Подействовало ли предупреждение Василия III или нет, сказать трудно. 14 февраля 1521 г. князь Дмитрий Иванович скончался[797]. Несмотря на просьбы угличан захоронить князя в Угличе, Василий III распорядился доставить тело покойного в Москву, и 23 февраля его положили в Архангельском соборе вместе с другими родичами и предками великого князя. Незадолго до своей смерти князь Дмитрий составил завещание. В нем было сказано и о вкладах в монастыри, и о судьбе драгоценностей, но о том, кто наследует княжение, он ничего не написал[798]. Возможно, он не предполагал так скоро умереть и мог рассчитывать, что еще вступит в брак и у него появится наследник. Этого не случилось, и Углицкий удел вошел в состав великокняжеской территории.
Впрочем, на Углицкий удел могли найтись еще претенденты. В 1492 г. был «пойман» князь Андрей Васильевич Углицкий со своими сыновьями Иваном и Дмитрием. Сам князь Андрей умер еще в 1494 г., а его дети находились в заточении долгие годы. Сначала братья «скованы» сидели в тюрьме в Переяславле (во всяком случае с 27 мая 1508 по 8 мая 1514 г.), где над ними был учинен строгий надзор. Затем их перевели на Вологду в Спасо-Прилуцкий монастырь. Здесь 19 мая 1523 г. умер князь Иван[799]. Позднее он был причислен к лику святых[800]. Его брат прожил дольше: только в конце 1540 г. с него приказано было снять оковы. Когда он умер, неизвестно. Дочери князя Андрея были замужем: одна — за князем А. Д. Курбским, другая — за князем И. С. Кубенским.
Но один серьезный противник у великого князя все еще оставался. Это был его брат Юрий Иванович Дмитровский. Сокрушение или подчинение его великокняжеской власти оставалось реальной политической задачей Василия III.
Десятилетие с 1510 по 1520 г. было временем не только политических успехов, но и экономического подъема. Войны в это время не были изнурительными. Не страдала страна и от опустошительных голодовок, пожаров и эпидемий. После мора 1511/12 г., когда «многие с голоду мерли», недород посетил Русскую землю только осенью 1516 г.[801] Много дождей выпало летом 1518 г. Тогда же сгорело 50 дворов на Торговой стороне Новгорода. В 1518/19 г. выгорела Руса[802]. 17 мая (на Вознесение) 1520 г. был пожар в Нижнем Новгороде, а в сентябре погорело Запсковье[803].
Все это в условиях средневековой действительности, конечно, было событиями «рядовыми», а не чрезвычайными, которые не оказали существенного влияния на жизнь населения страны в целом.
В первой трети XVI в. интенсивно протекало развитие товарно-денежных отношений и рост городов. В России тогда было не менее 150–160 городов. Преодоление политической разобщенности между землями сказывалось благотворно на развитии городской жизни и складывании торговых связей между различными районами страны. В города устремлялась масса сельского населения, причем «всяк ленится учитися художеству, вси бегают рукоделиа, вси щапят торговании, вси поношают земледелием», — с преувеличением писал митрополит Даниил, отмечая характерные черты своего времени[804].
Василий III, по словам Герберштейна, докончил «то, что начал его отец, а именно отнял у всех князей и других властелинов их города и укрепления» и. П. П. Смирнов полагал, что речь шла о ликвидации своеземческих городов, переводе их на положение государевых[805]. Таково, по его мнению, содержание «указа о слободах» Ивана III и Василия III, который упоминал Иван Грозный в 1550 г. («да у монастырей, и у князей, и у бояр слободы… възрите в дедовы и в батьковы в уставные книги, каков указ слободам»)[806].
До нас дошло неясное сведение 1523 г., что Василий III в Новгороде организовал «гильдию» носильщиков и поэтому наполовину увеличил плату за их работу[807]. И в данном случае речь идет о покровительственной политике по отношению к горожанам.
Современники, писавшие о России первой трети XVI в., единодушно отмечают наличие в ней крупных городов. Герберштейн сообщает, что в Москве насчитывалось 41 500 дворов. К середине XVI в. в ней жило не менее 100 тыс. человек[808]. По Меховскому, в 20-е годы XVI в. Москва была «вдвое больше тосканской Флоренции и вдвое больше, чем Прага в Богемии»[809]. Тогда же Иоанн Фабр писал, что «город Москва вдвое больше Кёльна. Почти равную с Москвой величину имеют города Владимир, Псков, Новгород, Смоленск и Тверь… Прочие города, коих находится бесчисленное множество, не столь знамениты»[810].
