— Ну что, приступим? — предложил я, подойдя к нему, и только тогда узнал в нем своего товарища по училищу. Мы пожали друг другу руки и вместе укрепили на крюках машины буксировочные тросы.
— Завидую я тебе, — признался он. — Поверь, изображать на учениях «противника» — не самая лучшая роль.
Мы ждали дальнейших распоряжений и… обеда. Я приказал развести огонь и на всякий случай напомнил ребятам просьбу егеря о том, какие деревья можно использовать для костра. Мороз заставлял ребят поторапливаться, и через несколько минут огонь уже весело потрескивал на сухих поленьях. Мы столпились вокруг него. Всем было хорошо. И от приятного тепла, и от тесно сомкнутых рядов нашей роты, и от сознания успешно выполненного сложного задания…
К нам подошел командир батальона надпоручик Матрас.
— Как дела? — весело спросил он, прежде чем мы успели поприветствовать его. При этом командир батальона по-отцовски заботливо посмотрел на сгрудившуюся у огня роту.
Ответом ему было молчание. Видимо, все решили, что для выводов здесь есть начальство, а свое дело они и так знают. В общем, ответ был за мной.
— Все в порядке, товарищ надпоручик! — отрапортовал я.
— Ну а завтра, на заключительном смотру, тоже все будет в порядке? Танки будут блестеть?
— Будут, — раздалось сразу несколько голосов.
— А сейчас ждите гостей. К вам прибудет делегация советской роты. Той самой, что атаковала рядом с вами. Думаю, вам найдется о чем поговорить, — добавил он, уходя.
— Нужен подарок, — неожиданно высказался Прохазка, стоило надпоручику удалиться.
Я посмотрел на него, не скрывал удивления, так как не сразу понял, о чем он говорит.
— Для советских танкистов, ясное дело, — пояснил он. — Вот если бы вручить каждому из них по настольной лампе — это было бы дело! Но они кончились, — сожалел он.
— Никаких настольных ламп в роте видеть не желаю, — решительно отверг я его идею.
— Еще одна будет. Обязательно, — не сдавался Прохазка. — Работа над ней уже заканчивается. Это будет настоящее произведение искусства. — Прохазка замолчал, чувствуя, что сказал гораздо больше, чем следовало.
Он действительно проговорился. Я тут же догадался, что «произведение искусства» создается для меня и, судя по всему, будет подарком роты на мою свадьбу.
— Сейчас речь идет не о произведениях искусства, а о подарке гостям, которые прибудут с минуты на минуту, — решил я всей своей властью перевести разговор в должное русло.
— Для таких целей идеально подошел бы макет танка, — рассудил Прохазка. — У меня есть один. Довольно симпатичный.
— Прохазка, не забывайте, что от казармы нас отделяют многие километры, а макет нужен сейчас, здесь, — осадил я его.
— Он и есть здесь. В танке, — спокойно заявил тот.
— Прохазка, вы — чудо… — только и смог сказать я.
— Ничего особенного, — скромно пожал плечами солдат. — Я просто подумал, что и макет может пригодиться на учениях.
Я тут же простил Прохазке все, что было связано с его активным техническим творчеством.
В это время мой водитель Малечек подбросил в костер еще два полена. Пламя взметнулось вверх, согревая наши довольные, улыбающиеся лица.
Глава 35
Гости приехали сразу после полудня на двух газиках.
Их было девять человек. Командир роты представился мне как старший лейтенант Мошкин. Это был рослый парень лет тридцати, с волевым лицом. «Крутой, наверное», — подумал я и тут же не без горечи осознал, как несолидно выглядит моя вечно улыбающаяся физиономия.
Мы пожали друг другу руки, я представил своих командиров взводов, старший лейтенант придирчиво осмотрел их и, судя по всему, остался доволен. Потом дружески положил руку мне на плечо и спросил:
— Ну, что будешь показывать?
Своим вопросом он застал меня врасплох. Что я мог показать в этой пустыне? Вот если бы мы были в расположении части, тогда другое дело. Там есть что показать: и казарма, и учебные классы, и комната для политзанятий, которая была предметом нашей гордости. А здесь? Снежная равнина, танки, которые они видели в деле, несколько десятков замерзших и усталых бойцов.
Я указал в сторону танков, и мне пришло в голову, что именно этого ждал мой собеседник.
Мы направились к машинам, но в это время прибыла полевая кухня. Бойцы моей роты растерялись было — неудобно оставлять без внимания гостей, но советские танкисты напомнили: «Если долго раздумывать — все остынет». Рота выстроилась в очередь. На обед давали котлеты с картошкой.
