Вися вниз головой с обмотанными веревкой лодыжками, Лукас благоразумно не стал смотреть вниз, где море свирепо разбивалось о скалы. Вместо этого он нащупал шершавый выступ и поскорее перевернулся обратно. Пальцы его угодили во что-то липкое. Кровь? Он потер их друг о друга… Да, кровь. Человеческая кровь, он видел такую каждый день, однако от этой его передернуло. Он вытер руку о мокрые от брызг штаны. По крайней мере, он нашел то, за чем лез: доказательство, что Жакар цеплялся за тот же выступ скалы, спускаясь или поднимаясь.
Остальные, вновь потеряв Лукаса из виду, продолжали лежать на краю, зная, что скоро он доберется до уступа. И только Эма заметила, что веревка совсем истерлась о камень и держится на последних нитях.
– ЛУКАС! ЛУКАС! БЫСТРЕЕ! – крикнула она.
И, продолжая звать его, схватила красивое форменное пальто и перекинула вниз, ухватившись за край. Тут остальные всё поняли и тоже вцепились в плотную ткань. Веревка грозила оборваться в любую секунду. Лукас, ничего не подозревая, полз вверх, но слышал сквозь прибой, что Эма кричит. Зачем? Он не разбирал ни слова. И продолжал искать опору, обдирая пальцы ног и обжигая ладони о шершавую пеньку.
Вдруг над скалой показалось его пальто, и сперва он решил, что его унесло ветром. Но в тот же миг веревка скрипнула и как будто удлинилась. Сердце Лукаса бешено застучало. Главное, не дрожать. И сохранять спокойствие. Видимо, Эма кричала, чтобы он отпустил веревку и цеплялся за что-то другое. Отпустить веревку! Ничего сложнее ему не приходилось делать за всю жизнь. Ну вот, он дрожит как осиновый лист. Не сомневаясь, что сейчас рухнет вниз, он рискнул разжать одну руку и попробовал поймать пальто, развевавшееся на ветру воздушным змеем. Ухватить его было трудно, а каждое резкое движение грозило смертью. Когда пальцы наконец нащупали плотную шерсть, он отчаянно вцепился в него.
Другой рукой Лукас по-прежнему держался за все менее надежную веревку. Нужно было отпустить ее совсем. Немыслимо. Он затаил дыхание, закрыл глаза, открыл их снова и вцепился в уступ. Пальцы соскользнули из-за скопившегося там песка. Он сжал в руке пучок травы, вырвав с корнем. Оставалось только хватать двумя руками рукав пальто. Ему и правда никогда и ни на что не было так тяжело решиться. Разум отказывался, все нутро восставало. Что-то третье – возможно, всепобеждающий инстинкт – сделало это за него. В тот же миг старая веревка проскользнула вниз между его ног и нырнула в Северное море. Теперь вся его жизнь зависела от прочности швов столь ненавистного пальто.
Остальные внезапно ощутили вес Лукаса, и им пришлось быстро перестроиться, чтобы он не увлек их в бездну. Тибо схватил Эму за талию, Овид тянул Симона за ремень, остальные двое стражников следовали их примеру. Минуты тянулись. Лукас тщетно пытался залезть по рукаву вверх, а остальные – втащить его. Подкладка расползлась, плечо наполовину оторвалось и уже трещало по оставшимся швам, когда Лукас смог в последнюю секунду закинуть на скалистый уступ локоть, а потом кое-как подтянуть и колено. Встать на ноги не получалось – они подкашивались. Уступ был не шире полки, и ступни Лукаса висели в воздухе. Он прижимался щекой к скале, а от пальто почти ничего не осталось. Он поднял руки, чтобы его втянули наверх, но даже так не мог дотянуться до остальных.
Чтобы затащить его, Овид с Симоном свесились в пропасть по пояс. До чего же он был тяжелый! Слишком высокий, слишком крепкий для таких пируэтов. Однако вскоре он внезапно полегчал. Видимо, нога нащупала-таки опору. Наконец Лукас вылез. В двенадцать рук они оттащили его на твердую землю, подальше от края. Лукас лежал в пыли и не двигался.
– Что-то вы тяжеловаты стали, доктор Корбьер, – заметил Тибо. – Со мной на днях поделились одной диетой…
– Ох, Тибо! Оставь его в покое, – отрезала Эма и присела на корточки. – Лукас, ты что-нибудь нашел?
