проспектом.
– Я так понял, не получилось, ― первое, что им сказал Худой, когда они вошли с балкона в комнату. ― Ну, да и хрен с ними! Идёмте веселиться!
– Любишь ты, Худой, устраивать веселья в каких-то домах с привидениями. Что это опять за бардак? ― спросил Мордатый, отходя от полёта через океан.
– Обыкновенная квартира, ― ответил Худой. ― Все в семье психи. Видали, сколько говна навалено?
Квартира была заставлена какими-то шкафами с заплесневевшими книгами, вонючие одеяла вперемешку с какими-то фотографиями и старыми открытками валялись на полу и на слегка подмокших неизвестно от чего диванах. На окнах стояли засохшие много лет назад комнатные цветы, а занавески и обои были изодраны когтями домашних животных.
– Ну-с, господа хорошие, я сегодня в отличном настроении! ― сказал Худой, хлопнув и потерев ладонями. ― На войну пошёл обратный отсчёт, так что первые сто миллиончиков говнюков мы погнём совсем ско-оро, ― протянул слово Худой и заулыбался. ― Вам надо понять одно: больше трупов ― больше молитв в нашу сторону. Меня, просто, прёт от энергии. Пойдемте-ка напьёмся, как свиньи. Мне тут шампанского братья подарили.
Он обнял Мордатого и Шпингалета, и они прошли в другую комнату. Там уже был накрыт стол, за которым сидело ещё несколько человек, двое из которых оживлённо спорили.
– А я тебе говорю, что надо их всех окольцовывать и штриховать, и быстрее, пока не поздно, ― горячился один.
– Если мы будем их штриховать насильно, то найдутся герои, будет протест. Надо всё спокойно делать, как обычно, ― ответил второй.
– Да мы же тогда не успеваем… ― начал было возражать первый, но в комнату вошли трое во главе с Худым.
– Ну что, ― спросил Худой, ― пьёте? Хорошо́ здесь! Значит так, давайте все пьём по бутылочке и пойдёмте на другой балкон, смотреть как алкашка ребёнка своего выкинет с окна.
– О, отлично, отлично! ― заволновались гости. Все открыли по бутылке, естественно, облив пол, выпили немного и пошли на балкон, который выходил во двор.
– Смотрим! ― скомандовал Худой.
С балкона, который был этажом выше и правее соседнего, раздались крики.
– Нет, мама, не надо, что ты делаешь! ― кричала девочка десяти лет. ― Нет, мама, за что?! Нет!
– Заткнись, сука! ― кричала озверевшая мать. ― Я тебе покажу! Нечего было жопой перед ним вертеть! Он мой! Я одна с ним буду трахаться!
– Не надо, дура, что ты делаешь?!
– Я тебя научу, как чужих мужиков отбивать!
– Нет!.. ― последнее, что успела крикнуть девочка, когда мать перекидывала её через перила балкона.
Девочка летела с пятнадцатого этажа молча. Лёгкий хлопок и человек превратился только в тело. Ангелы подхватили душу и сразу куда-то улетели.
– Вот сука, поцарапала! Тварь, ― сказала пьяная мать и ушла в комнату.
На нижнем балконе все пятеро хлопали в ладоши и улюлюкали.
– Браво! ― кричали они и поднимали вверх руки и бутылки с шампанским.
– А главное, господа, что засудят за это дело другого. Ха-а! ― Худой начал смеяться напоказ.
– Да-да! Я это тоже люблю, ― подтвердил Первый спорщик. ― У меня тоже тут одна мамаша задушила первоклассника, а дали ей два года условно, потому что у неё есть второй ребёнок, и его нельзя оставлять без матери! Обожаю это! И-их-ха! ― визжал и ржал он в удовольствие.
– Люблю этот город! Город торговцев и юристов, казнокрадов и лиходеев! ― кричал Худой. ― Да здравствует Третий Рим! Он будет вечен! Да здравствуют эти архивариусы и кладовщики! Я буду вечен вместе с ними!
