А в России быть президентом — это очень хлопотно, и даже денег не наворуешь как следует, потому что очень уж должность заметная — воровать лучше на тихой какой-нибудь таможне.
Хотя понятно, конечно, что, раз уж ты стал Президентом, то строчка про тебя в грядущем учебнике истории уже считай обеспечена, если, конечно, к тому времени ещё останется какая-нибудь история. Но ведь всем хочется абзац, а лучше бы главу, чтобы ученики проходили её целую четверть, а потом непременно сдавали по ней государственный экзамен. Но даже и на абзац пока никак не набирается. Не про вертикаль же власти туда писать?
Ну, разорил там Гусинского, Березовского и Ходорковского. Но как-то совсем не до конца разорил, а половина вообще разбежалась. Ну посадил писателя Лимонова в тюрьму, да тут же выпустил. Войну не то выиграл, не то проиграл, непонятно. Как-то всё ни то ни сё. Бород не нарубил, курить табак всех не заставил, и никого совсем не завоевал — ну хотя бы Монголию, что ли.
Как-то всё уныло. Чахнут ремёсла, вяло гниют искусства, и печально цветёт одна лишь последняя осенняя педерастия.
Остановит ли хрустальное свое яйцо путешественник во времени, пролетая мимо две тысячи третьего года? Хуй он его остановит, проскочит дальше — в тридцать седьмой куда-нибудь или в восемьсот двенадцатый.
Когда от нас ушли Коммунисты
Когда от нас уходили Коммунисты, они остановили часы на Спасской башне, и всё вокруг окаменело.
И Коммунисты вошли мимо каменных солдат в Мавзолей и разбили Гроб Хрустальный. Они сняли с Ленина голову, вытрясли из неё ненужную солому и набили мозгами из свежих отрубей с иголками. Они вырезали ножницами дыру в чорном его пиджаке и поместили внутрь алое кумачовое сердце. И сердце забилось, и встал Ленин, и поднесли ему Смелость в бутылочке. Выпил Ленин Смелость и тут же стал как прежде приплясывать на мягких соломенных ножках и подмигивать сразу двумя нарисованными на голове глазами.
После этого вышли Коммунисты с Лениным под мышкой из Мавзолея и свистнули в два пальца. И вывел им Голый Мальчик из-за гума четырёх Красных Коней. Вскочили Коммунисты в сёдла, достали из подсумков пыльные шлемы ещё с египетских времён, и медленным шагом пошли их кони навстречу красному не нашему солнцу в полнеба.
И тогда забили барабаны, и посередине реки Яик всплыл на минуту набитый раками Чапай, и в Трансиль-вании заскрежетал в могиле зубами товарищ Янош Кадар, и обнялись в земле Николае и Елена Чаушеску. И Лев Давидович Троцкий зашарил рукой в истлевшем фобу в поисках пенсне, но пенсне, конечно, пожалели сволочи в фоб положить, и он затих уже навсегда. И выкопались из земли Валя Котик, и Зина Портнова, и Павлик Морозов, и Володя Дубинин, и отдали последний пионерский салют. И молча встали Алексей Стаханов и Паша Ангелина, Сакко и Ванцетти, Че Гевара и Пафис Лумумба, и все те, кого вы, суки, забыли или даже никогда не слышали. И одновременно сели в своих американских кроватях и закричали толстая чорная Анжела Дэвис и навсегда голодный дедушка Хайдер.
А Коммунисты уходили всё дальше и дальше: мимо каменной очереди в Макдональдс и каменной ссущей за углом бляди, пока не превратились в точки. И погасла навсегда Красная Звезда, с которой они прилетели много тысяч лет назад, чтобы сделать нас счастливыми.
И снова пошли часы на Спасской башне, и мы тоже пошли дальше, шмыгая носом.
И нихуя мы ничего не заметили и не поняли.
Что не будет уже Будущего, и никогда уже не дадут нам каждому по потребности, и не построят нам висячих Дворцов и самодвижущих дорог, не проведут к нам в кухню пищепровод, и никого из наших знакомых никогда уже не назовут Дар Ветер. Что и мы, и дети наши, и праправнуки так и будем вечно пять дней в неделю ходить на работу, два дня растить чорную редьку, потом на пенсию, потом сдохнем.
А не нужно было тогда, когда счастье было ещё возможно, пиздить на заводе детали и перебрасывать через забор рулон рубероида, строить в сарае самогонный аппарат и слушать чужое радио. Тогда не обиделись бы Коммунисты и не ушли бы от нас.
Просрали, всё просрали, долбоёбы.
