— Это уже третья ночь в палатке, — проговорил Душек, когда все улеглись.
— Завтра начнется самое главное, — бросил я.
— Нам надо будет доказать, что мы не хуже советских солдат, — добавил кто-то из противоположного конца палатки. Эта тема вызвала у всех живой интерес.
Начались дебаты: как этого добиться? Временами дискуссия переходила в спор, но я не вмешивался. Я был доволен.
Желая высказать и свое мнение, я высунулся из спального мешка и вдруг почувствовал запах…
— Здесь кто-то курит, — сказал я укоризненно.
Все стали меня убеждать в том, что виной всему — печь. Коленца труб, мол, не прилегают друг к другу так плотно, как следовало бы, отсюда и дым…
— Это сигарета, — не поддался я на их уговоры. — Самый лучший способ сгореть к утру. Так что курильщик сейчас же встанет и затушит сигарету на улице. Перед палаткой! — решительно произнес я.
Наступила глубокая тишина. Никто и не собирался вылезать из спального мешка, а тем более выходить на мороз.
— Я жду! — настаивал я, решив не отступать. Опять никакого ответа.
Я уже собрался встать, чтобы найти курильщика, но тут раздалось шелестение синтетического материала, послышались приглушенные шаги. Затем полог палатки на мгновение отлетел в сторону. В наше тепло ворвалась волна ледяного ветра. Но это длилось не больше секунды. Таинственная фигура возвратилась. Я разглядел в темноте лишь отдельные черты, но сомнений не оставалось — это воин Кочка. Некоторое время я раздумывал, наказать его или сделать вид, что я не заметил, кто это. Остановился на последнем.
Было самое время закрыть глаза и спать. Но меня вдруг насторожило, что во время дискуссии я ни разу не слышал голоса Метелки. Это было не в его правилах.
— Иван! — не очень громко произнес я. — Что с вами?
— Все в порядке, товарищ поручик, — ответил Метелка.
Но это был не тот, столь привычный всем, бархатный баритон.
— С вами что-то произошло, — заключил я.
— Абсолютно ничего, — ответил Метелка, но не сдержался и то ли скрипнул зубами, то ли застонал.
В это время я уже вылезал из спального мешка. Склонившись над Метелкой, я пощупал его лоб. Температура, похоже, была нормальная. Но каким нездоровым показалось мне его лицо!
— Так что случилось?
— Ничего. К утру все пройдет.
— Скажите, что с вами? — настаивал я.
— Немного болит здесь, — показал он себе на живот справа.
— Разыщите доктора! — повернулся я к Пилначеку, который уже стоял возле меня.
Наскоро одевшись, Пилначек выскочил на мороз. Вскоре он вернулся вместе с четаржем Бальцаром.
— Вылезли из мешка, я осмотрю тебя, — сказал Метелке доктор, которого Пилначек наверняка уже успел ввести по дороге в курс дела.
Метелка попытался подчиниться, но ничего из этого не вышло. Он уже не мог сдержать стон.
Бальцар хотел ему помочь, но Метелка тут же вскрикнул от боли.
— Лежи и не двигайся, — сразу изменил свое решение доктор. — Сейчас вернусь.
Он выбежал из палатки. Я понял, что последует за этим, и стал быстро одеваться.
Через несколько минут возле палатки послышалось урчание мотора. Бальцар вернулся в сопровождении поручика Влчека и двух солдат с носилками.
— Разойдись! — прикрикнул он на ребят, успевших за это время столпиться вокруг больного. Метелку в спальном мешке аккуратно переложили на носилки.
— Это аппендицит, — шепотом сообщил мне Бальцар. — И наверняка сильно воспалился.
Вместе с одним из солдат Бальцар поднял носилки. Мы с Влчеком вышли за ними. Когда Метелку погрузили в санитарную машину, я тоже собрался влезть туда, но Влчек решительно отстранил меня.
— Поеду с ним! — настаивал я.
— Завтра самый главный день учений, тебе придется не просто работать, а пахать. В полном смысле слова. Для этого нужно как следует отдохнуть или, по меньшей мере, выспаться, — сказал Влчек тоном, не терпящим возражений.
— Я поеду. Вернусь вовремя, — упрямо отмахивался я от его доводов.
— Ты останешься здесь! С Метелкой поеду я. Сам. А ты — марш в палатку и спать! Чем быстрее это будет, тем лучше!
— Боюсь, каждая минута на счету! — прервал наш спор Бальцар.
Поручик Влчек ничего больше не сказал, быстро влез в санитарную машину и захлопнул за собой дверцу.
