– Нет. – Она подошла к стоящей перед ним подставке, держа голову высоко и глядя ему в лицо с вызовом: ну что ж, смейся надо мной, смотри на меня сверху вниз. – Вы удивлены, не так ли? Что я пошла на такую дьявольскую сделку?
Зак медленно выпрямился. В тусклом свете лампы трудно было разглядеть его лицо.
– Вы могли с ним развестись. Может, это отразилось бы на вашей репутации, но так было бы лучше.
Эммануэль отрицательно покачала головой:
– Это не для меня.
– Потому что вы католичка?
– Я потеряла бы Доминика. По закону дети принадлежат их отцу. Семья Бове забрала бы его у меня. Я пойду на все, смирюсь со всем, лишь бы мне оставили моего сына. – Она помолчала, обдумывая то, что сказала. – Знаете, что говорят? Если в семейном шкафу хорошенько поискать скелет, то его обязательно найдешь. – Она сделала быстрый вдох. – Теперь вы, наверное, думаете, что у меня были основания для убийства Клер?
– Да.
Налетевший порыв ветра взметнул ветки оливковых и банановых деревьев в саду. Входная дверь, скрипнув петлями, ударила о раму. Эммануэль хотела было закрыть дверь на засов, но остановилась, взявшись за край панели и глядя на срывающиеся с края крыши струи дождя.
– Поначалу я была очень сердита на Клер, – произнесла она через несколько секунд, – но я не могла ее винить. Ей было всего восемнадцать. И она знала правду о том, как мы живем с Филиппом. Антуан проболтался, когда был пьян. Она думала, что мне это безразлично.
– А вам было не все равно?
Эммануэль пожала плечами:
– Не очень. Но определенно не настолько, чтобы убить ее и Филиппа. – Он поглядела на майора через плечо. – Вы ведь об этом подумали, не так ли? Что это я сообщила о миссии Филиппа и отравила Клер?
– Это было бы похоже на правду, если бы не смерть Генри Сантера.
Эммануэль резко повернулась.
– Возможно, у меня была еще одна причина убить Генри. Об этом пока не знает никто.
Зак сделал шаг вперед.
– Но как тогда вы пронесли на кладбище арбалет? – спросил он, наклоняясь ближе. Его глаза светились юмором, а складки у рта стали глубже. – Я слышал, что некоторые южные дамы прячут под юбками серебряные ложки, но арбалет, я думаю, утаить нелегко.
– Я могла укрыть его где-нибудь среди склепов.
– К чему такие сложности? Почему бы не отравить и Генри? Или воткнуть нож? Для вас это было бы нетрудно. Вы-то знаете, куда лучше всего воткнуть лезвие.
– Если уж зашла об этом речь, – произнесла Эммануэль, – то почему бы мне было не убить таким же способом Филиппа?
Он мягко отвел волосы с ее лица.
– Именно из-за него вы не вернулись в Париж, чтобы получить образование доктора?
Его слова звучали тихо и нежно, а прикосновения ласкали ее.
– Да, – произнесла она внезапно дрогнувшим голосом. – Всю свою жизнь я только и мечтала об этом. Но когда встретила Филиппа, то не могла думать ни о чем, кроме него. – На ее губах появилась печальная улыбка. – Я боялась расстаться с ним.
– И потому вы решили не учиться дальше. – Он тронул ее волосы, рассыпавшиеся пышным каскадом по плечам. Эммануэль чувствовала тепло его тела. Ее охватило желание.
– Вы бросили ради него свою мечту. Тем не менее он ничего вам не дал.
– Это еще одна причина, чтобы убить его, не так ли? – Наступила неловкая пауза, тишину нарушали лишь звуки дождя. Ванную неярко освещала газовая лампа. Протянув руку, Эммануэль дотронулась до его пальцев и мягко вздохнула.
– Скажите мне, месье, – произнесла она грудным шепотом, – вы верите в то, что я убийца, и, несмотря на это, хотите меня? Как мужчина желает женщину?
Он повернул руку и накрыл ладонью ее грудь. Эммануэль задрожала.
– Не знаю, – произнес Зак; его поблескивающие глаза стали безумными. – Но я действительно хочу.
Он замялся всего на секунду, ожидая, отодвинется ли она, воспротивится ли тому, что может произойти. Но Эммануэль покорно подставила губы.
Этот поцелуй был грубым и жадным, полным желания и необузданной страсти. Она нежно ласкала его обнаженную грудь. Затем ее руки обвились вокруг его шеи. Изогнувшись, Эммануэль закинула ногу ему на спину. Твердой мужской рукой он дотронулся до ее бедра и проскользнул под тонкую ткань пеньюара. От нежных прикосновений у нее перехватило дыхание. Эммануэль начала жадно, как рыба, хватать воздух. Наклонив голову, она проникла языком в его рот, втянула его губы – и услышала низкий стон животного желания, который вырывался из его груди.
Казалось, его руки были везде: стягивали пеньюар, ласкали ее грудь, скользя по изгибу бедер и зажигая плоть огнем. От ненасытного желания она почти лишилась дыхания. Ее волновал запах его сильного мужского тела. Эммануэль захотелось ощутить на себе его вес, почувствовать, как он будет проникать внутрь ее, заполняя интимные места тела.
Зак поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Его грудь колыхалась от быстрого, возбужденного дыхания.
– Ты думаешь, не стоит этого делать? – произнес он хриплым от желания голосом.
– Нам нужно остановиться, – прошептала она.
Странная, горькая улыбка исказила его губы. Зак прикоснулся ладонью к ее щеке.
– Возможно, ты права. – Он погладил щеку рукой, превращая прикосновение в ласку.
– В комнате Филиппа есть его одежда. Надо пройти через боковую дверь, – произнесла она, отступая от него на шаг – подальше от этих опасных прикосновений и соблазнительной близости сильного мужского тела. – Ты найдешь там все, что нужно.
Она открыла дверь – и легкий порыв уже утихающей бури взметнул край ее пеньюара, заставив спешно схватиться за ткань руками.
– Эммануэль! – Зак решительно шагнул вперед.
Но она уже бежала; ее босые ноги скользили по влажному полу галереи, а ветер трепал непричесанные волосы.
Зак застыл в открытых дверях. Влажная ночная прохлада приятно ласкала кожу. Зак с силой втянул в легкие очищенный дождем воздух. Его сердце все еще сильно билось от первобытного мужского желания. Ему так хотелось броситься следом, прижать Эммануэль к своему сильному телу и немедленно взять ее. Но он сделал долгий, полный разочарования выдох и пошел в комнату Филиппа.
Взяв масляную лампу, Зак повернул ручку и распахнул стеклянную дверь. Филипп де Бове умер всего несколько месяцев, но в его комнате уже царило запустение. В воздухе перемешались едва ощутимые запахи пыли, табака и кожи.
Помещение было небольшим и разумно спланированным. Пол покрывали широкие доски из кипариса, на которые постелили летние соломенные коврики. Для обогрева был сооружен простой камин. В других особняках подобная комнатка предназначалась бы рабам или взрослеющим сыновьям. Но и этому скромному помещению Филипп смог придать элегантный вид, поместив здесь кровать из тонких кедровых досок и высокие шкафы, набитые книгами в кожаных переплетах. Побеленные стены украшали весьма искусно подобранные картины в фигурно вырезанных позолоченных рамах. На стоящем у окна столе, выполненном в стиле времен Регентства, стоял хрустальный графин с бренди. Зак направился в ближний левый угол – к высокому шкафу из кедра. Повернув ключ, он открыл дверцу…
