— Почему? Почему преклонных годов?! — всполошился я.
— Ну, я же про конечную станцию спрашивал, — с лёгкой ехидцей сказал гуру, — или ты думаешь, всегда будешь тридцатилетним молодым человеком? А время своё, как выясняется, ты потратишь на больше, больше и больше…. Как только что мне посоветовал.
— Ну, я же не могу устроить себе такую жизнь прямо сейчас, — возмутился я, — пока я ещё тридцатилетний и физиологически активный с брюнетками.
— Почему? Почему не можешь прямо сейчас? Что тебе мешает?
— Ну, как что? — я даже приготовился загибать пальцы и специально для этой цели отставил в сторону стаканчик с травяной Валериной хренью. — Э-эм… — задумался я, — Э-эм… Э-э-эм….
— Для справки, — сообщил гуру, — если ты хочешь прочесть мантру «Ом Падме Хум», то надо троекратно говорить «Ом».
— Я смотрел этот сериал, — огрызнулся я, пытаясь сосредоточиться на своей задаче.
Действительно, на самом деле, как будто бы выходило так, что и не надо было ждать старости для знакомства с брюнетками и Карибским морем. Отжал деньги с конторы, отправил их через Лёху Синедольского в тёплые страны, а потом и сам за ними бизнес-классом в самолёте. И лежи, загорай до конца жизни: денег хватит. Неужели Валера прав? Но тут же передо мной возникла физиономия Красникова и начала злобно говорить, как бедный Паниковский богатому Корейко: «дай миллион, дай миллион, а ну быстро дай мне миллион на новую линию автоматизированной сборки!». Я рефлекторно показал ему средний палец.
— И только-то? — удивился Валера, внимательно наблюдая за моими потугами.
Я посмотрел на свой одиноко отставленный средний палец на правой руке.
— Ну, эта причина десяти пальцев стоит, — отрешено сказал я, — и вообще, сэнсэй, если бы вас послушал, к примеру, Наполеон, то он так бы и загорал до конца жизни на своей Корсике, тиская своих корсиканок. А не стал бы императором!
— Так ведь я же и не Наполеон, — усмехнулся Валерий Александрович, — ну, а ты?
— Пока не знаю, — буркнул я, — но, во всяком случае, я мог бы с ним согласиться, что в России работать трудновато. А вы вечно маэстро, как только спуститесь с горних высот до бренной земли, так сразу всё и запутаете. Что мне на Карибах всю жизнь делать среди дикарей? А здесь процесс! Жизнь! То ты кому то нужен, то тебе кто-то. Самореализация! Можно же всё совмещать! — но тут я вспомнил типичное совещание в «Астехе» и бодрые слова шефа: «Работать будем, пока не сдохнем!» и сам немного засомневался в своих словах.
— Так что, вы прогоните лучше мне духовную телегу, — предложил я, — про первозданные образы и мандалы, это у вас лучше получается.
— Про мандалы? Пожалуйста, — не смутился гуру, — ты же знаешь, как их монахи буддийские выкладывают из песка?
— Вроде как целой толпой и разноцветным песочком, тщательно так, целый день, — вспомнил я телевизионную передачу на канале «Культура», — я всё думал, когда же кто-нибудь из них чихнёт нечаянно в середине операции.
— Именно так и происходит с нашей жизнью. Мы всё тщательно выстраиваем, вернее, думаем, что сами это делаем, — наставительно сказал Валерий Александрович, — а потом когда сидим и любуемся построенным и достигнутым, приходит некто и безжалостно всё это сметает со стола. И да, хорошо, если этот некто не чихнёт случайно в середине.
— Ну, это я знаю, из праха придёшь и в прах возвратишься, — сказал я, — так значит, что бы я ни строил, кто-то придёт и мне мандалу всю на хрен поломает?
— Однозначно, — твёрдо сказал гуру, — но ты сильно не расстраивайся, — постарался он меня утешить, — рано или поздно это произойдёт с каждым.
— И ученик испытал новое просветление, — сказал я, — но было оно какое-то не очень оптимистическое.
— Виноват. Я-то собственно вёл всю это речь к твоему предложению насчёт зала, — извиняющимся тоном произнёс Валерий Александрович, — насчёт больше, больше и больше…. Видишь, для меня нет смысла тратить больше времени, чтобы заработать больше денег, чтобы потратить ещё больше времени, чтобы заработать ещё больше денег и так далее. Именно это я и хотел тебе объяснить.
— Да уж, объяснили, — горько сказал я, — а теперь мне и о своей жизни думать надо.
— Не переживай, — сказал гуру, — через неделю уже всё забудешь. А через десять лет вспомнишь.
— А почему через десять? — забеспокоился я.
— Кризис среднего возраста наступит, — объяснил Валерий Александрович, — в сорок лет примерно.
