Предпринятая семнадцатилетней Юлей попытка нанести личный родственный визит потерпела фиаско. Дверь девчонке открыло пьяное небритое существо в синих сатиновых трусах и хрипло поинтересовалось, что ей надо. Испуганная Юля что-то робко пролепетала про свое желание увидеть тетю. Дядя, отдаленно напоминавший мужа тети на старых фотографиях, грубо послал ее на кладбище и для убедительности сделал выпроваживающий жест рукой. Юленька поспешила уйти. Вдогонку ей неслись слова о том, что родственники просто так не ходят, родственники должны приходить с бутылкой и не одной. После этого связь между семьями оборвалась, вплоть до того времени, когда Юля перевезла родных из Вологды в Мытищи.
Как ни странно, но их разыскал Олег. Может быть, сказывалось то одиночество, в котором он оказался после смерти матери. При встрече было много слез, тетка без конца ругала себя за гордыню и в результате слегла с сердечным приступом. Это сразу же привело всех в чувство.
Олег стал часто навещать вновь обретенную родню, но вот уговорить родных, а особенно Юлю, приехать к нему домой – не мог. У тетки сразу повышалось давление, а Юля вспоминала пьяного мужика, оставившего крайне неприятное чувство страха, соединенного с отвращением и унижением. Не комплексовал только Николай, но и его редкие наезды прекратились, когда двоюродные братья стали работать в одной бригаде.
Мы взирали на Виктора Васильевича с чувством большого уважения. Создалось впечатление, что следователь сам является родственником этой маленькой семьи. Иначе как можно было выкопать столь детальные сведения за столь короткий срок.
Могу себе представить, как потешались брат с сестрой над Натальей и Алексеем, хотя Лешик уж точно сошел за умного – быстро разобрался с компьютером Юленьки и явно тяготился навязанной ему ролью. Тем не менее, он чертыхнулся, обозвал себя достойным сыном своей матери и опять чертыхнулся. И был явно огнеопасен. Наташка поостереглась его утешать. Просто скромно сидела на диване, сложив руки на коленях и опустив голову, что должно было обозначать раскаяние. Но у нее тут же слетели с носа очки. Она едва успела их подхватить и, забыв о раскаянии, громко чертыхнулась вслед за сыном. Я не выдержала и засмеялась. Через несколько секунд хохотали все. Последним не выдержал Лешик. Ошалевшая Денька, подвывая, носилась от одного участника круглого стола к другому. Обстановка окончательно разрядилась, но тут Виктор, как мысленно я стала его называть, взглянул на часы, и мы испугались, что ему пора уходить. А я собиралась еще выяснить судьбу попавшего в аварию Дениса. И уж совсем не вовремя зазвонил телефон. Лешик снял трубку и с удивлением передал ее мне. Звонил Сережа. Я слушала его кое-как, поскольку Наташка громким шепотом, подкрепленным жестами, рассказывала следователю результат нашей сегодняшней утренней поездки. Это выглядело весьма забавно и отвлекало.
– Алло, алло, ты меня слышишь? – надрывался Серж. – Почему ты смеешься? По-моему, я говорю об очень серьезных вещах…
– Извини, Сергей, тут по видику очень смешные истории показывают. – Уловив предостерегающий жест Виктора, я кивнула ему и скороговоркой бросила в трубку: – Секундочку, я выключу звук. – Прикрыв трубку рукой, я тихо спросила: – Я могу сказать, что муж свободен?
Следователь яростно прошептал:
– Нет! Скажи, что завтра утром срываешь печати и вселяешься в квартиру мужа без всякого извещения следственных органов. Ты проконсультировалась у специалистов, они сказали, что квартиру опечатали незаконно.
Я еще раз извинилась перед Сержем и попросила его повторить серьезные вещи, которые не дошли до меня с первого раза. Оказалось, что он кое-что выяснил и есть насущная необходимость встретиться. Не телефонный разговор. Это мне не понравилось, встречаться не хотелось. Зачем? Нет, ему-то понятно зачем. Он Дмитрия спасает, не зная результатов следствия. Я стала старательно отнекиваться, но, увидев бурную жестикуляцию следователя, означавшую, что мне не следует этого делать, с ходу переменила тон. Под одобрительные кивки Виктора Васильевича сказала, что сегодня уже никак не смогу, а завтра въезжаю в Димкину квартиру. Она опечатана незаконно, поэтому разрешение на вторжение ни у кого получать не собираюсь. Часам к четырем буду ждать Сергея на чай. Кажется, он остался доволен, чего нельзя было сказать обо мне.
