— Стой! — скомандовал сержант. — Смотрите на островок с кривым деревцем слева.
Каждому из разведчиков было известно, что птицы зря не беспокоятся. Что-то вспугнуло их.
Платонов передал Шевченко свой автомат и быстро вскарабкался на сосну, стоявшую над самым болотом. Приложил к глазам бинокль и сразу же увидел среди стройных высоких березок покатую крышу какой-то постройки, разглядел ее бревенчатые стены.
«Что за чертовщина?»
Тут же, на дереве, развернул карту, отыскал болото. На самом берегу озера, похожего на рыбу, заметил черный квадратик и надпись «Сар.».
«Сарай! Небось охотничья изба», — догадался Иван и мысленно выругал себя, что раньше не разглядел на карте такой важной детали.
Опять приложился к биноклю. Островок казался пустынным, сарай полуразвалившимся, давно покинутым. Однако Платонов твердо был уверен, что враг именно там.
Он спустился на землю.
Засветло подбираться к островку было рискованно. Можно вспугнуть зверя, можно нарваться на огонь в лоб. Только внезапность нападения могла принести полный успех.
Платонов решил дождаться сумерек. А пока светло, нужно выбрать наиболее короткий и удобный путь к островку.
Разведчики, маскируясь в кустах, еще немного прошли над болотом. И вдруг Атаев, шедший правее всех, взволнованно воскликнул:
— Командир! Сюда!
К нему поспешили все разведчики. Атаев, широко расставив короткие ноги, указывал пальцем на найденный им след и победно глядел на товарищей.
— Смотри, командир!
Разведчики узнали знакомые отпечатки сапог со стертыми посредине подошвами, знакомый выверт носков — свидетельство того, что человек, оставивший следы, — плоскостопый. Отпечатки совершенно свежие. Они вели от болота в лес.
— Шевченко! Остаетесь старшим. Наблюдайте за болотом, за островком с сараем и ждите меня. Атаев пойдет со мной. — Отдав такое распоряжение, Платонов быстро пошел вдоль следа. За ним устремился Атаев.
След вывел на дорогу, вилявшую по лесу мимо полковых тылов и огневых позиций артиллерии крупных калибров.
Некоторое время они шли вдоль обочины дороги. Потом след повернул влево, на залитую жидкой грязью настильную дорогу, ведущую к тыловым подразделениям. На ней рассмотреть отпечатки ног было невозможно. Чтобы не утерять следа, Платонов и Атаев двигались по сторонам утопавшего в жиже настила и внимательно глядели на обочины, стараясь заметить, не сворачивает ли след в лес.
Навстречу разведчикам ехала повозка. Лошадьми управлял знакомый Платонову старшина хозяйственного взвода. Рядом с ним сидел лейтенант из какой-то авиационной части. Летчик и старшина о чем-то оживленно беседовали. Заметив Платонова и Атаева, старшина равнодушно воскликнул:
— Глазам и ушам армии мое почтение! Кого выслеживаете, хлопцы?
— Зайца на кухню гоним. Хороший заяц! — пошутил Атаев.
А Платонов озабоченно спросил у старшины:
— Никого сейчас не встречал на дороге?
— Никого. Да я же только-только с места тронул.
Когда повозка минула разведчиков, лейтенант спросил старшину:
— Что за солдаты?
— Разведчики. Вчера один солдат наш исчез. Вот они и разыскивают. А сержант этот умеет читать следы как по-писаному. Добрую академию в сибирской тайге прошел…
Платонов и Атаев достигли того места, где дорога расширялась и шла уже не по настилу, а по грунту. Земля здесь была почти сухой. По обочинам дороги, между елями и кустами орешника, стояли замаскированные машины, повозки. Невдалеке виднелись землянки.
Следы обнаружили у походной кухни. На ее передке сидел солдат в белом переднике и, зажав меж ног ведро, чистил картошку.
— Кто здесь сейчас проходил? — спросил у него Платонов.
— Вроде никто, — ответил солдат.
— Ну а на этом месте кто недавно топтался? Вот эти следы чьи?
— Откуда мне знать? Старшина здесь ходил, а с ним летчик один. Он приехал разыскивать подбитый самолет. Наверное, это они здесь наследили. А что, разве тут ходить нельзя?
— Лейтенант? В летной форме?! — воскликнул Платонов и бросился в ближайшую землянку, где был телефон. Через минуту он разговаривал с помощником начальника штаба.
— Прошу задержать лейтенанта, летчика. Он едет на командный пункт со старшиной хозвзвода. Да. Наверняка переодетый фашист…
На дороге показалась грузовая машина. Платонов вскочил на ее подножку и бросил несколько слов шоферу. Машина остановилась. Секунда — и два разведчика сидели в кузове.