Я посчитал количество времени оставшегося до судного дня и облегчённо вздохнул.
— Так, что можешь пока заниматься строительством и брюнетками, — благодушно разрешил мне гуру, — а я пока останусь с небольшим залом и десятком учеников, которые мне помога…
— Ё-моё! — я вдруг перебил наставника как раз на середине речи, когда он похоже всё-таки собрался поблагодарить меня, за то, что я помог ему, хотя и по пути невзначай сломал мандалу трём лесбиянкам и нос одному малолетнему придурку.
— Что такое?
Я соскочил с кучи йоговских ковриков и бросился со всех ног в раздевалку.
— Оля опять без меня ушла!
Глава 12
И было утро. Я лежал пузом кверху на широкой двуспальной кровати и от нечего делать рассматривал над собой натяжной потолок голубого цвета, издырявленный в загадочной последовательности мелкими точками светильников, лениво размышляя над тем, что именно курил дизайнер, создававший этот странный узор.
Рядом послышался шорох и возня, а через секунду на меня уже навалилось женское тело весом не менее шестидесяти пяти килограмм. Затем оно открыло свои голубые глаза (вот, наверное, почему потолок забабахали такого же цвета) и ласково спросило:
— Как спалось, дорогой?
— Ну, разве рядом с тобой можно уснуть? — если вы рассчитываете на секс, то лучше не скупиться на комплименты. Я, в принципе, и не рассчитывал, но ответил автоматически.
Довольные ответом голубые глаза приблизились, и я смог разглядеть в них красные прожилки, а вокруг них характерные образования, называемые в народе «гусиными лапками». Всё-таки, подумал я, женщинам под сорок, с утра лучше сделать нормальный макияж, а уже потом…. Тут на меня посыпались мелкими светлыми кудряшками, крашеные химией волосы.
— Лада, мы на работу не опоздаем? — озабоченно спросил я, — сколько сейчас времени?
Лада сделала недовольное лицо, но ничего ответить не успела, потому что из-за двери раздался подростковый девичий голос: «Мамуля, я пошла в школу!».
— Одевайся теплее! — мамуля через дверь исполнила свои материнские обязанности и обратилась ко мне, — Лёша, сколько можно просто трахаться, давай уже поженимся.
Я вздрогнул и даже бы, наверное, соскочил с кровати, если бы меня не удерживали два якоря третьего размера, лёгшие мне на грудь. Надо было срочно что-то придумывать.
— Лада, я ведь тебе жизнь сломаю, — заботливым тоном сказал я, — ты же знаешь мой характер.
— Ты, сломаешь? — возмутилась Лада, — да, я тебе сама её сломаю. Первая!
Да кто бы уж сомневался! Тридцатисемилетняя дама с невыносимым характером, шилом в заднице, с дочерью-тинейджером и да ещё, к тому же юрист по образованию. То-то её первый муж прячется от неё по разным заграницам, после того, как полностью ободранный, будто берёзка зайцами в голодный год, вылетел пробкой из своей же собственной квартиры. Он не подошёл ей, видите ли, по характеру. Вообще, как я понял, к её боевому темпераменту, подходила лишь только её фамилия — Гусарова. Остальное всё разлеталось брызгами в разные стороны.
— Вот видишь, — воодушевлённо сказал я, — и как мне жить потом с поломанной жизнью?
Лада свирепо на меня посмотрела.
— Опять меня подловил на слове, дрянь, — сказала она, впрочем, уже начиная понемногу остывать. Я же, ощущая на себе зовущую тяжесть всех её частей, наоборот начал понемногу разогреваться, так что весь последующий час никто глупых вопросов о браке не задавал.
Подводит её конечно прямолинейность. Если уж собралась заполучить своё, то надо как-то работать тоньше, дипломатичнее. К примеру: «милый, я беременна», — для очень благородных или «дорогой, мой дедушка оставил мне наследство — поместье в Италии и яхту», — для очень жадных. А, так… Всё-таки женщины бывают излишне уверены в своей привлекательности, а это для тридцатислишнимлетнего возраста опасное заблуждение, тем более, что я предпочитаю третий размер молодой и упругий, а не тот, который уже на пупок поглядывает. Да и вообще я с Гусаровой никаких других отношений, кроме деловых не планировал. Так уж вышло. Я тихо-мирно открывал и хоронил с её помощью фирмы-однодневки для своих потребностей, а она сначала затащила меня в ресторан, потом в театр, а потом и себе в койку. Видно у неё были совсем другие потребности, ну а я же не могу отказать женщине. По индуистской традиции это самый ужасающий грех, мне Валерий Александрович рассказывал. Брама отказал Парвати, так потом таких головняков получил, что устал расхлёбывать. Даже бог пострадать может, чего уж там говорить о простом смертном. Поэтому и я отказывать не стал. Но жениться? Надо ведь и меру знать.