Положив трубку, я молча уставилась на следователя, ожидая разъяснений. Он неторопливо стряхнул с колен какие-то невидимые соринки и вместо разъяснений я получила вопрос, какие отношения связывают нашу семью с Сергеем.
– Какие, какие… Да почти никакие!
Я не могла избавиться от чувства раздражения. До шестнадцати лет Димка и Сережка росли в одном дворе, учились в одной школе. Потом Димка поступил во Второй Медицинский, а Сережка в Политехнический институты. Вскоре семья последнего получила квартиру в районе Строгино. Встречи друзей стали все чаще и чаще заменяться телефонными звонками. Несмотря на это, именно Сергей как лучший друг был свидетелем со стороны жениха на нашей с Димкой свадьбе.
Не могу сказать, что лучший друг мужа нравился мне в качестве такового, поскольку не желал стать другом семьи. Неожиданно участившиеся встречи друзей проходили обычно по инициативе Сержи и в общественных местах – Сандуновской бане, кафе на Арбате или пивбаре. Заканчивались они возвращением в лоно семьи пьяненького и ненормально дурашливого Димона и нашими с ним миниперепалками. Хорошо понимая, что мужская дружба – святое дело, я мучилась от ревности и жалости к самой себе, пока в один прекрасный день Серж не отдавил в троллейбусе ноги хорошенькой Светке и не влюбился. В смысле – в Светку, вместе с ее ногами. После их свадьбы мы не стали дружить семьями. У Светки была многочисленная родня и родительская дача, где требовалась дополнительная мужская сила. С этого момента мы с Димоном окончательно зажили счастливой семейной жизнью.
В отличие от нас, Серж через два года после свадьбы развелся. Наверное, его сломали непосильный труд и бесконечные истерики жены, решавшей с их помощью все проблемы семейной жизни. После развода Сергей меня явно зауважал. Заканчивая очередной телефонный разговор с Димоном, каждый раз просил передать мне привет и постоянно сетовал по поводу того, что вовремя не отбил меня у приятеля. Довольный муж поглядывал на меня хозяйски-обожающими взглядами и, как правило, в течение всего дня приставал с вопросом, что бы ему для меня сделать. С течением времени регулярные телефонные переговоры заменились трехминутными поздравлениями с праздниками. Потом и количество праздников, требующих поздравлений, сократилось. Но, когда у нас возникла необходимость разъезда, муж обратился прямо к Сергею, являвшемуся заместителем генерального директора фирмы «Дом Вашей Мечты». Тот, приложив максимум усилий, чтобы образумить старого друга, в конце концов, решил нашу жилищную проблему по существу. В настоящее время Серж горит желанием вытащить приятеля из застенка и сделать из него трезвого человека, после чего передать из ежовых рукавиц в мои слабые руки.
Виктор Васильевич моим рассказом остался доволен, дополнительных вопросов не задавал и явно потерял интерес к персоне Сергея Константиновича. Мне надлежало демонстративно вернуться в квартиру мужа, тщательно запирать двери и ждать дальнейшего развития событий. Лучше ждать, если возможно, вместе с Натальей. Самим ничего не предпринимать. Идет интенсивное вычисление убийцы. Послезавтра рано утречком нам надлежало с большой суматохой устроить инсценировку потопа. По указанному на листочке номеру телефона вызвать слесаря-сантехника. Вместе с сантехником заявится приложение: оперативный работник и пара понятых, чтобы провести санкционированный обыск квартиры.
Я поперхнулась очередной порцией кофе, вскочила, в попытке откашляться хаотично замахала руками, притопывая правой ногой. Все это обозначало не что иное, как крайнюю степень моего возмущения. Господин Листратов молниеносно вскочил вслед за мной и безуспешно пытался постучать ладонью по моей спине. Денька, приняв эту свистопляску за веселую игру, с радостным лаем скакала вокруг нас. Пытаясь меня облапить, когтями оставляла ощутимые результаты не только на моей одежде, но и на теле. Лешик носился следом за Денькой в тщетной попытке ее поймать. Наташка двумя руками и грудью пыталась удержать стол вместе с тем, что на нем стояло. Надо сказать, что к концу спектакля на нем уже почти ничего не стояло.