— Гони по дороге на командный пункт! — крикнул Иван, нагибаясь к окну кабины.
Машина неслась на предельной скорости. Разведчики напряженно всматривались вперед. Поворот дороги. За поворотом увидели повозку. В ней сидел один старшина.
— Где летчик? — взволнованно спросил у него Платонов, когда машина поравнялась с повозкой и остановилась.
— Он передумал. Решил сначала к артиллеристам зайти, порасспросить там о своем самолете, — ответил старшина.
Платонов и Атаев соскочили с машины.
— Проведите нас к тому месту, где фашист сошел с повозки, — попросил сержант старшину.
— Какой фашист? — ужаснулся старшина.
Через пять минут старшина показывал:
— Вот тут он соскочил и пошел напрямик к лесу.
Платонов и Атаев опрометью бросились по еле приметному следу. Видно было, что немецкий разведчик не шел здесь, а бежал. В лесу, густо усыпанном прошлогодними еловыми иглами, след исчез. Платонов и Атаев не пытались искать его. Они спешили к болоту, которое начиналось в двухстах метрах от дороги.
Сгущались сумерки. Наступал вечер. Сквозь редеющие на опушке ели виднелось небо — багровое от закатившегося солнца…
Вот и болото. Густой подлесок подступает вплотную к мохнатым кочкам, между которыми тускло поблескивает рыжеватая вода.
Платонов приложился к биноклю и замер. Он увидел спину переодетого гитлеровца. Высоко подобрав полы шинели, пригибаясь, гитлеровец барахтался среди кочек, направляясь к островку с кривой березкой.
Дмитрий Кедров лежал на куче прелого сена у бревенчатой, отдававшей плесенью стены. Он никак не мог согреться. Одежда на нем не просыхала со вчерашнего дня, и ее нельзя было отодрать от задубевшего тела. Да и как отдерешь? Уже вторые сутки руки Дмитрия накрепко связаны за спиной. И он непрерывно шевелил кистями, стараясь расслабить веревку.
В сарае было сыро и темно, несмотря на то, что посреди него пылал небольшой бездымный костерок из сухого валежника. У костра молча сидели немецкие солдаты Вормут и Шинкер. Пламя бросало на солдат красные блики. Дмитрий видел, что его враги смертельно устали. У солдата, который сидел ближе к Кедрову, глубоко ввалились глаза, кожа, плотно обтянувшая кости лица, потемнела, заострились скулы. Уставившись глазами в костер, он сидел будто окаменевший.
Кедров, несмотря на то, что его прошибал озноб и что вторые сутки ничего не ел и не пил, чувствовал в себе силу: днем ему удалось час-другой уснуть на сене. И он еще энергичнее шевелил кистями рук.
«Распутаться бы только. Я с ними справлюсь», — думал он, настороженно следя краем глаза, как один из солдат клюет носом и с его колен прямо к костру сполз автомат.
В противоположной стене сарая зияла большая дыра. Сквозь нее виднелось красное вечернее небо над лесом и кусочек глади озера, на котором переливались яркие краски заката. Дмитрию чудилось, что это манит его свобода, такая близкая и желанная.
Казалось, вырвись он за стены этого сарая, на шаг отойди от этого страшного места — и у него вырастут крылья…
Неожиданно слуха Дмитрия коснулся крик лесной птицы, тревожный, надрывный:
«Ка-гу-гу!.. Ка-гу-у-у!..»
Солдаты, охранявшие пленного, встрепенулись. Один из них вскочил на ноги, просунул голову в отверстие в стене и страшным, охрипшим голосом ответил:
— Ка-ги-и!..
Через минуту в сарай ввалился Финке — «летчик-лейтенант», запыхавшийся, взволнованный.
Точно чем-то холодным плеснуло Дмитрию в сердце. Небо, видневшееся в проломе стены, вдруг померкло, и, кажется, исчезло все, что было вне сарая, — лес, пространство, свобода… Даже труднее стало дышать, и в груди ширилась какая-то пустота.
Финке подошел к Кедрову.
— Или сейчас умрешь, или говори, — почему-то шепотом обратился он к пленному. — Что у вас за разведчики, которые умеют следы отыскивать?
Но что мог Кедров ответить немецкому лазутчику? Если б и знал он о следопыте сержанте Платонове, все равно смолчал бы.
Постояв минуту над пленным, «лейтенант» пнул его ногой, выругался и отошел к костру. Быстро достал из вещмешка радиостанцию, подготовил ее к работе. За ним молча, настороженно наблюдали солдаты Шинкер и Вормут. Они видели на длинном, зубастом лице Финке страх, и этот страх передавался им, хотя причины его еще были неизвестны разведчикам.