Я вернулся в палатку и молча залез в спальный мешок. Разговаривать никому не хотелось. Все думали о Метелке. Меня же, кроме всего прочего, беспокоило и то, что за несколько часов до основной фазы учений я потерял опытного командира взвода. Вот и надейся теперь вырваться вперед!
— Командование первым взводом примет десятник Чадек, — сказал я, нарушив молчание.
— Есть, — послышалось сбоку.
И опять наступила тишина. Лишь поленья потрескивали в печурке. Да и то как-то грустно.
Где-то вдали послышался гул двигателей. Он приближался, потом затих совсем рядом. Вскоре раздался голос десятника Пехачека, распоряжающегося относительно подготовки танка к морозной ночи. Я мысленно проверил, все ли он сделал. Все было правильно.
Члены экипажа того танка, у которого заменили коробку передач, вошли в палатку, и Пехачек доложил мне, что ремонт произведен.
— Молодцы! Быстро сделали! — сказал я с восхищением.
— Поручик Прушек — настоящий мастер, — лаконично пояснил Пехачек.
В этом я ни минуты не сомневался. Самому мне не удалось бы управиться и до завтрашнего дня. Впрочем, этот вывод я предпочел оставить при себе.
— Вы ели что-нибудь? — спросил я.
— По приказу поручика Влчека к нам с кухни прибыл специальный наряд, — спокойно ответил Пехачек чуть охрипшим голосом (это был первый признак простуды).
Я хотел поговорить с ним об этом, но тот уже залезал в спальный мешок, а трое его коллег последовали примеру своего командира, на ходу отвечая на посыпавшиеся со всех сторон вопросы, касающиеся ремонта.
— Спать! — перекрыл я возникший шум. В палатке установилась тишина.
Уснуть мне никак не удавалось. Меня мучили мысли о Метелке, который, наверное, уже лежал на операционном столе, и о Чадеке, который умудрился во время марша свернуть дверь бронетранспортеру, а завтра, возможно, сотворит что-нибудь и похуже.
Каждая минута казалась вечностью. Ко всему прочему присоединилась какая-то тупая уверенность, что завтра утром я буду обязательно невыспавшийся и провалю учения. Чем больше я старался уснуть, тем меньше на это оставалось надежды. Мне пришло в голову, что сон может прийти, если думать о чем-нибудь приятном. То есть об Итке. Но и это мне не помогло.
И все-таки я, кажется, уснул. Разбудил меня шепот:
— Иржи!
Я никак не мог определить, откуда он исходит.
— Иржи… — донеслось снова, теперь уже чуть тише. Я посмотрел в направлении входа и увидел там чью-то голову.
Я потихоньку вылез из мешка и, стараясь не шуметь, направился и вырисовывающейся в темноте фигуре. Это был поручик Влчек.
— Не хотел лезть, чтобы ненароком на кого-нибудь не наступить, — объяснил он.
— Как дела? — выпалил я.
— Приехали как раз вовремя. Больше медлить было нельзя. — В голосе Влчека слышалось волнение. — Хирург сказал, что оставался буквально миг до непоправимого. Метелка, кстати, собирался утаивать свое состояние до конца учений. Он сам признался мне в этом по дороге в санчасть. Операцию уже сделали. А как вы узнали, что он болен?
В нескольких словах я рассказал ему, как было дело. Из палатки послышались голоса:
— Как Метелка, товарищ поручик?
— Порядок. Правда, счет шел на минуты, — сообщил я им. Не шепотом, а в полный голос. Мне было ясно, что никто не спит.
Глава 34
День только зарождался, а командир батальона уже отдал приказ о начале атаки. Моей роте предстояло действовать на левом фланге советских подразделений. Советские танкисты, атаковавшие на правом фланге, должны были ориентироваться по моим машинам. Слева от меня находилась рота Бидло. Особое внимание командир обратил на своевременное прибытие на рубеж атаки, на который нам предстояло выйти вместе с советскими подразделениями.
Я скрупулезно переносил все данные на карту, заметив, что надпоручик Матрас пристально наблюдает за моими действиями. Это было понятно — моя рота должна выполнить самое сложное и ответственное задание.
Вопросов ни у кого не было. Командир батальона отпустил нас в свои роты. Командиры взводов ожидали моего возвращения. Они тут же пометили все, что нужно, в своих картах: объект атаки, направление дальнейшего движения, проходы в заграждениях и еще целый ряд всего, что обычно содержится в боевом приказе. Новому командиру взвода десятнику Чадеку я намеренно не уделял ни на йоту больше внимания, чем остальным. Это стоило мне некоторых усилий, но очень не хотелось, чтобы у Чадека возникло подозрение, будто я сомневаюсь в его способностях. Кроме того, времени было в обрез, заниматься каждым в отдельности не представлялось возможным.
