Вокруг не было деревень, только несколько крытых соломой рыбацких домиков и крошечная пивная, где подавали превосходный сидр.
Диана иногда заходила туда днем после купания и сидела на грубой дубовой скамье с огромной оловянной кружкой в руке.
Том Брум, который содержал «Древнего мореплавателя», был огромным мужчиной необычайной физической силы, бывший рыбак, потом он стал боксером, очень известным, нагонявшим страх, прославившимся своей жестокостью. Но женитьба смягчила его. Теперь он был нежным отцом, привязанным к своим детям, которые обожали его. Когда Диана впервые встретила его жену, она пришла в восторг: миссис Брум была такой маленькой и миниатюрной, что, будь она на несколько дюймов ниже, ее уже можно было считать карликом. Она была идеально сложена, а в молодости была, видимо, чрезвычайно привлекательной. И вполне понятно, что Том увлекся ею.
Она была очень хрупкой и едва доставала ему до локтя, и когда шли рядом, представляли собой несколько комичную пару. Но Том ужасно ее боялся, она командовала — он подчинялся. Если он спорил или медлил с выполнением поручений, она набрасывалась на него как маленький глупый щенок, и Том стыдливо извинялся и исполнял ее волю.
Оба их сына были похожи на отца: широкоплечие, крупные, обещали вырасти в красивых мужчин. Их мать была очень горда ими, Том любил и дочь — крошечное существо, в свои пять лет она спала в колыбели и целый день весело и радостно танцевала по всему дому как фея.
— Она очаровательна, Том, — говорила ему Диана, когда голубые глазенки поглядывали на нее робко сквозь туман вьющихся светло-пепельных волос. — Через пару лет тебе палкой придется отгонять от нее ухажеров!
Том смеялся громким, гордым, заразительным смехом.
— Ее мать проследит за этим, уж будьте уверены, — говорил он. — Она строит для детей такие планы, которые Бог знает сколько стоят и разорят нас. Она хочет, чтобы Билли был военным моряком, Роланд пошел в Торговый флот, а для Дженни, что бы вы подумали, она хочет для Дженни?
— Даже представить себе не могу, — отвечала Диана. — Скажите мне.
— Она должна пойти в пансион, как настоящая леди, — проговорил Том значительно. — Вы представляете?
— Я думаю, миссис Брум очень мудрая женщина, — ответила Диана.
— Это уж точно, — согласился Том. — Вы даже себе не можете представить, насколько она честолюбива. Как-то однажды она решила, что я должен быть в Совете Графства — это я-то! — Его смех отразился эхом от потолочных балок. — Вы представляете меня, всего разряженного, сидящего с этими серьезными людьми?
В этот момент, заинтересованная причиной веселья мужа, миссис Брум выглянула из люка.
— А, добрый день, миледи, — произнесла она торопливо, когда увидела Диану, сдерживая слова, готовые сорваться для Тома.
— Я слушала рассказ о вашей семье, — проговорила Диана, улыбаясь. — Так Дженни должна будет отправиться в пансион?
— Это еще через несколько лет, миледи. Мальчики первые нас покинут. — Тень промелькнула на ее лице. — Мне очень хочется показать вам их последнюю фотографию.
— О, да, пожалуйста, — попросила ее Диана, и миссис Брум исчезла.
Через секунду она вошла в дверь, неся фотографию двух мальчиков. Они были поставлены в неловких позах, с застывшими, серьезными лицами, чистенькие и аккуратные. Диана с трудом могла узнать двух веселых детей, играющих на улице с взъерошенными волосами, грязными лицами и штанами, босыми ногами и такими симпатичными, что были достойны кисти художника.
— Правда, они здесь хорошо выглядят? — проговорила она с гордостью, показывая на фотографию. — Увы! Они не могут долго быть такими. Вы посмотрите сейчас на этих шалопаев!
— Они выглядят такими здоровыми и счастливыми! Я бы за них не беспокоилась, — ответила Диана.
— Вот и я говорю то же самое, — проревел Том. — Они не болели ни одного дня, а это лучше, чем любая модная одежда — а, мамочка?
Миссис Брум улыбнулась, было очевидно, что одним из ее честолюбивых желаний было иметь образцовых детей по типу молодого лорда Фонтлероя. Она поспешила к двери, выходящей на улицу.
— Билли! Роланд! — позвала она. — Ну-ка, идите сюда сейчас же. Идите и умойтесь, грязные мальчишки! Не представляю, как можно так измазаться. А я целый день только и стираю вашу одежду. Мне стыдно за вас обоих, ну-ка, пошли со мной.
Мальчики робко повиновались.
— Она прекрасная женщина, — проговорил Том, когда его жена исчезла в доме, все еще ругаясь на детей. — Она работает не жалея себя и все для детей. Она немного с причудами, но они не обращают на это внимания, слава Богу, зная, что она сделает для них все, что сможет в любое время, а это самое главное, правда? Лучше быть любимым, не так ли?
— Вы совершенно правы, — согласилась Диана.
Когда физически Диана почувствовала себя лучше, она критически подошла к себе и поняла: что бы ни случилось с ней в жизни, как бы она ни скучала по Элен, как бы ни хотела помириться с Яном, она не должна падать духом.
Жизнь продолжается, даже если случилось горе и были большие неприятности. Ей казалось, что в ней живет маленькая частичка, все остальное поделено между Ронсой и могилой в Кенсал Грин, где лежала Элен.
Диана, которая всегда презирала слабость, поняла, что сейчас это делает ее жалкой и вызывает презрение у себя самой.
— Где же моя гордость? И мужество? — спрашивала она себя. — Я считала, что у меня всегда присутствовали эти качества.
Но, столкнувшись с реальностью, оказалась не настолько стойкой, как она себе это представляла.
Она никогда не задумывалась, что рискует жизнью, мчась верхом на коне или в машине, участвуя в увеселительных гонках, порой опасных, но однажды придется столкнуться с тем, что не можешь получить то, ради чего стоило жить!
Было легко казаться гордой, верить, что ты все можешь, но очень трудно, оказывается, столкнуться с жизнью, она порой очень ранит.
Диана знала, что действительно обладает мужеством и гордостью и, пройдя через испытания страданием, закалилась.
Глава 23
Диана возвратилась в Лондон за несколько дней до того, как ее родители высадились в Саусгэмптоне, и опять вернулась к светской жизни. Ее друзья постепенно прибывали домой с Ривьеры, из Шотландии, отовсюду, где проводили свой отдых.
Большинство из них почувствовали перемены, произошедшие с Дианой, хотя не могли понять их причины или объяснить их. Она не стала менее прекрасной, но появилась мягкость в лице, которой не было прежде, а ее манеры и поведение стали менее вызывающими, менее повелительными. Она стала более терпимой, менее раздражительной, когда ей не удавалось настоять на своем, хотя поначалу это было трудно заметить, но, оценив это, ее друзья стали относиться к ней с еще более глубокой симпатией, чем просто привязанность, которую они испытывали прежде.