– Ну что, вечер продолжается? ― утвердительно спросил Второй спорщик. Идёмте на другую сторону, там наши снова работать будут сегодня, как и всегда.
Вся компания, пробираясь через груды вещей, прошла на другой балкон. Шёл лёгкий снежок, половина проспекта стояла в пробке. Сотни и тысячи машин, освещая себя фарами, теснили друг друга. В тёмном вечернем воздухе было видно, что вокруг кишели какие-то существа. Город стоял в пробке, и от каждого человека из этих тысяч исходила злость. Эти ниточки злости существа собирали в верёвочки, а потом и в канаты, связывали и отправляли, как по конвейеру, куда-то дальше, в темноту. Существа суетились. Злость складывали со злостью, ненависть сплетали с ненавистью.
– Хорошо работают, ― сказал Шпингалет, а все остальные попивали шампанское и глядели вниз, соглашаясь.
Несколько одиноких ангелов сидели на крышах высоток и удручённо, согнувшись и свесив ноги вниз, смотрели по сторонам.
– Вторая половина проспекта на все шесть полос была почти свободна. По ней ехала снегоуборочная техника. Вдруг с огромной скоростью одна за другой вылетели несколько машин. За какую-то секунду одна из них резко поменяла направление движения, вторая чуть подтолкнула её, и тогда первая на полном ходу врезалась в огромный трактор. Вторую же машину сильно занесло, и она вылетела на встречную полосу со стоявшими там машинами. Несколько сильных металлических хлопков ― и снова тихо и падает снег.
– О-о! ― захлопали стоявшие на балконе. ― Ве-ли-ко-леп-но! ― кто-то из них выговорил слово и громко, и по слогам.
– Трупаки есть? ― поинтересовался Худой.
– А как же! ― ответил Первый спорщик. ― Один трупешник и два инвалида!
– Да, да, здесь всё по-настоящему, ― улыбался Мордатый и пил шампанское. ― Да и вообще, нам надо на водочку переходить!
Все собрались идти в комнату.
– Секунда, это ещё не всё, ― сказал Первый спорщик. Он промотал события во времени немного вперёд, и все видели, будто на перемотке ленты, что эвакуаторы убирают разбитые машины, а через какое-то время на том же самом месте снова случается авария. Первый спорщик остановил перемотку событий, когда другие три разбитые машины снова эвакуировали с того же самого места.
– Да! ― кричали все. ― Давай ещё! ― орали они в направлении улицы.
– На этот раз всего лишь два оторванных пальца, а у другого сильное кровотечение, ― комментировал Первый спорщик.
– Э-э, не-е, ― остановил его Худой. ― Пошепчи нашим друзьям медикам, путь ему вместо физраствора мочу вольют.
– Точно! ― согласился Первый спорщик. ― А второго сегодня на органы разберут!
–Е! ― орал Второй спорщик, а вся компания уже истерично смеялась.
– Так ребята, ― заговорил Мордатый, пьём водку и пошли в метро.
– Не, ну идиоты, согласитесь, ― удивлялся Шпингалет. ― Раньше бы это место лет десять гиблым считалось, и никто бы к нему не подходил. А тут через пятнадцать минут врубились по новой. И, я так понимаю, три дня будут тут биться. Ты́ постарался? ― спросил Шпингалет у Первого спорщика?
– А то! ― радостно признавался тот.
– Молодца! ― похвалил его Второй спорщик
Через некоторое время вторая часть проспекта тоже заполнилась машинами, поэтому демонам и чертям работы по сбору злости и ненависти прибавилось.
Пьяная компания подлетела ко входу в метро.
– Мне нравятся эти муравьи, ― сказал Худой. ― Если кто-то крякнулся, то другие бегают по трупам и не замечают. И все всегда бегают по одним и тем же обоссанным и помеченным дорожкам. Обожаю! Обожаю их!
– А вот и мой дебил с гранатой!