Неприятные пьесы
Пуппеншпилер и Ученица
Пуппеншпилер. Известно ли тебе, милая Ученица, что к каждой падшей женщине рано или поздно обязательно приходит Человек С Каменным Хуем? Поступь его тяжела, как у водопроводчика, лицо его покрыто трещинами, в глазах его гноится лёд. Он входит ночью в дом и стоит в прихожей, как чурбан, пока не стукнут два раза его Каменные Яйца и не заскрипит, поднимаясь, его Каменный Хуй. И тогда он чугунной поступью входит в спальню женщины, срывает с неё одеяло и вставляет свой мёртвый Каменный Хуй в её живую и теплую пиз-ду. И женщина в ужасе просыпается от того, что внутри неё растёт огромная холодная пустота. Женщина хочет закричать, но Каменный Хуй замораживает ей изнутри сердце, и она не может издать ни звука, и лишь ногти её ломаются о бесчувственную спину Человека С Каменным Хуем. И когда Каменный Хуй взрывается внутри ледяной пустоты миллионом каменных иголок, женщина теряет сознание. А когда она приходит в себя, Человека С Каменным Хуем уже нет, тикают часы, и в окно светит фонарь. Женщина протягивает окровавленную руку к своему животу — а пизда у неё КАМЕННАЯ.
Ученица. Мы ебаться будем?
Пуппеншпилер. Да, обязательно. Но знаешь ли ты, милая Ученица, что на острове Суматра водятся жёлтые макаки, которых аборигены называют на своём наречии бананоёбами? Эти макаки знамениты тем, что ебут бананы, погружая их на три четверти себе в жопу. Беда же состоит в том, что экономика острова Суматра, а также благосостояние туземцев зависят именно от экспорта бананов. Макаки же выбирают самые лучшие бананы, при этом говно их отличается крайней едкостью, и после использования ими бананов последние годятся исключительно на корм домашнему скоту, из которого на Суматре, как известно, водятся только игуаны, мясо которых, в свою очередь, отличается неприятным мускусным привкусом. 'Туземные фермеры пытались бороться с этим пагубным пристрастием макак, смазывая наиболее привлекательные бананы перцем и горчицей. Но когда выяснилось, что одна взбешённая макака-бананоёб может легко покрыть' жидким калом до семи пальм, эту практику прекратили. Ещё более проблему осложняет то, что жёлтая макака считается у местных жителей священным животным и отцом нации, поэтому об её уничтожении не может быть и речи.
Ученица. Засунь мне палец в пизду.
Пуппеншпилер. Так хорошо?
Ученица. Да, спасибо.
Пуппеншпилер.И тут, если рассмотреть проблему внимательнее, возникает любопытнейший вопрос: так кто же кого ебёт? Бананы ебут макак или же макаки ебут бананы? Подходя к проблеме формально, можно подумать, что именно бананы ебут макак, так как это они погружаются к ним в жопу, а не наоборот. Но правильный ответ нужно искать вовсе не здесь: в действительности, бананы ебут туземцев. Это всегда очень важно: проследить цепочку ебущих и ебимых и вовремя обнаружить в конце этой цепочки самого себя. В момент безмятежного счастья вздрогнуть, прислушаться и воскликнуть: «Кажется, меня кто-то ебёт!»
Пуппеншпилер замолкает и задумчиво чешет яйцо.
Ученица достаёт из шкафа картонную коробку из-под зимних сапог и укладывает туда Пуппеншпилера.
Ученица. Хуй пососать?
Пуппеншпилер. Разумеется.
Засыпает. Ученица накидывает халат и долго рассматривает свой глаз в маленьком зеркале, подняв пальцем верхнее веко. Потом встаёт, потягивается и нюхает коробку с Пуппеншпилером, морщится, приносит из кухни полиэтиленовый пакет, вытряхивает туда из коробки спящего Пуппеншпилера, завязывает пакет узлом и выбрасывает в мусорное ведро. Раздаётся звонок в дверь. Ученица открывает, входит Человек С Каменным Хуем.
Человек С Каменным Хуем. Что это воняет?
Ученица. Мусор. Мусор воняет. В мусорном ведре. Которое я тебя ещё утром просила вынести. Милый.
Пельмени
Дочь входит в квартиру, принюхивается.
Дочь (рыдающим голосом). Мама! Ну вы опять за старое! Что это вы готовите?
Мать (торопливо что-то жуёт, громко чавкая). Хуху-хум.
Дочь. Пельмени! Мама!!! Там же углеводы! Жиры, белки и аминокислоты!
Включает компьютер. На экране желудочно-кишечный тракт.
Дочь. Вот смотри: пережёванная пища попадает в желудок (на экране — булькающая в желудке отвратительная масса), проходит через кишечник, и получается вот ЭТО.
Мать. ИЫК! (Тошнит прямо в пельмени.)
Дочь (радостно). Вот видишь!
Выбрасывает кастрюлю с пельменями в мусорное ведро и открывает шкаф. Весь шкаф забит зубной пастой. Дочь берёт два тюбика и выдавливает в тарелки.
Дочь. Здоровые дёсны — раз, здоровые зубы — два и стройная фигура — три!
С аппетитом едят.
Мать (облизывая белым языком ложку). Ша-шам.
Дочь. Правильно! И великолепный мятный вкус! (Берёт с полки бутылку шампуня.)