Он показал ей руку.
– Кровь, – заявил Тибо, – очевидно, Жакара. Он отовсюду умудряется улизнуть, даже палец себе отрезал.
– Палец? – скривился Овид.
– Значит, он спускался в грот, – подытожил Тибо.
– Да, сир, но теперь грот затоплен, – сказал Лукас, – там никого нет.
– Может, он упал, когда лез вверх, – предположил Овид.
– Нет, – хором ответили Эма и Лукас.
– Прекрасно, – сказал Тибо, уперев кулаки в бока; и, обернувшись на желтеющий зарей горизонт, повторил про себя: – Прекрасно.
По крайней мере, теперь он знал наверняка: смерть Жакара продлилась не дольше, чем его изгнание.
30
– Вылитый клещ.
Так Тибо закончил свой рассказ Гийому. И это был единственный возможный вывод: Жакар вцепился в королевство намертво, так что не стряхнешь. Отплыв в изгнание, он обнаруживался на острове. Побежденный на поединке – оставался в живых.
– Ты ведь знаешь, – продолжал Тибо, – клещи ввинчиваются головой в тело жертвы. Сперва их нужно залить маслом, чтобы они начали задыхаться. И когда они высунутся наружу, ища воздух, их выкручивают. Осторожно, но решительно.
Тибо на примере булочки показал как. Он проспал до вечера и теперь завтракал на закате. Мышцы слушались неохотно, кости будто размякли, но, как и прежде случалось наутро после жестокого шторма, голова была на удивление свежей.
– И как этот клещевой метод применить против твоего брата? – спросил Гийом.
– Ну, начнем с масла, то есть обложим его со всех сторон. Пока что никто, кроме советниц, не знает, что он на острове. Нужно объявить об этом во всеуслышание. И мало того: нужно официально обвинить его в убийстве Альберика и Клемана. Нужно рассказать об отравленной погремушке для Мириам, ведь она была явно от него. О том, как он чуть не занес эпидемию холеры на остров. О нападении на Блеза. Пусть люди знают, что речь идет об убийце и что его псина – чудовище. Нужно развесить объявления о розыске, установить награду тем, кто его найдет, наказание тем, кто поддерживает, и найти способ за ним проследить. К слову, как там с подземными ходами? Скоро засыплют?
– Скоро, да, только… Тибо, послушай. В том, что ты говоришь, есть логика, все это даже напрашивается. Однако, продолжая твою аналогию, может случиться, что Жакар наоборот зароется еще глубже. Его будет не отыскать. Так что чем душить его, не лучше ли выманить на поверхность?
– Как? – спросил Тибо с набитым ртом.
– Например, инсценировав твою смерть.
Тибо поперхнулся.
– И как я умру, скажи на милость? – прокашлял он, стуча себя по груди.
– Подавившись хлебом, – ответил Гийом, как следует хлопнув его по спине.
– Да ну тебя, Лебель.
– От последствий ранения. Жакару польстит, что он сам тебя убил.
Тибо еще кашлял, мышцы живота болели, ребра ломило, но мысль уже завертелась в голове. И была она отнюдь не плоха. Вот только правдоподобна ли? Нужно будет разыграть все тщательнейшим образом и с минимумом действующих лиц. Лукас мог бы констатировать смерть. Если в завещании запретить устраивать бдение, то тело никто больше видеть не сможет. Тибо придется где-то спрятаться. А Эме – принародно изображать горе. Какие последствия? Совет будет распущен. Двор разбредется. Герцог Овсянский соберет чемоданы. Жакар не станет ждать двенадцать дней и придет занять трон, где его будет поджидать Гийом во всеоружии.
Однако был один подводный камень, который Тибо хотел сохранить в тайне: письмо к Фенелону. Как только новость о его кончине достигнет Бержерака, Фенелон снарядит боевой флот, чтобы захватить Краеугольный Камень. И раньше чем уловка раскроется, всюду начнется хаос: на море, на суше и даже за пределами вод королевства. Конечно, можно попытаться известить Фенелона об этой хитрости, но, с одной стороны, времени у них в обрез; а с другой, любое послание может затеряться или попасть не в те руки, не говоря уже о том, что вся эта постановка рискует подорвать доверие к королевству Краеугольного Камня в глазах других стран.
– Нет.
– Почему?
– Скажем, я не готов умирать.
