне. Место нашего «пансионата» было установлено благодаря логике и протоколу опознания первого трупа лже-Олега, где фигурировали паспортные данные отца Анны – Михаила-старшего, а значит и место его проживания. Автосервис «Альтаир» не затронули, хотя и начали разрабатывать связанные с ним версии. Во всяком случае, Лешик это понял – не дурак. Дурак бы не понял. Слишком много ему было задано вопросов по поводу визитов, нанесенных в автосервис. Особенно заинтересовались содержанием телефонного разговора Николая с Натальей. Лешик был убежден, что именно этот разговор спровоцировал наш быстрый отъезд, и только благодаря опять-таки логике, но уже чисто женской, либо огромной дури, что в общем-то равноценно, нас понесло не в обратную сторону от нависшей опасности, а прямиком ей навстречу. Если бы мы не скрывались столь тщательно от следственных органов вместо того, чтобы скрываться от преступников, последние уже находились бы за решеткой.
Пришлось рассказать Лешику почти всю правду о нашей поездке в Реченскую и высказаться по поводу следственных органов. Уж они-то точно не отличаются ни сообразительностью, ни постоянством в суждениях: рекомендуют сматываться из города, а стоит смотаться, тут же начинают спешно разыскивать, чтобы насильно вернуть обратно.
– Неужели до вас не дошло, что вы сами спровоцировали всю эту шумиху! – зашелся в праведном гневе Лешик. – Не соврали бы, куда вас несет, все было бы нормально. Листратов как порядочный человек хотел проверить, благополучно ли вы добрались до места, а выяснилось, что вас нигде нет. О себе уж и не говорю. Что там со мной, бедным родственником, считаться!
Наташка изменилась в лице, шагнула к сыну и притянула его к себе.
– Лешенька, роднушечка моя! Да дороже тебя у меня никого нет и никогда не будет. Ну прости, пожалуйста, свою бестолковую мамашу. Честное слово, больше не буду.
Лешик молчал, но, похоже, был готов простить маму, тем более что Натальины материнские объятия явно мешали ему дышать, а попытки вырваться успехом не увенчались. Сквозь зубы он заявил, что согласен на мировую. Наташка отпустила сынулю, но недалеко – усадила его рядом с собой на диван. Оттуда он и поведал, что меня разыскивала Елена, и ему пришлось ей откровенно врать – не хуже нас самих, а потом сказал, что к нам едет Листратов.
Мое самочувствие резко ухудшилось. После осознания того, что пережил бедный Лешик, мне и так-то было плохо, а когда я поставила на его место свою Елену, чуть не упала в обморок. Однако последнее его сообщение заставило меня вскочить с кресла, в результате чего с журнального столика на пол полетела фарфоровая ваза.
– Да что ж ты все бьешь?! – в сердцах воскликнула Наталья.
– Извини. Листратов попутал. Не могу сообразить, что ему сказать. Может быть, мне уехать, а? Вы все на меня и свалите, а я на дачу рвану. Кстати, он имеет право приезжать сюда для допроса? Где у вас, в конце концов, веник? Кажется, он обязан вызывать для допроса в прокуратуру… И вазу я тебе еще лучше куплю, она мне никогда не нравилась. Тебе, кстати, тоже.
Наталья всплеснула руками, и Лешик, получив долгожданную свободу, рванулся на кухню за веником и совком.
– Сынуля, накапай-ка Ирише тридцать капель пустырника, – крикнула она ему вдогонку.
Пока я морщилась от пустырника, Лешик моментально смел осколки в совок.
– Ирина Александровна, Виктор Васильевич едет сюда не как следователь, а как человек, который хочет и может нам всем помочь. Не думаю, что от него следует что-то скрывать. – Лешик говорил и одновременно размахивал перед моим носом веником. – За последние дни мне много довелось с ним общаться и…
Фразу он не закончил: заметил мой сосредоточенный на венике взгляд и, извинившись, пошел на кухню выбрасывать останки вазы. В его отсутствие мы с Наташкой успели договориться: следует говорить Виктору Васильевичу только правду, но, как и Лешику, в небольшом количестве, дабы оно не перешло в качество, сулящее большие неприятности чете молодых супругов.
К моменту приезда господина Листратова я была, если не абсолютно, то уж наверняка относительно, спокойна. Примерив перед зеркалом достойное выражение лица, застыла с ним в кресле, по третьему заходу старательно рассматривая какой-то журнал. Наталья восседала на диване и делала вид, что вышивает по канве гобеленовым швом рисунок, заброшенный в дальний угол год назад. Звонок в дверь нас даже не испугал. Было хорошо слышно, что Лешик поздоровался с вошедшим, но как-то очень фамильярно… Затем срывающийся мальчишеский голос обиженно поведал, что Лешкина мамаша с какой-то придурошной теткой даже не позволили им зайти в квартиру. Передавать же Лешиково послание через дверь он не стал – услышал бы весь подъезд. Алексей ведь сам сказал, что сделать это надо тихо и незаметно. Продолжения мы не услышали – Лешик увел гостя на кухню.