В общем, обмен опытом начался у нас нетрадиционно: говорили о роли кухни во время боевых действий и в армии вообще. Нам даже удалось организовать для гостей скромное угощение.
Старший лейтенант Мошкин с улыбкой показал в сторону полевой кухни:
— Тебе тоже не мешало бы туда пойти.
Я направился к повару и получил свою порцию, отказавшись от картошки и отдав предпочтение хлебу. Относительно наполнения желудка у меня есть собственная теория, и я всегда ее придерживаюсь. По крайней мере, стараюсь придерживаться. Я исхожу из того, что человек либо питается, либо ест… Когда он питается — нужно брать то, что дают, и не роптать. А вот в еде нужно быть разборчивым. Моя мать, а теперь уже и Итка, знакомы с этой теорией и тоже руководствуются ею. После свадьбы я обязательно постараюсь развить ее.
Я вернулся к Мошкину. Он отметил, что повара о нас заботятся по-настоящему. Я доверительно сообщил ему, что такие большие котлеты бывают у нас далеко не каждый день и появление их связано не иначе как с завершением учений.
Я сунул руку в карман, извлек из его глубин перочинный нож и разделил котлету на две почти одинаковые части. Большую часть я предложил старшему лейтенанту.
Он решительно отказался, сославшись на недавний сытный обед, после которого в желудке не осталось места даже для крошки, но после долгих уговоров сдался, чтобы не обидеть меня.
В это время мои ребята уже поделили между собой его подчиненных. Все жевали огромные котлеты, не забывая похваливать постаравшихся поваров. Выражения их лиц свидетельствовали о том, что котлеты были действительно вкусными. По кругу пошли кружки с горячим чаем. Все это напоминало маленький импровизированный пикник у костра, в который Малечек и Лакатош подбрасывали все новые и новые порции сушняка.
Чуть позже внимание моих и советских танкистов полностью переключилось на танки. Они забирались внутрь, склонялись над гусеницами, заводили и глушили двигатели, обменивались опытом, похлопывали друг друга по плечу. Общая дискуссия проходила без нас, командиров, хотя Мошкин и попытался взять инициативу в свои руки. Впрочем, почти сразу стало ясно, что мы им просто не нужны. Вернее, что они прекрасно обходятся и без нас. Не скроешь, оба мы были несколько обижены этим обстоятельством.
— Ну как, доволен своей ротой? — дипломатично поинтересовался я у Мошкина.
— Могла бы быть и получше, — ответил он.
— Моя тоже могла бы быть получше, — вздохнул я, на что мой собеседник заявил, что ничего совершенного не бывает. Тем более если речь идет о людях.
Мы оставили попытки организовать коллективный обмен опытом и направились к огню. Я решил поделиться с советским офицером своими сомнениями.
— … Они, понимаешь, пришли ко мне с предложением взять обязательство стать отличной ротой, но я был против, — начал я свой рассказ.
— Наверное, ты был не прав, — тут же возразил Мошкин. — На сегодняшних учениях они прекрасно показали себя.
— Это была случайность, — попытался переубедить его я с такой горячностью, словно сам в это верил.
— Случайностей не бывает, — покачал головой Мошкин. — Все пробелы и просчеты в подготовке обязательно вылезли бы наружу. Поверь.
— А твоя рота отличная? — спросил я.
— Уже три года. С тех пор как я принял командование. В этом году нас признали лучшими в полку.
— Но ведь ты только что говорил…
— Что она могла бы быть лучше? Это правда. Отличные роты тоже могут быть лучше. Еще лучше.
Тот факт, что наши советские гости представляют лучшую роту полка, очень меня заинтересовал. Может быть, и мы когда-нибудь попробуем, попытаемся… Однако я произнес совсем иное:
— Наверное, у тебя хорошие условия…
— Как у всех, — вывел он меня из заблуждения.
— Тогда в чем же секрет? — попытался дознаться я.
— Если откровенно, то я и сам не знаю, — пожал плечами Мошкин. — Стараюсь делать все по уставу. И от них, — Мошкин показал на своих солдат, — требую того же. Они к этому уже привыкли. И когда в наши ряды вливаются новички, никому в голову не приходит вести себя иначе. А если кому и придет, то он быстро одумается, поддержки не получит ни от кого. Ни от солдат, ни от меня.
Я продолжал расспрашивать: как решается вопрос с поощрениями и наказаниями, как рота проводит свободное время… Мошкин отвечал охотно, хотя было заметно, что он намеренно скромничает. Просто ему не хотелось казаться хвастуном.