В Новгороде к середине XVI в. было 26 тыс. жителей. По словам Меховского, он «намного больше, чем Рим»[811]. Наличие в Новгороде «невероятного количества… зданий» отмечал П. Иовий[812].
В нашем распоряжении почти нет источников, которые наглядно показали бы экономический рост страны. Наиболее яркое свидетельство подъема страны дает строительство церквей, по преимуществу каменных, о котором подробно говорят русские летописи. Нам уже приходилось упоминать о псковском строительстве, перейдем теперь к Москве и другим городам.
Еще весной 1514 г. перед началом последнего Смоленского похода в Москве заложено было несколько каменных церквей на большом посаде. Это — Благовещение в Воронцове, Благовещение на «Старом Хлынове» (на Ваганькове), Владимира «в Садах» (в позднейшем Старосадском переулке у Солянки), Алексея Человека божия в «девичи монастыре за Черторью», Усекновения главы Иоанна Предтечи «под Бором», за Болотом (на Пятницкой), св. Петра «за Неглинною», Варвары «против Панского двора» на оживленном торговом Варварском крестце (перекрестке) (ее ставили на средства гостя Василия Бобра с братьями — Юрием Урвихвостовым и Федором Вепрем).
Церковь Владимира была заложена не случайно. Василий III считал князя Владимира Святославича (в крещении Василия) своим патроном. В 1515 г. исполнялось 500 лет со дня смерти этого князя, крестившего Русь. В честь знаменательной годовщины великий князь и собирался построить новый храм.
В Кремле в это время сооружалась церковь Афанасия Александрийского у Фроловских ворот на подворье Кириллова монастыря (после приближения митрополита Варлаама и Вассиана Патрикеева, связанных с этим монастырем). «Нарядчиками» этого строительства были гости Юрий Григорьевич Бобынин с братом Алексеем[813].
Афанасий Александрийский известен был своей непримиримой борьбой с ересью. Именно его слово на «ариан» в свое время запрашивал новгородский архиепископ Геннадий у ростовского владыки для его использования в борьбе с еретиками[814]. Само место строительства (Большой посад — торговый центр столицы), его размах и участие купечества говорят об усилении роли Москвы как крупнейшего торгово-ремесленного центра страны. Общее руководство строительными работами осуществлял Алевиз Новый.
Финансировавшие церковное строительство лица принадлежали к цвету московского купечества. Так, Ф. В. Вепрь еще около 1506 г. кредитовал князя Федора Волоцкого, который задолжал ему 300 руб. и драгоценные вещи. Григорий Бобыня (около 1461–1471 гг.) дал в долг князю Юрию Васильевичу Дмитровскому 30 руб., а около 1479 г. — князю Андрею Васильевичу Вологодскому 25 руб. под залог драгоценностей[815]. В доме Алексея Бобынина в 1514 г. останавливалось прибывшее в Москву турецкое посольство[816].
Одновременно производилось строительство и других городских сооружений. В 1514/15 г. делали плотину на Неглинной у Боровицких ворот, в 1515/16 г. копали пруды вокруг Кремля, сооружали плотины, Троицкий мост и Кутафью башню. 5 июня 1519 г. начали копать ров «против Круглой стрельницы» (Кутафьи башни)[817].
Производилась и роспись старых соборов. К 26 августа 1515 г. была закончена роспись Успенского собора (начатая еще в июле 1513 г.), «велми чюдно и всякия лепоты исполнено»[818]. Именно тогда сложился основной сюжетный состав росписи, повторенной в стенописи 1643 г., которая и дошла до нашего времени. Исследователи находят в живописной системе росписи Успенского собора 1513–1515 гг. влияние иосифлянской идеологии. В 1517/18 г. начали расписывать церковь Михаила Архангела в Чудовом монастыре, а в августе 1520 г. — паперть у Благовещения[819].
В Москве церковное строительство не прекращалось до 1521 г. В сентябре 1514 г. завершена была церковь «Всех святых на берегу». Упоминавшаяся уже церковь Усекновения Иоанна Предтечи освящена была 29 августа 1515 г. На празднестве освящения церкви Благовещения в Воронцове 29 ноября 1515 г. присутствовал сам Василий III с Соломонией. В том же году надстроена была церковь Рождества богородицы на великокняжеском дворе в Кремле (нижняя церковь получила тогда название Воскресение Лазаря)[820].